— Я там был, — послышался сзади голос. Оба обернулись. Старший. Его конь тоже пристроился пить воду. — Потом мы можем туда поехать. Там и правда всюду кости. Звери туда не ходят, твари туда не ходят. Там даже пыль кости не засыпает. Унылое место. Тоскливое. Я там дольше часа не выдержал — выть захотелось. Но, сдается, я туда еще поеду. — Он помолчал, затем посмотрел на брата и Асиль. — Мне тревожно. Слишком тихо. Ни единой твари всю дорогу, ни капли дождя, ни ветра по ночам, все слишком, слишком тихо... Ни шепота Бездны, одни тени, тени...
Он тронул повод и поехал вперед. Младший с Асиль переглянулись и тревожно посмотрели ему вслед. Отряд воинов Медвежьего холма молча проследовали за ним. Они возвращались домой из Королевского холма.
Глава 20
Прошло еще две ночи, и каменистые гребни широко разошлись в обе стороны, открывая вид на суровый, покрытый лиственницами и кедрами Медвежий холм. Они углубились в лес по каменистой, хорошо наезженной дороге как раз в тот момент, как оторвавшись от плеча холма серебристым пузырьком всплыла в небо луна, и стало видно, что врата холма отворены, и оттуда вереницей спускаются, сверкая парадным оружием, воины. Они встретят их на выходе их леса.
...И дед поклонился зятю-королю, прижал к широченной груди по очереди обоих внуков, ласково встретил Асиль и расцеловал дочь. И в этот момент Старший понял, что именно сюда вернется мать, когда все кончится. Перед своим отцом она казалась маленькой девочкой, несчастной, растерянной девочкой. Да, она вернется сюда.
Большой зал был убран в старинном духе — так поколения два назад было принято, и молодежь их других холмов, особенно Королевского, с усмешкой посматривала по сторонам. Но пир был великолепен и весел, а на другую ночь старый Медведь еще обещал охоту, а еще на третью — воинские забавы.
Старшему эти все развлечения были ни к чему. Он искал Нельруна и Сэйдире. Но их не было.
— Их тут и нету, — наклонился к внуку дед. Наследник сидел по левую руку хозяина. — Твой папаша велел же всех дневных выставить из Холмов.
— Они у госпожи Керинте? — быстро спросил он.
— Нет, твоя женщина к Дневным отказалась ехать.
Старший резко повернулся к деду.
— Так где она?
— А тебе ж вроде было все равно?
— Дед!
Тарья рассмеялся, опрокинул в себя еще кубок вина.
— Да ладно, ладно, я не понимаю, что ли? Поезжай к ней, разберись в себе, щенок.
— Дед!
— Не ори. Смотрят. Выедешь по проходам к границе, к озеру. Оно уже вроде как не в Холмах, — засмеялся он. — А стражу я там всегда держу. Они там вместе с Нельруном, место хорошее. Поезжай завтра.
— Нет, сегодня. Сейчас.
— Ну, как хочешь, — махнул рукой дед. — А зря, еще кабана не подавали... Сам завалил.
Он гнал коня по гулким высоким коридорам. Он редко бывал здесь, пока жил у деда, и не ходил к озеру этим путем — были места и дела куда интереснее. А теперь он словно гнался за чем-то, он не мог этого упустить, надо было догнать и поймать это, неуловимое, и посмотреть ему в лицо.
Стража остановила его неподалеку от выхода. Он отдал поводья и поднялся по каменным ступеням в жилые коридоры. Пошел по открытой галерее. С севера задувал ветер с еле уловимым привкусом моря, от которого трепетала тонкая струнка в душе. Днем галерею прикрывали отворотные заклинания, врезанные в камень. А сейчас можно было спуститься по ступеням вниз, к озеру, полному луны. Ее в небе не было столько, сколько света плескалось в черных берегах. Уже отсюда он увидел Сэйдире и Нельруна. Усмехнулся. Не спят. Пытаются жить как Ночные. Вряд ли получится, вряд ли...
Он спустился вниз по внутренней лестнице и вышел на каменную тропу, идущую вдоль берега. Огромный сонный лебедь что-то ворчливо крикнул, когда Старший прошел мимо птичьей лежки. Скоро с севера, от моря, потянутся на юг птицы, и лебеди встанут на крыло и улетят следом за ними.
Куда улетают птицы?
Старший тряхнул головой, прерывая нить цеплявшихся друг за друга мыслей. Если их отпустить на волю, то конца им не будет.
— Но почему именно сейчас? Что особенного именно в нашем времени?
— Может, просто...
— Да ничего не просто. Все случается не просто так, даже то, что случается внезапно.
Старший замер.
— Ну, так скажи, госпожа, с чего ты вдруг стала задаваться такими вопросами? Не просто так?
Сэйдире ответила не сразу.
— Я хочу, чтобы мой ребенок жил в спокойные времена. В надежном и спокойном месте, чтобы у него была хорошая жизнь без приключений, без перемен.
«Без перемен».
— И ты бы тоже пошла туда, — наверное, Нельрун показал в сторону Средоточия, — договариваться?
— Нет, — тихо вздохнула Сэйдире. — Но я понимаю теперь их, Ночных королей.
Старший немного постоял, затем двинулся дальше. Он умел ходить почти бесшумно, его учили.
— Надо идти, уже поздно и холодно.
— Никогда я не смогу жить как Ночные, — вздохнула Сэйдире. — А хотела бы. Хотя бы ради господина Тарьи.
