— Откуда ты знаешь? Ведь она видит нас, ты не могла к ней зайти незаметно.
Девушка засмеялась.
— Так можно и в дырочку посмотреть!
— Так, значит, дырочка есть? И где же?
— Не скажу, господин! — засмеялась девушка.
— Значит, и за мной подсматриваешь?
— А как же, господин! Уж есть на что посмотреть! — девушка попыталась было сесть на подлокотник кресла, но принц мягко, но решительно отстранил ее. Девушка фыркнула.
— Мне рассказывали девушки Нежной Госпожи, что она была такая грязная, эта Дневная. Как только они живут в такой грязи?
— Если бы тебя преследовали, ты тоже была бы не слишком чистой, — хмыкнул принц, беря кубок и снова обращаясь к книге. — Хорошо сварено. Как я люблю.
— Я знаю, как вы любите, господин, — улыбнулась девушка.
— Как я люблю, я и сам не знаю, — принц перевернул страницу. — Она что-нибудь ела? Пила?
— Да. А вот мне рассказывали, что в покоях Нежной Госпожи она боялась прикоснуться к еде и питью, словно боялась отравы. Сидела, смотрела, а затем вдруг набросилась на еду, как голодный пес. Никакого в них нет изящества!
— Посмотрел бы я на тебя после нескольких дней голодовки, — пожал плечами принц. — И ей, наверное, действительно нечего терять. Ведь Дневные считают, что если выпить нашего питья или отведать нашей еды, то тогда забудешь все и не сможешь никогда покинуть Холмы...
— И откуда вы все знаете? — промурлыкала девушка.
— Умных книжек много читал и с умными людьми говорил, — ответил принц. И еще подумал, что служанки наверняка все рассказывают матери. Ну, и ладно. Скрывать нечего. А про действительно важные дела он с женщинами не говорит.
— Так что ты говоришь, она сейчас делает?
— Она сидит на постели и словно чего-то ждет.
Принц усмехнулся, перелистнул страницу, отпил еще вина. Вздохнул.
— Она думает, что ей придется спать со мной. Очень этого боится, но деваться ей некуда. Сидит и ждет.
— А вы разве не придете к ней?
Принц поднял взгляд, покрутил бокал в тонких пальцах. Отпил, глядя на девушку поверх края бокала.
— Не приду. Я был с ней ласков, чтобы она успокоилась. А ты — да и она, видимо, как и все женщины, истолковала все навыворот.
Служанка фыркнула.
— Так она там будет сидеть невесть сколько!
— Устанет и уснет. Вот тогда меня и позовешь.
— Так вы ее сонную хотите...?
— Такого даже враги обо мне никогда не говорили, — нехорошо посмотрел на девушку принц, и служанка закрыла лицо руками от страха, поняв, что переступила черту. — Не твое дело, зачем мне это нужно. Но когда она уснет, ты скажешь. И прикажи послать за Науриньей. Если он сейчас свободен — пусть пожалует ко мне, я очень жду его. Ступай.
Когда служанка ушла, принц отложил книгу и откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову. Сказал слово, и одна из стен стала прозрачной. Но никто снаружи этого не увидел бы. Разве что этот человек знал бы, как отпереть Холм, но из Дневных этого никто не знает, а из Ночных — не посмеет. Разве что сам принц пожелает, чтобы его увидели. Такое бывало. Дневные тогда говорят, что Холм открывается, и случайный наблюдатель может даже попасть внутрь. Правда, вряд ли его там приветят.
Снаружи угасал день. Только что прошел дождь, и лохматую тучу уносило к югу. Дневные сейчас отгоняют свой скот в загоны, запирают дома, покидают леса. Или, если ночь застала не под крышей, рисуют вокруг себя круг защиты и до утра трясутся, опасаясь Ночных. Лучше бы опасались ночных тварей.
А ночью пастухи выгонят на росу из Холмов и глубоких лощин белых красноухих коров, и выбегут на охрану белые псы, с ушами и глазами, горящими словно угли. Трава богата вокруг озер. А скот Ночных тоже не виден, если только не обратит на себя внимание случайно. И покажется тогда Дневному, что вот, не было никого вокруг озера, а теперь внезапно появились возле него и белые красноухие коровы, и кони лунной масти. И решит Дневной, что вышли они из озера. Так они, Дневные, и говорят, что Ночные ездят на водяных конях, и что коровы их живут на дне озера или реки. Любопытный народ эти Дневные. Слишком много столетий прошло после Завета на поле Энорэг, и братья-народы слишком разошлись, и уже боятся друг друга. Хотя короли каждый раз подтверждают Завет, когда восходят на престол. Он поморщился. В груди кольнуло.
«Зачем только я об этом подумал? Так мало осталось, так мало...»
В дверь тихо поскреблись.
— Да? — откликнулся принц.
В дверь сунулась служанка. На сей раз она была вся робость.
— Она спит, господин.
— А Науринья Прекрасный?
— Увы, господин. Он ушел к Провалу, повел своих учеников.
— Понял. Что же, попробую сам.
Принц кивнул, и отпустил девушку. Встал, стянул длинные волосы в хвост. Сбросил халат и оделся в домашние свободные длинные одежды. А потом сказал слово, и стена снова стала непрозрачной, а в другой стене открылся небольшой темный проем. Принц вошел туда, и стена за ним закрылась.
