— Бежим! — дико визжит Старший, дергая Младшего за плечо.
Младший стоит, пригвожденный к месту не то ужасом, не то чем похуже.
Тварь медленно раскрывает кожистые крылья и огромным прыжком оказывается совсем рядом. И тут Младший срывается с места. Тварь снова подскакивает и летит в медленном длинном прыжке на раскинутых крыльях.
— В лес! — тащит Младшего Старший. Тварь длинными прыжками неспешно преследует, явно не опасаясь упустить. И Старший это понимает, и начинает от ужаса реветь в голос, а за ним и Младший.
Свист.
Тварь замерла, резко дернув шеей. Братья, задыхаясь, вбежали в лес и остановились, прячась за деревьями.
На поляне стоит человек. Смуглый, некрасивый, скуластый, с рыжими волосами, стянутыми в хвост на макушке. От него веет грубой силой и опасностью. Старшему подумалось, что он должен пахнуть чесноком и железом.
В руке у человека короткий лук, а у твари в основании шеи торчит стрела, из-под которой ползет красно-лиловая кровь.
— Иди сюда, — хрипло хмыкает человек.
Тварь не спешит. Она явно понимает опасность. Но уйти не получится, стрела догонит. И тогда она резким прыжком взлетает вверх и бросается на человека, выпуская из концов коротких крыльев длинные желтые когти.
Старший закрывает глаза. Только бы его, этого человека не убили! Только бы не...!
Младший стоит, заворожено распахнув глаза.
Человек не может так быстро двигаться! Просто не может!
Когда все вдруг кончается, человек встает и смотрит прямо на них. Он их видит! Видит! Но Дневные не могут видеть Ночных, если те не будут шевелиться!
— Дуйте отсюда, огольцы, — смеется он щербатым ртом. Он не просто некрасив, он уродлив — его лицо криво стянуто старым шрамом, а бесцветные брови делают его еще более отталкивающим. — Не ваше время. И место дурное — тут у инхья целый выводок. Им кормить детенышей надо, — снова ржет он. — Мальцами Ночными. Валите отсюда, засранцы!
Мальчики переглянулись и побежали к холму.
— Что делать-то будем? — шепчет Младший.
— Зады заголять, — слышится голос совсем рядом. Душа так не уходила в пятки даже там, на поляне. — За мной, — приказывает отец. Он стоит на солнце, словно совсем не замечая его ослепительного блеска и жара, за его спиной маячит бледная до обморока стража.
Привычный прохладный сумрак подземелий был бы, наверное, приятен и мил, если бы не предвкушение наказания. Даже голова кружится и в животе погано холодеет и урчит.
В малом кабинете отец садится в кресло. Братья стараются не смотреть ему в лицо. Пока шли по коридорам, кругом стояла такая необычная тишина, что понятно было — тут пронеслась страшная гроза.
— Ну, кто вас выпустил?
Спокойно так говорит. Настолько спокойно, что душа холодной змейкой уползает в пятки.
— Кого мне в Провал спускать?
Провал! У Старшего мгновенно встает перед глазами серая паутинистая тварь. Чуждый разум, бесстрастная смерть. В Провале тоже твари, может, с такими же глазами... и человек там, рыжий, некрасивый, и ничего не может сделать, и они... дальше воображение отказывалось рисовать.
— Не надо..., — еле слышно выдыхает Старший. — Никто, это я...
Широкие брови отца сходятся над переносицей.
— Ты, значит? В Провал я, конечно, тебя не спущу, ты наследник престола, но за вранье выпорю сильнее, чем задумывал.
— Но я не вру! — детское возмущение пересиливает страх — Не вру! Это правда!
— Мальчик, — отец встает и наклоняется к самому лицу Старшего. — Дверь была Запечатана. Слова ты не знал. Значит, тебе его сказали. Значит, вас кто-то выпустил. Наружу. Днем. Одних. Значит, кто-то хотел вас погубить. Кто? Отвечай!
— Но это же правда я! — уже кричит Старший.
— Это был человек Тэриньяльтов? Или кто?
— Я, я это был! Это правда! Я просто очень хотел! И стража нас не заметила, они не виноваты! И слово я услышал, это правда, да, да! Да!
— Папа, он не врет, это правда! — не выдерживает Младший.
Отец долгим взглядом смотрит в глаза Старшему.
— Я мог бы заставить тебя говорить под заклятием, — говорит он негромко, наконец. — Но не буду. Повтори, как ты это сделал.
Как повторить? Тогда был азарт, тогда мысли и слова сами выстроились в нужную цепочку. А сейчас страшно, в голове каша жуткая, как, как вспомнить?
— Я... не могу, папа! Не сейчас! Сейчас, — у него дрожат губы и слезы сами начинают катиться по щекам, — все так в голове кружится, кружится. Я ничего поймать не могу!
— Думай. Выбора у тебя нет. Вспоминай. Иначе я решу, что ты врешь, — снова садится отец.
Ну как же можно так не верить! Как! Обида заполняет горло, горча на языке.
— Я просто сделал как в сказке... из меня словно само потянулось. Ну, голова кружилась, запыхался, а так вот вышло...
Отец долго молчал. Потом хмыкнул.
— Так просто. Бывает... Хорошо же. А теперь — кто зачинщик?
Старший снова, уже зло поднимает голову.
— Я. Я старший. Мне и отвечать.