— Да, он славный человек. И его люди Дневных не чураются.
— Я тоже не чураюсь, — Старший вышел на лунный пятачок, к каменной скамье у воды. — Привет тебе, Нельрун. Привет тебе, госпожа.
Сэйдире встала, глядя на него немного настороженно. Рука ее невольно легла на уже заметный живот. Она запахнула поплотнее теплый плащ, словно спряталась от Старшего.
— Ты так спешил сюда, господин, что на пиру не задержался? — усмехнулась она краешком рта.
— Я там ни куска не съел и ни глотка не выпил, — ответил Старший. — И, по чести говоря, умираю от голода.
Взгляд Сэйдире стал мягче.
— Тогда идем, господин, гостя надо накормить.
Они вернулись в скалу на границе Холмов и земель Дневных, на ничейной полосе.
Пока Старший ел, женщина сидела у стены и смотрела на него. Над ее головой на гобелене летели, раскинув крылья, лебеди. Стаю вела женщина в белом платье, с белыми крыльями и золотыми волосами, летящими по ветру. Нельрун незаметно вышел, оставив их вдвоем.
Мысли опять начали цепляться друг за друга, снова потянулась нить.
— Скажи, госпожа, ты видела море?
— Нет.
— А я видел.
— И что?
— Я совсем не об этом, — он налил себе сладкого горячего варева из осенних яблок, приправленного душистыми специями. — Я вообще-то хотел спросить — ты не знаешь, Стена стоит и там, в море? Ваши мореходы ничего про это не рассказывали?
— Говорят, что вроде бы и там Стена.
— А птицы улетают за Стену.
— Так говорят, но я не знаю никого, кто видел бы это своими глазами.
— Был такой человек в Холмах, Сьанта Кот, который исходил все подземные коридоры и вышел к самой Стене. Он видел птиц на рассвете, которые уходили сквозь Стены. А он не мог. Он написал стихи...
— А он точно был, этот Сьянта?
— В наших хрониках нет лжи.
— В вас самих есть ложь.
Это прозвучало настолько горько и зло, что Старший резко встал, и руки сами собой сжались в кулаки.
— Женщина... Объяснись.
Сэйдире встала, выпятив живот.
— Объясню. В чем правда твоего отца, если Холмы дали мне защиту, а потом меня вышвырнули из Холмов? И меня, и Нельруна? Обещание нарушено! Не будет мира твоему отцу! Хвала твоему деду, что он нашел нам убежище. — Она вдруг всплеснула руками и почти завыла. — Я думала, что здесь буду в безопасности! Негде мне спрятаться! Ох, ребеночек мой! Не спастись твоей матери!
Старший не знал, что сказать. Лицо его горело от стыда и обиды, но Сэйдире сейчас не будет слушать его, ничего она не видит и не слышит кроме своей беды. В нем вдруг мягко поднялась та жалость, которая почти неотличима от нежности. Он крепко схватил ее за плечи и встряхнул. Раз, другой. У Сэйдире лязгнули зубы, она ошеломленно уставилась на Старшего.
— Ты не выходишь у меня из мыслей. Ты заноза, заноза, которую я и вынуть уже не могу, потому как вросла в мясо. Ты мне жена, хочешь ты того или нет, я так сказал, так и будет.
Сэйдире шумно вздохнула, тяжело села и закрыла лицо руками. Сидела так, покачиваясь, потом уронила руки.
— Я наврала тебе. Ты мне был нужен.
— И я наврал тебе. Ты мне нужна. — Он помолчал. То, что он сейчас собирался сказать, было кощунственно, но он должен был это сказать.
— Когда я стану королем...
«То есть, когда мой отец умрет. Боги, неужели я наконец признаюсь себе, что бессилен?»
— …ты станешь королевой Холмов.
Сэйдире кивала головой, глядя куда-то в пространство.
— Не надо. Они не потерпят.
— Мне плевать чего они там не потерпят.
— А мне не плевать, — она подняла зеленый взгляд. — Я не хочу, чтобы меня ненавидели... Ты ведь не поедешь в Средоточие за камнем? Ты ведь за другим туда поедешь?
— Откуда ты знаешь?
— Я догадалась, — пожала плечами Сэйдире. — Нельрун давно тебя знает. Мы говорили. В здешнем холме тебя тоже знают с детства. Я догадалась. Ты не будешь играть в безнадежную игру и заключать сделку. А, значит, он, — она подчеркнула это слово, — не будет тебя защищать. — Ты останешься сам по себе, и не надо, чтобы тебя ненавидели. — Она опять помолчала. — А он ведь может захотеть моей смерти. Ведь уже потребовал, чтобы твой отец меня выгнал из Холмов...
В дверь постучали.
— Кто? — досадливо бросил принц.
Вошел Нельрун с большим блюдом.
— Господин Тарья велел доставить, — засмеялся он. — С пиршественного стола. Сейчас принесли.
— Так будем пировать! — воскликнул принц, и Сэйдире засмеялась.
— Так ты считаешь, что детьми ничейного часа руководят боги?
Нельрун успел только рот открыть.
— Нет, — вмешалась Сэйдире. — Иначе боги не отличались бы от Жадного. Это как... подсказка, что ли... Просто ощущение, что вот тут как бы... тропинка... ну, не знаю. Можно идти, можно не идти. Решаешь сам.
— А тогда, когда на нас напали?
— Это было сродни озарению.Вот! Именно это слово! Такие тихие озарения, или очень яркие, но никогда нет указания или приказа.