Именно в это время я задумал вернуть ему Арнвуд. Для него, естественно, получить поместье не представлялось возможным, зато я мог попросить его для себя, воспрепятствовав таким образом, чтобы его отдали кому-то другому. Останься тогда Эдвард с нами, все прошло бы, как я и задумал. Но он рвался в битву за короля. Отговаривать его было бессмысленно, и я отпустил его. Там ему пришло в голову раскрыть свое настоящее имя. Мне сообщили об этом в Лондоне члены комиссии, которые были страшно удивлены, откуда он взялся. Теперь, получив поместье, я не мог уже по всем правилам его уступить ему. Никто такого не предоставил бы человеку, примкнувшему к армии короля. Но я вновь написал прошение, полагая, что ничего не изменится, если формально Арнвуд достанется мне. Эдвард привязан к тебе, ты, не меньше, – к нему, вот я и поторопился ему сообщить, как только была одобрена моя просьба об Арнвуде. И намекнул в ответ на его весьма жесткие вопросы по поводу законных наследников, что их наверняка нет и теперь это поместье станет приданым Пейшонс Хидерстоун. Мне представлялись мои слова намеком достаточным, чтобы в ответ, если у вас с ним все хорошо, раскрыть свое имя и объявить о намерениях связать с тобою свою судьбу.
– Да. Теперь я все понимаю, – с потерянным видом проговорила Пейшонс. – За один только час он сперва был отвергнут мной, а следом за этим узнал, что я завладела его имением. Может ли после этого показаться странным то возмущение и презрение, которые он стал к нам испытывать? А теперь вот он нас покинул. Мы вынудили его броситься навстречу опасности, и, возможно, больше его вообще никогда не увидим. О, дорогой мой отец, как же теперь я несчастна!
– Пейшонс, милая, – взял ее за руки он. – Мы должны верить в лучшее. Это правда, что он ушел на войну, но почему он на ней обязательно должен погибнуть? А то, что произошло, можно еще объяснить и исправить. Да и вы еще очень молоды. Дождетесь друг друга, тогда и поженитесь. Главное, мне как можно скорее встретиться с Хамфри, и я буду полностью с ним откровенен.
– Но Элис и Эдит, куда они делись, отец?
– Вот на это я могу тебе дать совершенно точный отчет, – улыбнулся он. – Я вынудил Ленгтона навести справки, и он успел уже мне написать, что две юные сестры по фамилии Беверли были вверены опеке его друзьям, двум достойнейшим леди Конингем. Они приходятся тетками майору Чалонеру, который некоторое время скрывался у нас в лесу. Ну, моя дорогая, сейчас меня ждут дела, а в ближайшие дни, если буду жив, съезжу в лес и поговорю с Хамфри.
Мистер Хидерстоун поцеловал дочь, и она покинула его кабинет, чтобы, оставшись одна, множество раз вновь и вновь возвращаться мысленно к этому разговору, и к Эдварду, заполнившему за последнее время все ее сердце, и к надежде, которой, казалось ей, уже нет, но вот же она вдруг блеснула ярким лучом. Пейшонс была так несчастна последние дни. Эдвард всегда ей был дорог, но после размолвки с ним и всего, что за нею последовало, она, полагая, что навсегда его потеряла, отчетливо убедилась, насколько любит его. «Если и он столь же сильно любит меня, то, как только узнает правду, снова вернется к нам. Он обязательно должен вернуться!» И, улыбнувшись сквозь слезы, девушка принялась за привычные дневные дела.
Беседа с Хамфри далась хранителю леса весьма нелегко. При его появлении молодой человек даже не удосужился бросить работу, которой был в это время занят, да и вообще дал сполна ощутить незваному гостю, что визит его совершенно излишен и нежеланен. Вынужденный держать отчет в своих действиях и оправдываться перед совершенным еще мальчишкой, мистер Хидерстоун чувствовал себя крайне неловко, однако имел все же мужество довести разговор до конца, полагаясь при этом и на здравомыслие Хамфри, и на зов собственной совести, побуждавшей его как можно скорее исправить ужасное недоразумение.
Впрочем, вскоре настала очередь испытать замешательство уже Хамфри, который в немыслимом потрясении с жаром заверил хранителя, что отныне полностью убежден в благородстве и чистоте его помыслов, понять которые помешала им с братом лишь крайняя деликатность Пейшонс. Он тут же спросил разрешения передать подробно их разговор в письме Эдварду.
– Но я именно для того и приехал, – ответил ему мистер Хидерстоун.
Хамфри, ясное дело, медлить не стал, и уже день спустя пухлый конверт был вручен посреднику, адрес которого перед отъездом оставил Чалонер.
Глава XXVII
Теперь нам настало время вернуться к Эдварду. Прибыв в Париж, он был очень по-доброму принят королем Карлом Вторым, который сразу же начал с большим участием обсуждать устройство его на военную службу.
– Выбор у тебя, собственно, между двумя генералами, – сказал его величество. – Это Конде и Тюренн. Оба они по-своему несравненны в военном искусстве, и мы совершенно не сомневаемся, что вскоре у них возникнет соперничество. Впрочем, тебе это будет только на пользу. Постигнешь на собственном опыте тактику крупной игры.
