Я босиком побежала на звук. Свернула в совершенно темный отрезок коридора – только из-под одной двери пробивался свет. Вопль выбил все мысли из головы.
Дверь подалась после первого толчка.
Четверо, склонив голову, сгрудились посередине комнаты. Нуру я узнала сразу. Еще две фигуры, одетые в облегающую черную кожу, с копьями за спиной – сиризены. Кто-то четвертый, с белой кудрявой головой, стоял на коленях.
Вопль длился и длился.
– Что же это такое?
Голос повышать не пришлось. Да я и не заметила, что заговорила вслух, пока все лица не обратились ко мне. Ариадна. Ансерра, все еще в красном шарфе. На коленях, склонившись над кроватью, стояла целительница-вальтайн по имени Вилла.
И лежащую на кровати я узнала – Эслин.
Она противоестественно выгибалась, словно каждую мышцу тела сводила отдельная судорога. Ее черная форма распахнулась, на загорелой коже пестрели синеватые пятна.
– Ты что здесь делаешь? – резко спросила Нура.
– Услышала вопль.
– Вопль?
Я подошла к Эслин. Она и не напоминала сейчас ту напористую, сильную женщину, что сражалась рядом со мной. Она выглядела живым трупом или хуже того. Живот, раньше сильный, мускулистый, сейчас подергивался, блестел от пота. Каждая жилка под кожей проступила на поверхности и налилась черным.
– Что с ней? – снова спросила я.
– А-марил, – не поднимая взгляда, буркнула Вилла.
– А-марил? – Я впервые слышала это слово. – Что…
Череп расколол новый вопль. Решайе так шарахнулся от него, что я шагнула назад и зажала уши ладонями.
– Уберите ее отсюда, – пробормотала Ансерра.
– Что не так? – Нура, прищурившись, шагнула ко мне.
Я подумала, не сошла ли она с ума.
Что не так? Она еще спрашивает: я едва различала их голоса за этим воплем – боги, у кого хватило бы воздуха так долго кричать?
И тут я спохватилась. Никто словно не слышал этого звука. И губы Эслин, хоть и сведенные судорогой, оставались сомкнуты.
Я открыла рот, но слова не шли с языка. Меня окружала боль Эслин. Решайе метался в голове по кругу, ища спасения от ее мучений.
Не помню, как я очутилась на полу. Нура потянулась ко мне – я зарычала на нее и усомнилась, мой ли это голос.
– Уберите ее! – резко приказала Ансерра.
Нура, опалив ее взглядом, ухватила меня под мышки, подняла:
– Идем.
В голове мутилось, я почти не замечала, куда иду. Нура отвела меня в другое, дальнее от моей комнаты крыло. Комната здесь была больше моей. Не задерживаясь, она провела меня через стеклянную дверь на балкончик. Здесь вопль стал глуше, а холодный воздух усмирил сердцебиение. Решайе притих, но все еще кружил в моем сознании, как стерегущая окна собака.
Нура налила мне немного из бутылки, сунула бокал в руку и налила того же себе.
Я уставилась в янтарную жидкость. Поверхность вздрагивала – у меня дрожали руки.
– Просто виски, – успокоила меня Нура. – Поверь, ты в нем нуждаешься. Я знаю, что делаю.
Действительно, она знала. Я залпом осушила бокал и выдохнула напряжение.
– Что это было?
– Эслин больна.
– Чем больна?
Нура налила себе еще и высосала не так поспешно.
– Сиризены погружаются в магию куда глубже, чем вальтайны и соларии.
– Слои, – пробормотала я, припомнив рассказы Эслин по пути из Трелла.
Существовали разные потоки магии – для вальтайнов, солариев, фейри, – но под всеми ними лежала большая глубина. Вот почему сиризенов лишали глаз. Оставшись без зрения, эти воины приобретали особую чуткость к глубинным уровням магии, но даже они могли донырнуть до глубин лишь на считаные секунды.
– Верно. И это опасно. – Нура выдохнула сквозь зубы.
Она не поднимала глаз и молча теребила свои волосы.
Я наблюдала за ней. Легко было все списать на ее бесчувственность. Но сейчас в ней сквозила угрюмая печаль, словно она слишком старалась выбросить увиденное из памяти.
– Они меняют себя, подстегивают себя, чтобы добраться до этого четвертого слоя, – заговорила она. – Но человеческое тело для такого не приспособлено. И, случается, не выдерживает. Тогда человека поражает а-марил. Отравление не предназначенной для тебя магией.
– Но… почему же… Почему сейчас?
– Почему болезнь выбирает того или другого? А-марил часто бьет наугад. Может, она наткнулась на залежи ядовитой магии. Или дней пять назад поела непрожаренного мяса, которое повлияло на ее тело именно так, чтобы звезды сошлись. Мы об этом попросту мало знаем. Но… – Лицо у нее застыло. – В последнее время Эслин рисковала больше обычного.
– Эликсиры Зерита.
Нура чуть заметно кивнула.
Те сосуды, что совал ей Зерит перед сражениями, – те, что придавали ей такую силу. Насколько я поняла, составление тех эликсиров и его подкосило в числе прочего. И Эслин, по-видимому, тоже.
Нура сделала еще глоток. Ее взгляд скользнул по горам вдалеке.
– Да и при обычных обстоятельствах для Эслин такая судьба не так уж удивительна. – Тут она с любопытством взглянула на меня. – Ты сказала, что слышала крики.
