Пока мы добрались до выхода, темнота стала почти непроглядной. Дверь показалась мне больше, чем запомнилась: высокая, узкая, черная. Знаки на ней блестели из теней, отражая несуществующий свет.
Макс приложил ладонь к створке.
Она не шевельнулась.
Знаки перемещались, как сползающиеся на мертвечину жучки, собирались вокруг нас.
Я тоже надавила на дверь.
– Выпусти нас! – пробормотала я на теренском, словно уговаривала сам Илизат. – Нам здесь не место.
«Так ли?»
Шепот звучал со всех сторон.
– Ладно, Илизат, – заговорил Макс. – Ты нас должным образом впечатлил. А теперь отпусти, живо!
Все значки со стен разом собрались вокруг Макса, обрамив его силуэт. Из углов тянулись тени, ласкали его.
Это не было голосом, но я различала каждое слово.
«К чему отпускать, если ты сам ко мне вернулся? Пусть однажды ты ушел. Но твое место здесь».
– Нет! – Я ударила по двери ладонью, вложив в толчок всю свою магию – всю магию Решайе.
Мои пальцы осветились.
Все новые тени протягивались к Максу наподобие жадных рук.
«Твое место здесь, – ворковал Илизат. – И что значат несколько недель разницы?»
Дверь продержалась еще мгновение.
Последний удар силы, и она распахнулась. Мы с Максом вывалились наружу. Я зажмурилась от яркости внешнего мира. Макс, выдернув из кармана пергамент, чертил стратаграмму. Получилось только со второго раза – в первый дрожащие руки не справились с кругом.
Мы очутились за поместьем Фарлионов. Ясный день, кругом люди, расхаживают, переговариваются. Так все мирно, что казалось ненастоящим.
Мы с Максом долго смотрели друг на друга. Он сжимал челюсти, бледность не сходила с лица. Я до дрожи вцепилась в его руку. Так крепко, что казалось – никогда уже не разжать.
Оба мы насмотрелись ужасов в тех стенах, но со мной остался только последний шепот Илизата, обращенный к Максу.
«Твое место здесь. И что значат несколько недель разницы?»
Глава 36Макс
Я не мог на нее смотреть. Сердце еще колотилось, ладони покрывал пот, и стоило моргнуть, перед глазами непрошено вставали те образы.
Мы оба молчали, пока не вернулись к ней в комнату.
– Что… что это было? – выговорила она.
– Илизат нас поимел.
«Твое место здесь».
Я заморгал, силясь выбросить эти слова из головы, но лишь заманил в темноту под веками новые кошмары.
– Такое там место, – сказал я. – Захватывает худшие твои страхи и тебя же ими терзает. Оно… люди говорят, живое.
– Живое?
– Нет же, я ни на секунду в это не верю. Это просто… причудливое магическое зеркало, отражающее твои кошмары. – Я прокашлялся. – Отымело оно нас, только и всего.
Тисаана сжалась, словно ее память тоже раздирали видения. Могу только гадать, что ей привиделось. Столько темноты было у нее в прошлом. Илизату хватило материала для работы.
Нельзя было ее туда приводить.
– Почему оно нас не отпускало? – спросила она.
– Куда уж мне разбирать мотивы древней разумной темницы.
– Такое и раньше бывало? Оно… такое проделывало?
– Я о таком не слыхал. А с другой стороны, Илизат повсеместно считался таинственным и ужасным, и никто его по-настоящему не понимал.
Я пригладил волосы.
– Может быть… это от нашей магии. Может, из-за нее он отозвался нам не так, как другим. Древняя магия – загадочная и злая. Как Илизат.
– Может быть, – шепнула Тисаана, но я видел, что ответ ее не удовлетворил.
«Однажды ты ушел…»
Я подавил дрожь и направился к окну – больше чтобы спрятаться от пристального взгляда Тисааны, как всегда видевшего во мне слишком много.
– Нам надо обдумать вещи поважнее палаческих наклонностей Илизата, – сказал я.
Вечером мы с Тисааной прибегли к обычному способу отвлечься – занялись упражнениями. Нам было утешительно привычно с головой уходить в работу, не оставлявшую места неприятной действительности. Тисаана с моего отъезда заметно продвинулась, особенно в боевом искусстве. Иль Сахай казался теперь продолжением ее руки и ее магии – как мой меч был продолжением меня самого. Я все еще не привык улавливать отблески своих приемов в ее движениях – в них виделось напоминание, почему мы здесь очутились и какой ужас связал нас прочнее дружбы и любви.
Мы занимались, пока тела не перестали нас слушаться, потом сполоснулись, рухнули в постель и молчали, притворяясь спящими. Тушить свет не стали, и ни ей, ни мне не пришлось объяснять почему.