— Это хорошо. Короли всегда должны отвечать за свои поступки, даже собственной задницей.
— Нет, я, я его подбил! — спохватывается Младший. Ему очень жалко брата — и потому, что ведь и правда оба виноваты, и что отец не поверил, и вообще...
— Значит, и ты получишь. Хорошо, что не пытался братом прикрыться, но за ослушание выдеру все равно. Обоих. Получите поровну. Идите, готовьтесь. Королевским детям орать и плакать неприлично будет.
Оба неуклюже кланяются и, толкаясь в дверях, выбираются в коридор.
Мужчина остается один.
Женщина возникает словно из пустоты. При взгляде на нее сразу понятно, что Старший пошел в ее породу, хотя ее черты правильнее и мягче, чем у сына.
— Если ты хочешь упросить, чтобы я их не порол — не выйдет, — сразу говорит мужчина.
— Да нет, — невесело смеется женщина, — отодрать их как следует не помешает. Я о другом. Старшего надо учить.
Отец молча кивает, прикусив нижнюю губу.
— Надо. Надо. Чародей на престоле... Да, такого давно не было.
— Такого никогда не было.
Мужчина поднимает тревожный взгляд.
— И что из этого выйдет?
— Что выйдет — то и выйдет.
Оба долго молчат, потом женщина судорожно вздыхает.
— Я сейчас представила, что с ними могло случиться. Я не хочу об этом думать.
Мужчина обнимает женщину. Долго стоят молча.
— Они растут. Скоро мы совсем уже ничего не сможем сделать...
Глава 2
Ирвадья вернулся к месту позавчерашней охоты. Где один инхья, там ищи гнездо. Пока твари мелкие, еще ничего, а вот подрастут — выжрут все в округе, а потом, глядишь, начнут охотиться по окраинам леса.
На сей раз он уже знал, как снарядиться. Знал, что и как искать. Дело будет опасное, но прибыльное. За убитого инхья платят золотом, а что найдешь в гнезде, то твое по закону.
Он осторожно вышел на поляну. Отсюда и начнется поиск.
— Тешийя, — шепнул он сидевшему на плече ворону. Птица молча взмыла вверх, осматривая окрестности.
На камнях у воды что-то ярко блеснуло. Ирвадья сторожко приблизился и поднял с камней щиток лучника. Вещь была замечательная. Затейливый узор наверняка хранил магические заклинания. Ирвадья знал про такие вещи. Купить такое можно только очень задорого в больших городах, а сами Ночные такого никогда и нипочем не продадут. Поверье у них какое-то, говорят, есть на этот счет. Но могут подарить или обменять. Что это работа Ночных, он даже не сомневался, и почему она здесь — тоже понимал. Видать, мальцы были непростого рода. Он усмехнулся, приладил щиток на левую руку и поклонился в сторону холмов. А потом стал выискивать след твари.
В харчевне народу было много. Приближалась середина лета, стало быть, семь дней и ночей у сторожевых холмов будет Торжище. Дневные привезут зерно из Восточной четверти, вино, шелк и хлопок из Южной, сушеные и свежие фрукты из Западной, морские диковины, янтарь и жемчуг из Северной. И все это будет обмениваться на лунное зерно и целебные травы, красивые кубки и узорчатые шерстяные ткани, сотканные из тончайшего руна лунных овец, украшения и изысканное оружие. Да много что еще можно будет выменять или купить на Торжище.
Здесь, у самых Холмов, даже и не в пору Торжища приезжих хватает. Кто приезжает скупать у охотников все, что можно взять с тварей — а взять можно и шкуры, и когти, и кровь, и много что еще. Тянет этих сюда... как мух на дерьмо, думал Ирвадья.
Ирвадья в этой харчевне был завсегдатаем, причем уважаемым. Потому ни вида своего, ни запаха не стеснялся. А кровь инхья воняет преизрядно, но кому не нравится — дверь открыта, а он тут по праву. Ирвадья уселся на свободное местечко на лавке у стены, ожидая полового. Парнишка быстро подлетел, спросил — как обычно? Получил в ответ кивок и медную монетку за расторопность.
Ожидая жаркого, Ирвадья рассеянным взглядом обводил посетителей. Знакомых много. И местных, и приезжих — год от года сюда тянутся. Он уже знал, кому что надо, на ком и на чем удастся подзаработать. Усмехнулся, невольно поглаживая щиток лучника. Вещь! На этой охоте он не сделал ни одного промаха — понятно, какое заклятье было на этой замечательной штуке, хотя он и прежде был хорошим стрелком.
Парнишка поставил на стол большую кружку пива и деревянное блюдо с мясом и печеными овощами. Ирвадья расплатился и спокойно принялся за еду, выискивая взглядом возможного покупателя на тушу инхья и восемь яиц из кладки. Впрочем, тут не пристроит, отвезет в город перекупщику, он точно возьмет. Правда, перепродаст втридорога, сука... Впрочем, каждый живет как может.
— Эгм... сударь?
Ирвадья поднял взгляд. Опираясь обеими руками на стол над ним нависал крупный мужик с бегающим взглядом. Ирвадья такую породу недолюбливал — жулье, видно же.
— Могу сесть?
— Садись, не просидишь.
Мужик сел. Ирвадья перехватил его взгляд и внутренне ухмыльнулся. Тот смотрел на щиток лучника.
— Это от Ночных? — напрямую спросил мужик.
Ирвадья молча кивнул.