Я отвлеклась, замерла, силясь вырвать Решайе из своих мыслей. Нуре хватило этой мгновенной заминки. Боль пронизала мое вывернутое запястье, потом ударила в колени, потому что она подсекла мне ноги, и вот я отдуваюсь, снова растянувшись на земле.
Нура подмигнула мне сверху.
– Хорошо, – сказала она. – Но мало.
– Иной мог бы возразить, – прозвучал голос с дальнего края арены, – что схватка была выиграна, когда клинок коснулся твоего горла, Нура.
У меня замерло сердце. Мне стало не до Нуры.
– Правда? – Она вздернула бровь. – На мой взгляд, она не похожа на победительницу.
Я подобрала ноги, вскочила, разворачиваясь к стоящему в дверях Максу. Он привалился к косяку, скрестив руки на груди.
Я не могла двинуться с места. Хотела броситься к нему, схватить в объятия, а могла только таращить глаза. И только когда заныли щеки, поняла, что улыбаюсь до ушей.
На нем была черная форма, довольно заношенная: серебряная отделка выдавала незаметные на черном пятна. И несколько пуговиц он потерял, так что двубортный мундир перекосило, отчего Макс выглядел особенно растрепанным, хотя хватило бы и взъерошенных волос да теней под глазами.
– Долго же ты добирался, – заметила Нура.
Ее клинок, причмокнув, втянулся обратно в рукав.
Макс пожал плечами. Он смотрел мне в глаза, улыбался краешком рта:
– Эй, привет.
– И тебе привет, – с трудом выдавила я сквозь одышку.
Нура закатила глаза.
В глубине сознания шевельнулся Решайе. Я отыскала его сеть, нашла, где он примостился. Он был слаб, как часто бывал в последние дни, – еще не оправился от нашей схватки несколько дней назад. Я осторожно отодвинула его дальше в тень. Набросила одеяло темноты и одновременно загородила свои мысли от других повелителей. Чтобы никто не подсмотрел.
Я прошла к двери, сунула Максу руку – и чуть не лишилась чувств от реальности этого прикосновения. Я глаз не могла отвести.
– Пойдем отсюда, – пробормотала я.
– Мы еще не закончили, – сказала Нура.
Я не удостоила ее взглядом:
– Хватит уже.
Макс поддержал меня перекошенной улыбкой. Я улыбнулась в ответ и дернула плечом.
Что она мне сделает? Они во мне нуждались. А меня сейчас никто бы не удержал.
Глава 32Тисаана
Мы не дотерпели даже до моей комнаты. Едва оказавшись в пустом коридоре, ухватились друг за друга. Я спиной к стене, губы Макса отчаянно, взыскательно целуют мои. Вкус пепла и запах дыма с сиренью – знакомый запах, крепкий, как соблазн вина.
Ох, боги, как я соскучилась, соскучилась, соскучилась…
Губы мои были слишком заняты, чтобы выговорить эти слова, но они бились в каждом ударе сердца. Пожалуй что, стыдно чувствовать себя такой ущербной без другого человека. Я всю жизнь училась изящно глотать потери. Но как же иссохла за эти недели без него.
Мы не унимались по пути к комнате, урывали там поцелуй, тут прикосновение. А когда добрались наконец до дверей, я вбила ключ в замок, толкнула, и мы, неловко перепутавшись руками и ногами, ввалились внутрь. Дверь затворилась. Было тихо, не считая дивного звука нашего единения – прекрасного, рваного ритма его дыхания, шороха одежды под пальцами и шелеста кожи о кожу.
– Я соскучилась! – выдохнула я между поцелуями.
– Я тоже. – (Два слова пощекотали мне шею, стон подступил к горлу.) – Ты не представляешь как.
Боги!
Я жалась к нему, пока нам не встретилась стена. Мои губы снова отыскали его рот, руки возились с уцелевшими пуговицами мундира. Мне хотелось касаться его везде, заново знакомиться с его углами и плоскостями, тонуть в горячем жару его кожи.
Я уткнулась лицом ему в шею. Лизала, целовала, пощипывала, впитывая вкус соли с легчайшим оттенком железа, пока руки споро управлялись с последними пуговицами мундира и добирались до простой холщовой рубахи под ним. Он испустил стон, крепко прижал меня к себе, а моя ладонь накрыла его живот, с наслаждением ощутив, как поджались мышцы от этого прикосновения.
Я чуть отстранилась, чтобы его увидеть, хоть он и не отпускал меня от себя.
Багровые синяки рассыпались по его коже увядшими лепестками. Иные были с мой кулак. Красный воспаленный порез, на вид давностью в несколько дней, выгибался над ключицей.
Я приоткрыла рот, но сказать ничего не успела – Макс снова овладел моими губами.
– Ничего, – бормотал он между поцелуями. – Это ничего.
Его руки добрались до одежды, стянули через голову мою пропотевшую безрукавку. И сорочку под ней. От его теплых, требовательных и нежных касаний связных мыслей как не бывало. Сгинули все тревоги. Осталась только всепоглощающая потребность заполучить его себе, в себя – хорошо бы, всего целиком.
Мы повалились на кровать. Я опрокинулась первой, он готов был упасть следом, но вдруг задержался.
Лицо его совершенно переменилось. Морщинка смяла брови, неповторимые губы искривились книзу. Глазами он обнимал мое обнаженное тело от бедер и вверх, но теперь во взгляде темнело не только желание.
– Это ничего, – повторила я за ним. – Ничего.
