– Ну все, все, – Глеб кладет мою голову себе на плечо и гладит по волосам. – Все будет хорошо.
Я замираю, когда понимаю, что прижимаюсь к нему всем телом и он успокаивает меня. Этот гад воспользовался мгновением слабости, и теперь я стою и пускаю перед ним нюни, как какая-то слабачка.
– Хватит! – говорю, мгновенно успокаиваясь. – Отпусти меня, – даже не трогаю его руками, потому что кажется, что если я сейчас коснусь его, то дам зеленый свет к тому, чтобы он и дальше вел себя столь же фривольно.
– Не побежишь? – тихо спрашивает он.
– Нет.
И только после этого Любимов убирает от меня руки, и я резко выпрямляюсь.
– Что тебе? – задираю голову вверх и стараюсь сделать вид, что мне все равно на его жалостливое выражение лица.
– Я тебя провожу, – говорит он спокойно.
– Это лишнее. И вообще, как твоя любимая относится к тому, что ты преследуешь бывшую?
– Тебя, похоже, слишком беспокоит ее мнение? – говорит он совершенно серьезно.
– Какой же ты… – хочется сказать “идиот”, но я не собираюсь опускаться до оскорблений и поэтому говорю, – недалекий! Как ты не можешь понять, что я просто хочу от тебя избавиться!
– Теперь это вряд ли получится, – усмехается он.
– Зачем ты вообще вернулся в страну! Сидел бы в своей Америке, – разворачиваюсь и твердым шагом иду в сторону дома, – строгал бы со своей любимой детишек, а моих бы не трогал.
– Ты действительно не собиралась мне говорить о них? – идет следом.
– После твоего требования избавиться от беременности даже и в мыслях не было хоть как-то дать о себе знать.
– Жестоко…
– Не жестче, чем поступил ты, – подхожу к подъезду и достаю ключи.
– У меня тоже были свои причины на это…
– Мне все равно, – не оборачиваюсь и захожу в подъезд.
– Я позвоню завтра, – кидает он мне вслед, но я взбегаю по лестнице, игнорируя бывшего и его бред про какие-то причины.
Глава 21
– Куда собираешься? – мама выходит в коридор, скрестив руки на груди, и наблюдает за тем, как я завязываю шнурки.
Вместо ответа я пронзаю её взглядом, говорящим: “Это мое дело, и тебя я в него посвящать не буду”.
Да, я, как маленькая, обиделась на маму.
Накануне у нас с ней состоялся неприятный разговор. Я не понимала, как она могла сдать меня бывшему. А она пыталась объяснить, что рано или поздно нам с ним все равно пришлось бы поговорить. Иначе он засел бы у нас на кухне и ждал нашего возвращения. И под его натиском мама могла сболтнуть лишнего. Поэтому лучше нам самим разбираться в своих проблемах. Все равно я долго не смогла бы от него бегать. И лучше сорвать пластырь как можно резче, чем тянуть резину.
В целом она права
Но я все равно злюсь на нее.
Хотя… больше всего, конечно же, на Любимова.
Никто не давал ему права просто заявиться и потребовать объяснений. Мне лично он не объяснил совершенно ничего, когда так по-уродски порвал со мной. Так почему я ему что-то должна?
– Лина, ну это детский сад! Я же должна знать, где ты и вернешься ли к тому моменту, как нужно будет забирать девочек?
– Я заберу девочек из садика, – отвечаю, чтобы снять этот вопрос.
– Хорошо. Начало положено, – улыбается она. – А куда ты идешь?
– Проветриться, – нехотя отвечаю. – К Оле.
– А что насчет… этого? – последнее слово она произносит с пренебрежением. – Снова увидитесь?
– Не хотелось бы, – беру сумку и направляюсь к двери.
– Если надо будет забрать девочек, предупреди, пожалуйста, – говорит мама, провожая.
– Хорошо, – я выхожу за порог, собираясь сходить к подруге, с которой с момента рождения дочек мы видимся крайне редко.
Сейчас мне просто жизненно необходимо выговориться и услышать мнение стороннего наблюдателя. Потому что у меня самой рационализм полностью отключается, когда речь заходит об этом подонке.
Поэтому, узнав, что у подруги выходной, я лечу к ней вместе с коробкой эклеров, чтобы она со стороны оценила мой личный апокалипсис.
– Терехова, ну наконец-то! – встречает меня на пороге Ольга. – Я думала, у тебя очередное ЧП произошло и встреча снова откладывается.
– Вот именно из-за ЧП я и пришла к тебе, – скидываю кроссовки.
– Так… мне уже не нравится начало этого разговора.
– Ха! Ты еще не знаешь деталей! – иду прямиком в ванную.
– Теперь мне что-то как-то страшно погружаться в детали после такого вступления.
Пока я мою руки, Ольга ставит чайник. Когда прихожу на кухню, подруга накрывает на стол.
– А это что? – смотрю на вазочку с печеньем. – Сама пекла?
– Да! – гордо говорит она. – Решила, что пора открыть в себе какой-то талант! И начать решила с кулинарии.
– И как? Открыла? – вытягиваю из вазочки один коржик.
– Ну, ровно на этой партии мои попытки закончились, – усмехается она.
– Почему? – откусываю кусочек. – Вкусно же!
– Я поняла, что у меня явно талант к тому, чтобы есть, а Ренатом Агзамовым мне все равно не стать.