– Кого же из них мне советует выбрать ваше величество? – поинтересовался Эдвард.
– Мы склоняемся в пользу Конде, – ответил король. – Он уже совершенно готов к оппозиции этому лживому и насквозь продажному двору, который держал нас при себе только лишь в качестве средства осуществления собственных планов, однако полностью пренебрег нашими интересами и, несмотря на данные обещания, совершенно не собирался содействовать нашему возвращению на английский трон. Мы дадим тебе письма к Конде, но запомни: под началом какого бы генерала ты ни служил, не трудись обдумывать, правильны или нет его приказы. Это не твое дело. Конде только что выпустили из заключения, которое он отбывал по милости кардинала Мазарини в Венсенском замке. Но мы уверены, что он уже совершенно готов себя проявить.
Снабженный рекомендациями его величества, Эдвард представился принцу Конде на ближайшем дневном приеме, устроенном исключительно в деловых целях, а потому не предполагавшем присутствия дам.
– О вас замечательно отзываются, – прочитал письмо принц. – Редкостно и похвально для столь молодого человека. К тому же вы были участником битвы при Вустере. Что же, вы наняты. Ваши услуги нам могут понадобиться. Сумеете к нам привлечь своих соотечественников?
– Полностью поручиться могу за двоих, которых рекомендую вам с полной ответственностью, – ответил ему Эдвард.
– И более никого? – спросил принц Конде.
– Думаю, ваше высочество, привлеку и других, но, чтобы сказать вам определенно, мне нужно время.
– В таком случае, месье Беверли, завтра в это же время приведите ко мне двух своих офицеров. А пока до свидания. – И принц проследовал к прочим военным и штатским джентльменам, почтительно ожидавшим возможности выразить ему свое почтение.
Эдвард немедля направился к Чалонеру и Гренвиллу. Его сообщение воодушевило обоих, и они были в назначенный срок представлены принцу.
– Будем считать, что с вами мне повезло, – остался доволен он. – Отрадно получить в свое распоряжение столь достойных джентльменов. Постарайтесь же записать к нам на службу как можно больше своих соотечественников, коих считаете в состоянии принести пользу делу. Затем проследуете вместе с ними в Гиень. Это провинция, куда я сейчас направляюсь. – Он протянул им бумагу. – Здесь перечислены лица, которые вам помогут с экипировкой и прочим необходимым довольствием.
Месяц спустя после этой беседы Конде, привлекший на свою сторону множество знати и испанские войска, поднял образцовое восстание. Эдвард с друзьями и тремя сотнями англичан и шотландцев, которых им удалось рекрутировать, присоединились к нему, став участниками его блестящей победы при Блено и последующего наступления на Париж. В пригороде его принц сошелся в жестокой схватке с французским войском под командованием Тюренна. Силы их были равны, никто не одержал верх, однако, не получив от испанцев обещанного подкрепления, Конде в результате был вынужден отступить до самой Шампани.
Эдвард еще до отъезда на театр военных действий получил в Париже письмо от Хамфри, и камень свалился с его души. Ему была теперь совершенно ясна чистота помыслов мистера Хидерстоуна, и, не успей к тому времени он поступить на военную службу, тут же бы бросился к Пейшонс, которую любил столь же, как и прежде. Но так как Конде уже на него рассчитывал и нанялся он к нему по совету и рекомендации Карла Второго, долг звал его следовать за ним до конца. Вот почему в ответе хранителю, полному благодарности за его доброту и надежд, что настанет час, когда они повстречаются вновь, Эдвард по отношению к Пейшонс ограничился лишь пожеланием ей здоровья да передал привет. «Бог весть сколь лет еще минет, прежде чем я смогу вновь увидеть ее, – думал при этом он. – А за такое время разное может случиться».
Принц Конде теперь командовал испанскими войсками в Нидерландах, Эдвард с друзьями сражались под его знаменем, и он был настолько ими доволен, что их воинская карьера неуклонно стремилась вверх. Время в цепи побед, поражений и новых кампаний летело для них стремительно. Наступил 1654 год, положивший конец пребыванию Карла Второго во Франции, ибо ее король, заключив союзнический договор с Кромвелем, выдворил его из пределов страны. Война с Нидерландами между тем продолжалась. Конде одержал еще ряд блестящих побед, но так как Конде не сдавался и продолжал наступать, испанский король, истомленный войной, запел увертюру мира, который и был в итоге радостно принят французами. Эдвард собрался уже к Карлу Второму, который теперь жил в Испании, однако не мог оставить принца Конде, когда дела его обернулись столь скверно.
За этот период в Англии Кромвель провозглашен был лордом-протектором, вскоре после чего скончался. Тем временем принц Конде получил прощение от французского короля. Обе враждующие армии распустили, и трое наших искателей приключений вдруг оказались совершенно свободны. Принц напоследок не пожалел похвал, воздавая им должное за многолетнюю верность службе, и, распрощавшись с ним, Эдвард, Чалонер и Гренвилл поспешили к королю, уже перебравшемуся из Испании в Нидерланды. К моменту, когда они встретились с ним, пришла весть, что сын Кромвеля, Ричард, которому перешел по наследству пост лорда-протектора, отказался от власти и страна с нетерпением ждет Реставрации.