Я не дала ему времени ответить – дернула к себе и после долгого поцелуя взобралась сверху, обхватив его бедрами. Его ладони обнимали меня за пояс, гладили грудь, бедра, словно заучивая изгибы наизусть.
– Откуда это? – пробормотал он, обводя круглый синяк под левой грудью.
Я подняла бровь:
– У меня? Ты бы на себя посмотрел. – Я куснула его в красный рубец на плече. – Как это вышло?
Я опустилась на него, упиваясь его теплом. Мгновение я любовалась его изысканными формами, картой проступающих под кожей мышц. Скользнула губами ниже, еще ниже, к полузалеченной царапине на ребрах. Провела по ней губами и улыбнулась ему в бок, почувствовав, как он дергается, сдерживая смешок от щекотки.
– А это? – бормотала я.
Еще ниже. К отметине на бедре, уходящей под пояс штанов. Я медленно расстегнула их, оттянула, чтобы целиком рассмотреть рану. И не только ее.
– А это? – шептала я, прижимаясь к ссадине губами.
– Говорю тебе, это…
Он сказал что, но вышло невнятно, как сдавленный стон, потому что я тем временем прошлась губами по всей длине. Мягко, губами и языком, трогала кончик, двигаясь медленно, расслабленно. Наслаждалась его вкусом. Наслаждалась его участившимся дыханием. Наслаждалась, не видя, но ощущая, как он напрягся каждой жилкой.
Потом он снова прижал меня к себе и припал губами к губам в долгом отчаянном поцелуе, перевернув и притиснув к постели.
– Что это меня вечно допрашивают, – пробормотал он. – С первой минуты, как ступила на мой порог, всё только обо мне. А давай-ка о тебе!
Он оторвался, критически оглядел мое тело:
– Это откуда?
Он припал губами к двухнедельной давности порезу на плече – подарочек от рапиры Нуры на учебной площадке.
– А… это?
Его губы скользнули ниже, к большому багровому рубцу на ребре.
– Ты, я вижу, тут не бездельничала.
Внизу у меня все натянулось, горело желанием. Дыхание срывалось. Но я, как могла небрежно, бросила:
– Без дела не сижу.
– Хм, без такого дела? – Он добрался до ожога на наружной стороне бедра – такого свежего, что я со свистом втянула в воздух от примешавшейся к удовольствию боли.
– Предпочитаю жизнь, полную волнений, – выдавила я.
– Точно. – Он беззвучно ухмыльнулся в синяк на моем колене. – Тем и хороша в числе прочего.
– Еще бы ты спорил!
Теперь он дышал мне на внутреннюю сторону бедра. И еще выше.
О боги. Боги…
Время остановилось. В крови билось желание.
Я выгнула шею, чтобы взглянуть вниз, и Макс поймал мой взгляд. Спутавшиеся волосы падали ему на лоб. Усмешка кривила уголок рта – как всегда, левый. Под таким углом мне виден был порез у него на плече, выпуклые, обрисованные светом мышцы. Он был красив. Но не от красоты у меня захватило дух. От чистой, всепоглощающей любви в его взгляде.
– Это верно, – сказал он. – Не поспорю.
Потом он припал ко мне губами, и наслаждение разом пронизало меня так, что невозможно стало дышать. Я выгнулась, комкая в руках простыню. Беспомощный стон вырывался из горла, но я его не замечала, пока губы Макса не оторвались от меня, чтобы вымолвить:
– Тисаана, еще один такой стон…
Голос его умолял, звучал тихо и сипло. Я не могла говорить. Я едва дышала. Но когда его язык вернулся на прежнюю долгую, полную препятствий дорогу, я нашла способ ответить. Что за слова лились из меня? Теренские, аранские, вперемешку? Мольбы, проклятия? Не знаю. Мне было все равно.
– Умница, – усмехнулся он, не отрываясь.
Но мне было не до слов – мне было ни до чего, кроме движений его языка, одновременно слишком сильных и недостаточных, слишком нежных и слишком грубых.
В меня проникли два пальца, бедра мои вздыбились, и все кончилось. Я развернулась, отдаваясь налетевшей и разбившейся волне наслаждения. Я еще дрожала, когда Макс, поцеловав в последний раз в средоточие бедер, надвинулся на меня. Я вся превратилась в один нерв, во мне остались одни инстинкты. Я охватила его собой, нашла его рот. Мало. Мне нужно было больше, ближе, нужно было дышать в такт с его дыханием.
Он легко протолкнулся в меня. Мои бедра поднялись ему навстречу. Боги, я и забыла, как это хорошо, как правильно вот так быть с ним вместе, наполниться им. Поцелуй стал еще глубже, его вкус на языке смешивался с моим, его пальцы сжимали мои, наши тела переплелись. Движения нашли ритм, естественный и жадный, он бился в меня твердо и требовательно, и мое тело двигалось навстречу толчкам. Я уже предчувствовала гребень новой волны, нарастающее давление в глубине, куда он проник, делаясь все жестче, прерывисто дыша мне в рот.
– Еще, – приказал, взмолился он. – Еще раз почувствовать тебя, Тисаана.
Он не оставил мне выбора, протолкнувшись в самую глубину, погружая зубы мне в горло. На несколько немыслимых секунд я целиком отделилась от мира, держась лишь за него. Я успела вернуться, чтобы, открыв глаза, увидеть, что и в этом он со мной – запрокинул голову, весь натянулся струной. Я сгребла его и прижала к себе, целуя грубо, содрогаясь с ним вместе. Поцелуй стал мягче, замедлился. Волна прошла.