– Слышала. Решайе слышал.
Решайе, словно разбуженный звуками своего имени, прополз ко мне под лоб и с отчетливым неодобрением уставился на Нуру.
– Он тоже черпает из глубинной магии, – сказала та. – Как сиризены и даже глубже. То, что вы слышали, могло исходить от… – она поводила рукой по воздуху, – оттуда. А не отсюда.
– Но каким образом?
– Как знать? Никто этого не понимает. Именно поэтому ты должна остерегаться. Эслин заболела, потому что слишком долго повелевала чересчур глубокой магией и употребляла ее неправильно.
А моя магия была еще глубже, и владела я ею дольше. Мне после употребления магии Решайе бывало очень, очень плохо, но что та болезнь в сравнении с мучениями Эслин?
– Что будет с Эслин? – тихо спросила я.
– Умрет. Так всегда бывает.
– Всегда?
Она помолчала.
– Однажды я видела, как человек выжил. Только раз. Но та женщина прежней уже не стала.
Решайе еще расхаживал у меня подо лбом, как меряющая клетку шагами пантера. Голова раскалывалась от боли.
«Перестань», – сказала я ему.
…Пока она здесь, не перестану…
Пальцы мои потянулись к виску. Все силы ушли на то, чтобы оттеснить Решайе в дальний угол сознания.
– Что такое? – полюбопытствовала Нура.
– За что Решайе так тебя ненавидит?
У нее напряглись уголки губ.
– Решайе всех ненавидит.
…Это не ненависть!.. – обиженно зашипел Решайе.
– Тебя больше всего.
– Может быть, потому, что меня ненавидит Макс.
Вопреки себе – у меня хватало других забот, – стоило Нуре произнести имя Макса, я до зубовного скрежета захотела вступиться за него.
– Не в нем дело.
…Она снова и снова сражалась со мной… – прошептал Решайе. – …Этому нет конца…
– Ты пыталась им овладеть, – сказала я.
– Разумеется, пыталась.
«Разумеется»? Все во мне перевернулось. От мысли, что она желала завладеть вот этим – после того, что он сотворил с Максом… и с семьей Фарлион. Иногда я почти готова была принять Нуру как союзницу, но вот в такие минуты меня переполняло отвращение.
Я его скрыла. Однако она взглянула так понимающе, словно угадала мое невысказанное осуждение.
– Не думай, – тихо заговорила она. – У меня с ним свои счеты.
Решайе зарычал, и во мне вспыхнула его память, острая как бритва. Нура глядится в зеркало – раскрасневшаяся, потрясенная. Окровавленные ладони в песке арены, она снова, снова и снова заставляет себя подняться. Нура в холодной воде, в полной темноте, Нура, вскрывающая себе кожу на руке…
Образы пропали так же внезапно, как налетели. Тишина, ласковый ветерок. Нура подливает в свой бокал.
– Я слышала о делах в Трелле, – сказала она. – О семействе Зороковых. Тебе следовало сразу послушаться Зерита. Тогда война бы уже закончилась и ты могла бы заняться ими.
– Слишком опасно.
– Чем дольше тянешь, тем больше погибнет людей.
Я долго смотрела на нее. Сейчас она казалась старше, чем в воспоминаниях Макса. А вот взгляд, беспощадный и уверенный, остался прежним. Сколько раз она повторяла эти слова Максу – и самой себе – после Сарлазая?
И все же что-то во мне сомневалось, не права ли она.
– Хочется, чтобы этот мир заслуживал спасения, – сказала я.
Сухая усмешка скривила ее губы.
– Ты, верно, думаешь, что я сделана из камня.
– Скорее изо льда.
Да, лед нарастает слоями, скрывая все, что лежит под ним. А что под ее льдом что-то есть, я знала наверняка. Не всегда она была такой. Я даже сейчас видела печаль в ее глазах.
Короткий смешок.
– Мне это не подходит. Лед слишком хрупок. – Ее серебристые глаза скользнули по мне. – Не спеши осуждать, Тисаана. Может статься, ты однажды окажешься на моем месте. Отсечешь от себя все слабости. Пожертвуешь всем, что имела. И тогда мир будет дивиться твоей бесчеловечности, будто ты своей волей стала такой, как есть.
Сделав долгий глоток, она отвернулась к горам.
– Когда-то мы с Эслин дружили, – тихо сказала она. – Не хочется мне смотреть, как она умирает.
Странно было бы жалеть ее. И все же я против воли поняла, какой одинокой она стала, когда перерубила все нити, связывавшие ее с другими людскими душами.
– За мертвых. – Я подняла бокал.
– За мертвых. – Нура ответила тем же.
Она одним глотком допила и отвернулась к стене дома Фарлионов. Здание нависало над нами, и она будто мерилась с ним взглядом, стремясь подчинить.
– Знаешь, – отчетливо проговорила она, – я ненавижу этот поганый дом.
Глава 26Эф
– Семь небес, что за гнусная вонь?
Гулкий бас Ашраи раскатился по лагерю. Я поневоле согласилась – трудно было не согласиться. Мы вернулись с охоты, а Сиобан с Ишкой принесли дрова для костра. Взглянув на их наморщенные носы, я поняла, что все мы думаем об одном.
Мы удивленно таращились друг на друга. Потом мой взгляд задел палатку Кадуана на дальнем краю лагеря.