– Он у нас не жадный, – говорит рядом стоящая женщина. – Если попросить, то все отдаст.
– Это хорошо… наверное, – добавляю я, представляя, как же такому в жизни придется непросто.
– Пока маленький… А потом неизвестно, научится говорить нет или так и будет раздавать все направо и налево, – хорошо, что и мама это понимает. Ведь все должно быть в меру.
– Перерастет, – произношу я ту самую фразу, которую принято вставлять, когда не знаешь, как реагировать на нестандартное поведение ребенка, или же когда просто находишься в шоке.
– Мама, – зовет меня Маша. – Воть! – показывает она на идеальный куличик.
– Доченька! Какая ты умница! Сама сделала? – меня распирает от гордости, что дочь сумела сделать такую аккуратную пироженку из песка.
– Не совсем, – подает голос Любимов.
Перевожу на него взгляд и вижу, что мерзавец когда-то успел закатать рукава и, похоже, за моей спиной во всю строил куличики с Машей.
– Ясно, – сажусь на край песочницы и слежу за тем, чтобы Глеб больше не контактировал с моими детьми.
Спустя сорок минут я иду с девочками домой, а Любимов, бросив автомобиль рядом с площадкой, плетется следом.
Только когда он оказывается рядом с нами, девочки по-настоящему начинают его замечать.
– Как ты нас нашел? – спрашиваю, когда понимаю, что отделаться от него не получится.
– Твоя мама сказала, – отвечает он, а я мысленно “благодарю” родительницу за ее рьяное желание влезать в мою личную жизнь.
– Тебе повезло, что она была дома, – создаю в голове список союзников и вычеркиваю маму из него. Неужели было так сложно сказать, что она не знает, где мы? Злость и обида затапливают меня.
Решаю подумать об этом потом, морально готовясь к новой истерике, ведь где-то там за углом, всего в паре шагов от нас, притаился магазин. Но девочки идут спокойно, словно присутствие чужака заставляет их быть более осторожными и даже забыть, что до возвращения домой нужно обязательно поистерить.
Но потом я вижу маму, что топчется на углу дома, высматривая нас.
Я же сверлю ее взглядом, давая понять, что думаю насчет ее помощи врагу.
– Баба! – кричит Даша, и следом за ней Маша, и вот они уже бегут сломя голову к любимой бабушке.
– Ну что, мои зайки, нагулялись? – обнимает их мама и старается не смотреть мне в глаза. – А теперь вперед, домой, мыть ручки и кушать супчик.
Не медля, мама подталкивает их к подъезду так, что они даже не успевают понять, что их обдурили. Я шагаю следом, но Любимов ловит меня за локоть и тянет назад.
– А с тобой нам предстоит долгий разговор, – звучит его голос рядом с моим ухом. – И сегодня я собираюсь услышать правду, а не очередную ложь.
– А не пошел бы ты! – оборачиваюсь и заношу руку вверх, чтобы врезать по щеке этому мерзавцу, но Глеб перехватывает мою ладонь и прижимает предплечья к моим бедрам.
– Руки распускать я не рекомендую. Иначе разговаривать нам с тобой придется через суд.
И при взгляде в его потемневшие до беспросветной черноты глаза мне становится страшно, что он правда может довести нашу историю до суда.
Глава 19
– Мне двойной американо, а девушке большой раф, – уверенно говорит Любимов, и меня разрывает от злости.
– Нет, девушка не пьет кофе. Девушке, пожалуйста, матчу, – улыбаюсь милому молодому человеку, что не моргнув и глазом переписывает заказ.
– Что-то еще?
– Ничего не нужно, спасибо, – отодвигаю меню и встречаюсь взглядом с Глебом.
Мы договорились с ним не устраивать сцен у подъезда родительского дома и пошли в кафе неподалеку от нашего квартала.
Любимов смотрит на меня не моргая. И мне дискомфортно от его пристального взгляда.
– И давно ты не пьешь кофе?
– Чуть больше двух лет. С тех пор как узнала о беременности…
И снова виснет тишина.
– Я слушаю, – говорит он, разрушая молчание.
– Что именно?
– Не придуривайся, тебе не идёт, – морщится он, будто учуяв зловоние.
– И все же я не понимаю, – откидываюсь на спинку кресла и, скрестив руки на груди, разглядываю мужчину.
– Почему ты солгала, что Майков – отец детей? – слышу в его голосе раздражение.
– Потому что мои дети не твоя проблема. И мы вроде не муж с женой, чтобы я перед тобой отчитывалась.
– Лина, – в его голосе звучит предупреждение.
– Что Лина? Что ты вообще прицепился ко мне как банный лист? У тебя жена есть, в конце концов. Иди ее доставай! И это было твоим решением… – не договариваю, потому что у меня язык не поворачивается даже повторить ту мерзость, что он предлагал тогда.
– Как ты могла скрывать от меня двоих детей?
От подобной наглости я теряю дар речи. Как он смеет в принципе предъявлять мне что-то, когда вся эта ситуация – результат его предательства.
– Любимов, а ты не охренел?! – понижаю голос, чтобы не устраивать шоу в разгар дня для персонала кафе и посетителей.
– Мне кажется, милая моя, это ты возомнила себя народной мстительницей. А правду я должен выяснять от своих подчиненных! – выходит из себя.
