– Поразительно! – Эссани покачала головой, но я, пряча пергамент, ощущал в себе тяжелое онемение.
– Верно, – сказал я, – поразительно.
Глава 19Эф
Мы подъехали к Дому Тростника в сумерках. Он стоял на каменистых и болотистых равнинах у южных островов. Земли эти славились обширными топями и вечным густым туманом над ними. Я была здесь всего однажды, к тому же совсем ребенком, и запомнила только туман. Сидни не слишком полагались на зрение. Что ни говори, в Уделе тоже бывало и темно, и сумрачно. Однако здешние туманы были совсем другие – их тайны проникали в легкие, и я, помнится, все цеплялась за материнскую юбку, опасаясь мерещившихся зверей.
С тех пор прошли десятки лет, я приобрела воинское умение, о каком та малышка и мечтать не смела. Но ощутила тот же ужас.
Было очень, очень тихо.
Дом Тростника окружала серая каменная стена с причудливыми металлическими статуями по гребню, увитая тускло-зеленым плющом. Дорогу к воротам заливала вода, сырость просочилась сквозь подошвы сапог. По обочинам росли высокие тростники, подступали к самой стене, вдали сливались в сплошную желто-зеленую полосу. На юге уходили в туман стеклянные неподвижные воды.
Среди всего этого поднимались ворота – фигурный чугун, увитый плющом. У меня при виде их зашевелились волосы на загривке.
– Уж очень похоже, – тихо проговорила Сиобан. – Очень похоже на то, что мы застали в Доме Камня после атаки. Такая же тишина.
Я через плечо обернулась к Кадуану – тот смотрел вдаль.
– Опоздали, – негромко сказал он.
– Это еще неизвестно, – возразил ему Ашраи. В таком месте его гулкий голос резал ухо, хоть он и старался говорить потише. – Дом Тростника тем и известен. Могли попрятаться, получив вести о Каменных.
Возглавлявший отряд Ишка обернулся. Он был мрачен.
– Вы бы слетали туда с Ашраи, – предложила я. – Посмотрите, есть ли движение за стеной.
– Да, – согласился Ишка.
Они с Ашраи переглянулись – и преобразились. Невежливо так пялить глаза, но я не совладала с собой. Они перекинулись одним движением. Обоих скрыл клуб дыма, а когда рассеялся, на месте Ишки и Ашраи оказались две птицы. Вместо Ишки – прекрасная золотистая сова со знакомыми желтыми глазами, глядящими из белых перьев на голове. Ашраи обернулся большим черно-бурым орлом и таращился так же угрюмо.
Ишка повернулся ко мне, сказал без слов, совиным взглядом: «Ждите. Увидим».
Одним сильным взмахом крыльев они ушли вверх. У меня перехватило дыхание. Была в их магии тонкость, с какой никогда не сравниться моей – грубой, нечистой.
Оба скрылись в млечно-белом небе, оставив нас в мучительном ожидании. Кадуан приблизился к стенам, прижал ладонь к камню. Склонив голову, коснулся просоленного камня лбом.
– Что там? – спросила я.
– Земля иногда говорит с тем, кто готов слушать, – пробормотал он. – Но сейчас я ничего не слышу.
Возвратившиеся Ишка с Ашраи легко вернулись в тела фейри – так плавно, что даже ряби не подняли на луже под ногами.
Мне некогда было восхищаться. Сердце замерло, стоило только взглянуть на их лица.
– Пусто, – тихо сказал Ишка.
– Ни души проклятой, одни цапли. – Ашраи выпятил челюсть. – Раньше надо было.
Я впилась ногтями в ладони. Он верно говорил – слишком долго мы медлили.
– Люди? – выдавила я.
– Не знаю, – покачал головой Ишка. – Резонное предположение, но… – Он снова повернулся к воротам. – Надо войти и посмотреть вблизи.
– Кто-то мог выжить, – добавила Сиобан.
Кадуан уже шел к воротам:
– Живых там нет. Но можно что-то разузнать.
Я взялась за ржавые прутья решетки:
– Помоги открыть.
Мы разделились. Ишка и я свернули в одну сторону, Сиобан с Ашраи и Кадуаном в другую, к берегу.
Ишка прошел вперед, я за ним, напрягая острый слух сидни, ловя каждый всплеск, каждый шорох тростника. Я смотрела Ишке в спину – золотистая, влажно блестящая кожа, напряженные плечи. Меч, который он обычно носил в ножнах за спиной, был теперь в руках. Я заметила два симметричных шрама у него вдоль лопаток – совершено прямых, совершенно параллельных.
Дом Тростника строился больше вширь, чем вверх, постройки стояли на сваях над солоноватой приливной полосой. Вода поднялась нам по щиколотку, потом по бедра. И только тогда дорожка вышла к каменной лестнице, а та вывела на мостки с поросшими мхом перилами. Первыми нам попались крошечные домишки из дерева и мха. Впереди проступали из тумана более просторные и нарядные городские дома.
И было очень, очень тихо.
– Вы видели тела? – прошептала я.
– Нет, не видели.
– Тогда они, может, разбежались.
– Возможно.
Голос его выразил то, чего не было в словах. Здесь все пропахло смертью.
В малых хижинах было пусто. В некоторых все перевернуто вверх дном: на полу осколки тарелок, одеяла с кроватей сорваны, книжные шкафы повалены. Другие выглядели нетронутыми. И нигде ни следа живших здесь фейри.