– Как знать, – пожимаю я плечами, дожевывая Олину стряпню.
– Ну! – садится она напротив меня.
– Что “ну”? – смотрю на нее, пытаясь понять, что она от меня хочет.
– Рассказывай о своем ЧП.
– Ах, это… Чай там еще не согрелся? – смотрю в сторону чайника.
– Не переводи тему.
– В общем… Любимов объявился, – вытираю с подбородка крошки.
– Что? – шире распахивает глаза подруга.
– Оказывается, это он учредитель и генеральный директор компании, куда меня устроил Ваня, – стараюсь звучать спокойно, но меня до сих пор потряхивает от событий последнего месяца.
– Да ну?!
– Именно. И мне пришлось поэтому уволиться.
– Он заставил тебя уволиться? Вот урод! – возмущается подруга и, когда отключается чайник, встает со стула, гремит кружками.
– Он начал выставлять для меня особые требования, заставляя оставаться на переработки. А ты сама знаешь, такой вариант мне не подходит.
– Так, может, надо было сказать, что у тебя дети? А кто их папа, ему знать необязательно, – подруга, как и я, до сих пор не простила Глебу предательства.
– Он все узнал про девочек. И кажется, намерен с ними общаться. Вот чего он со своей Снежей не настрогает детишек, Оль? – выхожу из себя, когда думаю о том, что эта мымра будет общаться с моими детьми. – Скажи мне, зачем они ему сдались? Он же сам настаивал на аборте.
– Так это… – прокашливается подруга, оборачиваясь ко мне. – Со Снежаной они развелись год назад, – растерянно говорит она.
– Что? – смотрю на нее во все глаза.
– У них нет детей?
– Нет, – качает она головой. – И она встречается с каким-то американцем. Я думала, ты знаешь… – хмурится Оля.
– Нет, – говорю рассеянно. – Откуда бы?
– Ты сама запретила мне рассказывать о нем что-либо…
– Верно, – рой мыслей жужжит в голове. Но одна мысль одолевает меня громче других. – Как думаешь, могли они развестись из-за того, что у них нет детей?
– Не знаю, Лин…
– Если у Снежаны проблемы с репродуктивной функцией, тогда поведение Глеба все объясняет.
И в это мгновение мне кажется, что все встало по своим местам. Переезд Любимова, его интерес к девочкам…
– Я бы на твоем месте спросила об этом прямо у него, Лин, – Оля ставит передо мной чашку чая. – Хотя бы раз тебе нужно получить ответы прямо от него. И если он претендует на общение с девочками, он обязан на них ответить…
Глава 22
До конца дня Любимов так и не дает о себе знать.
И у меня по этому поводу противоречивые мысли.
С одной стороны, я рада, что он оставил нас с девочками в покое, а с другой – разочарована в нем.
Если он так и не появится, то грош цена его слову. Хотя в этом я уже успела убедиться два года назад. Но неужели он настолько не хозяин своим обещаниям, что даже в вопросе выяснения отцовства настолько равнодушен?
Признаться, мне неприятно думать о том, что я была влюблена по уши в подобного человека. Это ж насколько слепой нужно быть?
Но еще больше я злюсь, когда он звонит в двенадцатом часу ночи.
– Любимов, ты в своем уме? – шиплю я в трубку, закрывшись на кухне. – Ты время видел?
– Время детское еще, – говорит он совершенно холодно.
– А вот и нет! Мои дети уже больше двух часов спят у себя в кроватках и видят прекрасные сны, – хочется настучать ему по голове, чтобы он понял, что, когда в жизни появляются дети, приходится адаптировать режим дня и свои привычки под них.
– Черт, не подумал, прости, – его голос и правда звучит растерянно.
– Думать надо, Глеб! Головой! – зачем-то добавляю последнее.
– Ты права, надо было раньше позвонить, но день получился какой-то напряженный…
– Мог бы и не утруждаться в таком случае! – отвечаю с несвойственным мне ехидством.
– Я же говорил, что позвоню…
– Ты всегда много чего говорил, но ни разу не сдержал своего слова, – не упускаю возможности уколоть.
– Лин, – тяжело вздыхает Глеб. – Спустись, пожалуйста, к подъезду, поговорим… – на мгновение мне даже кажется, что он меня упрашивает.
– Нет, Глеб. Уже поздно, я легла спать.
– Не спустишься, значит? – меняются его интонации, становясь более холодными.
– Нет, не спущусь, – отвечаю твердо.
– Я хочу просто поговорить.
– Любимов, я не пойму! У тебя, что ли, друзей нет? Тебе разговаривать не с кем? Так поезжай к маме, она будет очень рада подтереть тебе сопли.
– Терехова, я бы на твоем месте поосторожнее выбирал выражения, – злится он, и я испытываю от этого садисткое удовольствие.
– А то что, Глеб? – непроизвольно усмехаюсь. – А я отвечу что, – делаю глубже вдох, – ни-че-го!
– Ангелина! – снова включает он грозного начальника, на мнение которого мне глубоко плевать. – Следи за языком!
– Не буду, Любимов! Не заслужил ты ни того, чтобы я за языком следила, ни уважения, ни даже презрения. Сплошная пустота. Пустое место. Ноль! – отчего-то хочется ударить его побольнее. Хоть немного отыграться за причиненные мне страдания.