Но затем он берет стакан с водой и залпом осушает его. И делает несколько глубоких вдохов, возвращая контроль над своими эмоциями.
– Это ты оборвал со мной все контакты и не дал возможности рассказать о новости. А потом женился на другой, – выпаливаю и чувствую, как в горле встает ком и начинает щипать глаза.
– Не притворяйся, что ждала меня, Лина, – кривится так, будто видит перед собой что-то мерзкое.
– Ждала, Глеб. Но даже твои родители не захотели слышать о беременности.
– Так они знали? – играет желваками.
– Знали. Но ты выбросил меня из своей жизни и не имеешь права на дочек.
– Не тебе решать. И если ты будешь мешать нашему общению, то пусть суд подумает, должны ли дети жить с такой мамой.
– Да хватит меня уже пугать этим самым судом! – и снова эмоции берут верх. – Ты меня отправил на аборт! Сказал убить девочек, чтобы без зазрения совести строить отношения с другой, а теперь заявляешься как ни в чем не бывало и стращаешь меня! Хотя это я не отказалась от них, работала в декрете, чтобы мои дочки ни в чем не нуждались, не спала ночами. Да ты представляешь, каково это, когда у тебя не просто младенец, а два младенца?
Изнутри меня потряхивает. Дотронься до меня – и я взорвусь. От возмущения вся клокочу.
– Ты даже на секунду не представляешь, как это – не спать месяцами нормально и не знать, что будет дальше! Так какого лешего ты влезаешь в нашу с ними жизнь сейчас и угрожаешь мне?
– Что значит “я отправил тебя на аборт”? – спрашивает Любимов после того, как выслушивает всю мою тираду.
Его вопрос застает меня врасплох. Смотрю на него и теряюсь с ответом.
– Слушай, Любимов, – втягиваю шумно воздух. – Если у тебя шутки такие, то ты прекращай. Я их не понимаю.
– Без шуток. Как понимать твою фразу, что я отправил тебя на аборт?
Мне кажется, что надо мной просто издеваются. Моргаю и смотрю на него, стараясь понять, действительно ли он имеет в виду то, что говорит, или решил таким способом меня добить.
Достаю смартфон, отыскиваю переписку двухлетней давности и протягиваю ему гаджет.
– Вот так, Глеб. А перед этим твоя мама сказала мне поступить так же…
Любимов хмурится, перечитывая сообщение, пролистывает переписку, а потом наконец-то произносит то, что отправляет меня в нокаут.
– Я не писал этого, Лина. И мама мне ничего не передавала…
Глава 20
Смотрю на него, пытаясь понять, насколько он честен. Каждое его слово вызывает у меня сомнение. Но судя по залому между его бровями и тому, как он напряжен, Глеб не лжет.
– Слушай, – усмехаюсь я. – Писал, не писал, теперь это не имеет никакого значения.
– Лина… – голос звучит не так уверенно, как прежде, и вроде как спеси в бывшем тоже поубавилось. – Я… – видно, у него что-то крутится на языке. Он явно хочет это сказать, да не может. – Мне нужно прояснить кое-что, – подзывает официанта.
А мне хочется прыснуть от смеха.
– У кого? У официанта? Тебе кофе, что ли, плохой подали?
– При чем тут официант! – огрызается он.
– Выясняй, – поднимаюсь на ноги, достав купюру из бумажника.
– Я заплачу, – старается возмутиться Любимов, но я игнорирую его протест.
– Только к моему дому дорогу забудь, хорошо?
– Лина, блин! – ругается мужчина, рассчитываясь, но я не дожидаюсь его и вылетаю из кафе, сразу же устремившись домой.
Сердце грохочет, кровь бурлит, а в носу начинает щипать.
Мне же плевать на его глупые отговорки? Правда плевать.
Не я улетела в Америку с другой девушкой, не я обещала, что эта гребаная стажировка ничего между нами не изменит и что с этой помешанной Снежей у него ничего нет и не будет, потому что любит он только меня.
А по факту он обычный лжец.
Но почему же мне так плохо только от одной мысли, что, возможно, он действительно ничего не знал о моей беременности?
Ведь это не отменяет факта его предательства.
Слышу свое имя, несущееся в спину, но не реагирую. Ускоряю шаг и бегу через дорогу. Уже когда шагаю на тротуар, меня кто-то ловит.
– Да стой же ты! – рычит Любимов.
– Не хочу, не надо! – вырываюсь из его хватки.
– Дура, люди смотрят!
– Вот и отпусти меня, – продолжаю трепыхаться, но он лишь плотнее сжимает вокруг меня кольцо рук.
– Чш-ш-ш, – зачем-то успокаивает он меня, и только тогда я чувствую, что по щекам текут горячие ручейки слез. – Ну все, все, тише!
В его голосе слышатся интонации того самого Глеба, что я когда-то любила, и я начинаю еще горше плакать.
– Как же я тебя ненавижу, Любимов! Зачем ты вообще появился в моей жизни!
Мне так горько и больно за себя и за своих девочек, которые никому не нужны, кроме меня и моих родителей, но в то же время я понимаю, что если бы я не встретила этого мерзавца, то не узнала бы, что значит радость материнства, и не было бы в моей жизни самого большого счастья.