Впереди вставала столица Дома Тростника. Она строилась не из дерева – из железа и камня. Посередине поднимался храм Тростника – единственное здание, тянувшееся к небу. Его одетый мхом металлический шпиль обвивали высокие ростки бамбука с алыми цветами. Стебли поднялись так высоко, что лепестки терялись в тумане, трепетали на морском ветерке, как большие кровавые бабочки.
У дверей я потрогала камень и поднесла кончики пальцев к губам. И сразу желудок подкатил к горлу.
– Что? – заглянул мне в лицо Ишка. – Как на вкус?
– Не знаю. Вроде бы ничего особенного, но под этим… там…
– Что?
– Что-то… плохое. – Я высвободила из ножен оба клинка. – Приготовься.
Он кивнул и, крепче сжав меч, толкнул храмовые ворота.
Я никогда не бывала в храмах Тростниковых. Этот походил на лабиринт, узкие переходы стиснуты каменной резьбой и увешаны лениво шевелившимися под ветром коврами. К стенам подступала болотная вода, пол словно был составлен из пластинчатых листьев водяной лилии. Можно было представить, как в обычное время, в свете подвешенных в отрытых аркадах ламп все эти переплетения радовали глаз и внушали робость. Сейчас они выглядели угрожающими – кто-то мог затаиться за каждым поворотом, в сплетении тропинок легко заблудиться.
Мы далеко углубились в храм, прежде чем услышали голос.
Женский голос, прерываемый отчаянными всхлипами. Поначалу слишком отдаленный, чтобы разобрать слова.
Мы оба застыли, настороженно переглянулись. Ишка совершенно переменился, стал воплощением целеустремленности.
– Кто-то выжил, – выдохнула я.
Ишка уже сорвался с места, и мы поспешили по коридору, за поворот, за другой, пока не…
– Не забирайте их!
Теперь я различила слова. Они были искажены ужасом и невнятным выговором Тростниковых и еще чем-то, что едва ли можно было назвать голосом. Звуки сливались, как вода, улетучивались, как ветер.
За следующим поворотом мы ее увидели.
Она стояла в конце коридора, обратившись к нам спиной. Женщину можно было узнать по длинным косам, широким складкам тонких шифоновых юбок, мягким изгибам тела. Она стояла на коленях, согнувшись над чем-то… и ее согбенная спина чем ближе я подходила, тем больше выворачивала меня наизнанку – неправильный, слишком резкий изгиб позвоночника, неестественно ссутуленные плечи.
– Не забирайте их!.. не забирайте их!..
– Госпожа моя, – окликнул Ишка.
– Не забирайте их!..
Я на миг упустила ее из виду. Вот она стоит на коленях – а вот уже летит на нас.
Я чуть не вскрикнула от испуга.
У нее не было лица.
Я успела решить, что это ошибка зрения, как бывает, когда черты смазываются быстрым движением. Но нет, на месте лица было неуловимое отсутствие, плоть переходила там в странный туман, на котором отказывался сосредоточиться взгляд.
Впрочем, времени сосредоточиться мне не выпало.
– Стой! – скомандовал ей Ишка. – Мы пришли…
Большего он не успел сказать. Она налетела на нас – сплошной вопль и ломкие паучьи конечности. Ишка вскинул меч – он бился красиво, такие движения хочется запечатлеть в камне – не то что я. Я дралась, как ползучая тварь. А от его изящного удара женщина должна была пасть на месте.
Должна была…
Я съежилась – в лицо брызнула горячая кровь. И лишь спустя несколько скомканных мгновений поняла, что она не остановилась.
Она рвалась сквозь клинок Ишки.
– Не забирайте их!..
Слова повторялись все с той же интонацией, словно замкнуло в кольцо обрывок воспоминания.
Я выдохнула ругательство, когда она налетела на меня. Успела увернуться, мой короткий меч вошел ей в живот, кинжал скользнул по плечу. Лезвия резали, но не так, как сталь режет плоть. Почти без сопротивления, словно я рассекла гнилое мясо убитого и уже обглоданного волками оленя.
А ее прикосновение… От боли и у меня перехватило дыхание.
Я отскочила. Странный, безликий взгляд не отрывался от меня. Она сделала рывок – я упала. Ишка, едва она отвернулась, заплясал сбоку, нанес еще удар: удар, которого эта женщина – это существо – словно не заметила. Она быстро – Матира, как быстро! – развернулась и потянулась к нему.
– Не забирайте их!..
Насаженная на меч Ишки, она испустила леденящий вопль, сомкнув пальцы на клинке. Я видела боль в жесткой неподвижности ее челюстей. Ее ногти драли ему обнаженное плечо, оставляли кровавые борозды.
Обо мне она забыла.
Мои клинки вспороли ей спину. Я еще повела лезвиями вверх, рассекая плоть. Не ощутила сопротивления костей и сухожилий, плоть легко раздавалась под напором лезвий.
Один ужасный миг она оставалась в этом положении, вцепившись в Ишку, и я успела подумать, что мы столкнулись с чем-то воистину неодолимым.
Потом она испустила неестественный вопль, больше всего похожий на вой ветра в расщелинах.
– Не забирайте их… не забирайте их… не забирайте их…
Интонация не менялась, но слова выцветали, как отголоски эха.
Она обмякла, повалилась наземь. В неподвижности она выглядела еще невероятнее.