Женщина спала глубоким сном, свернувшись клубком под меховым одеялом. Принц сел рядом, склонил голову набок, разглядывая ее. Наверное, ей сейчас ничего не снилось или снилось что-то хорошее, потому, что лицо ее было спокойным.
— Милое лицо, — пробормотал под нос принц, как бывало всегда, когда он обдумывал какую-то задачу. — Даже по нашим меркам. Хотя ты смугловата, немая. Интересно, станет ли твоя кожа бледнее, если ты останешься здесь? — Он склонил голову в другую сторону. — Не помню цвета твоих глаз. Светлые, да, помню. Но какие именно... Волосы такие и у нас встречаются. Словом, будь ты побледнее, ничем бы не отличалась от нас, что лишь подтверждает, что мы одного корня... Впрочем, это сомнению и не подлежит.
Принц встал. Немного постоял, собираясь с мыслями.
— И что мне с тобой делать? — пробормотал он. — Вот зачем ты здесь? Чувствую не то чтобы беду, но какую-то перемену, а в Холмах перемена — считай, что беда... Жаль мне тебя.
Старший сел, задумался, закрыл глаза. И вдруг услышал голос. Дневная говорила во сне.
Сначала пробормотала что-то неразборчиво, а потом просто заорала:
— Не надо! Не надо! Убью! Уйдите — убью!!!
Старший заозирался — на такие вопли сейчас все сбегутся.
Женщина взвизгнула и проснулась.
Старший выдохнул, вытер мгновенно вспотевший лоб рукавом.
— Ну, ты и кричишь...Небось, служанка уже в дырочку смотрит, вдруг что интересненькое творится...
Женщина захлопала глазами, завертела головой.
— Да не ищи, я уже эту дырочку заткнул.
— Дырочку, — хрипловатым, непроснувшимся голосом проговорила женщина и вдруг расхохоталась. — Дырочку! Служанка! Ой, мама моя!
Старший оторопело смотрел на нее. Затем ему тоже стало смешно.
— Да вот. Подсматривала в дырочку, — он развел рукам. — Извини.
Она улыбалась, кутаясь в цветное одеяло. Старшему вдруг стало неловко — нехорошо вообще-то врываться в спальню к незнакомой женщине да еще и смущать ее своим присутствием, когда она не умыта и не одета.
— Прости, я не хотел тебя смущать, — пробормотал он и быстро ретировался. Женщина засмеялась ему вслед.
Принц выскочил, злой на себя, и на Дневную, и на родителей, и на брата, который сейчас наверняка обхаживает Асиль.
«Вот если кто-нибудь сейчас в дырочку подсмотрел, так весь Холм завтра хихикать надо мной будет...»
На слуг он тоже был зол. Заранее зол — а вдруг кто и правда в дырочку подсмотрел?
Встретились они с Дневной уже за столом, куда женщина вышла прибранная и одетая достойно, ибо Нежная Госпожа еще вчера прислала платья, украшения и всякие притирания и краски. Негоже Дневной, взятой под покровительство Лунным родом ходить оборванной побродяжкой, чтобы не было через это позора королевскому роду и Холмам.
Видимо, долгий сон и смех в конце концов приглушили ее страхи. По крайней мере, вела гостья себя куда свободнее и живее. Даже выглядела она сейчас куда моложе и свежее, чем в тот день, когда попала в Холмы. Скорее всего, она была ровесницей принцам или, может, чуть старше. Мать была права — рода она была не простого, потому, что манеры ее были изящны, и в платьях и украшениях она толк понимала. Она знала, что хороша собой и умела свою привлекательность показать лучшим образом. Старший даже заробел от такой перемены. Одно дело — испуганная затравленная беглянка, другое — женщина, знающая себе цену.
Прислуживавшие девушки смотрели на гостью искоса, потому что над такой гостьей насмехаться теперь уже никак не получится. А Старший никак не знал, с чего начать разговор. И потому начал как придется.
— Быстро же вы избавились от страха, госпожа. Три дня назад вы даже глоток воды боялись в Холмах выпить.
Женщина кивнула.
— Поначалу я и правда боялась. Говорят, что если выпьешь или съешь что-нибудь в Холмах, навсегда окажешься во власти Ночных. А потом, когда я успокоилась, я подумала — а что я теряю? Я и так отдалась во власть Ночных, сама. Меня не убили, не превратили в зверя...
— И такое говорят? — брови принца взлетели вверх.
Женщина чуть поджала губы.
— Мне кажется, господин, что и вы о нас много всякого говорите.
— Что есть, то есть. Должен сказать, что теперь вы, госпожа, и правда отсюда не сможете выйти по своей воле. Не потому, что пили и ели здесь. Просто вы не знаете нужного слова, чтобы покинуть даже эти покои. Думаю, пока вам лучше побыть здесь. Не думайте о Ночном народе дурно. И обо мне тоже. Да, вы привлекательная женщина, но здесь много и более красивых, и более доступных, и не этого я ищу. Мне интересна тайна, которая заставила вас искать спасения у Ночных. Не бойтесь.
Гостья помолчала.
— Я боюсь только одного — что вы отправите меня назад.
— Такое может быть, — кивнул принц. — Если на вас преступление, и если король Дневного народа потребует, то наш государь обязан будет это сделать, ибо таков Уговор.
— Даже если я скажу, что сама захотела уйти в Холмы?
— Если на вас преступление, — повторил принц.