«Твое место здесь».
Уже за полночь Тисаана обвила меня руками и тихо шепнула в ухо:
– Когда тебя судили за Сарлазай… Если бы признали виновным, сослали бы туда?
Я ждал этого вопроса – и страшился его.
– Если бы осудили – да.
Военные преступления. Вот в чем меня обвинили. А как еще назвать то, что случилось с Сарлазаем?
Слова шли на удивление трудно.
– Самое подходящее место. Для того, кто за это в ответе.
– Макс, но ведь не ты, – прошептала она.
Иногда я сомневался, имеет ли это значение.
– Я даже не присутствовал на суде. Не в себе был. Но я слышал, что там присутствовали выжившие. Они пришли свидетельствовать против Орденов, желая правосудия, хотя чуть не вчера хоронили то, что там осталось для похорон. – Я прочистил горло. – Меня отпустили только потому, что Нура вступилась. Иногда я задумывался, что чувствовали те люди, глядя, как меня оправдывают, даже не призвав на суд? Разве это правосудие?
– Если бы ты отправился туда только потому, что чувствовал за собой вину, это тоже было бы не правосудие.
Может быть. Но что-то больше на него похожее.
«Твое место здесь».
В шепоте Илизата мне чудилась правда.
– Макс. – Тисаана повернула меня к себе. Ее разноцветные глаза яростно блестели. – Твое место совсем не там. И никогда не будет, что бы он тебе ни внушал. Понял?
Так же она говорила, когда объявляла, что освободит треллианских рабов. Таким же голосом обещала спасти Серела, хотя весь мир твердил ей, что спасти его невозможно. Необоримая стихийная сила.
Я поцеловал ее в лоб и притянул к себе, обнял.
– Знаю, – прошептал я.
Ей всегда было так легко верить.
Но когда я снова заглянул ей в лицо, моему взгляду ответила темнота Илизата. И шепот Илизата всю ночь ласкал мои сны.
Глава 37Тисаана
Я никак не могла стряхнуть с себя илизатские видения. Спала беспокойно. Только к утру задремала, а когда проснулась, вместо Макса на подушке лежала записка:
Т.,
ты очаровательно храпишь, так мирно, что жаль будить. На утреннем построении. Пообедаем потом?
Люблю,
М.
Такая старательная беспечность, будто мы обычные люди, живущие обычной жизнью, а не две жертвы магической древней тюрьмы, только накануне измывавшейся над нами.
Я отложила записку. А когда встала и принялась готовиться к новому дню, заметила другое письмо, подсунутое под дверь.
Писала молодая женщина из поселения беженцев. Фийра, я с ней несколько раз говорила. Ее бабушке требовалась моя помощь, она просила меня зайти – хотя, в чем дело, писала неопределенно.
Все равно. Я приходила, когда бы беженцы меня ни позвали. И этот день не будет исключением.
– Спасибо тебе, Тисаана, что выбрала время…
Старуха говорила с густым дералинским акцентом – это теренское наречие всегда звучало резко, отрывисто. Трясущимися руками она подала нам жаркое, разбрызгав на стол подливу из тяжелой кастрюли. Я мягко отняла у нее ложку и разложила сама. Себе. Ей. И сидевшей с потупленным взглядом Фийре.
– Как же не найти было времени, – сказала я.
Вернулась на место и попробовала жаркое. Приправы были не треллианские – обычные для Ары жгучие пряности с неуловимым привкусом, – и все равно, даже от слабого подобия треллианской еды меня захлестнула тоска по родине.
Я все посматривала в уголок, где маленький, не старше пяти лет, мальчуган играл в кубики. Я незаметно помахала ему, но он не захотел ответить.
– Это мой Мео, – прокаркала старуха, заметив мой взгляд. – По крови не мой – но я его и так люблю.
– Родные, которых мы выбираем, значат для нас не меньше, – согласилась я.
Последовало долго неловкое молчание. Старуха вглядывалась в меня бельмастыми глазами из-под морщинистых век. Фийра на меня вовсе не смотрела.
Я прокашлялась.
– Так чем я могу помочь?
– У меня, вообще-то, и внук есть, – словно не слыша, скрипела старуха. – Я много чем занималась в старые времена. До падения Дералина. Живала в столице, знаешь ли. До ее падения.
Взгляд женщины остекленел. Я узнала этот взгляд. Почти все так смотрят, уходя в прошлое. Я отложила ложку, догадавшись, что больше всего ей сейчас нужно выговориться.
– Это эссарийцы до нас добрались, – продолжала она. – Застали всех врасплох. Какие-то чернильные мыши свалили великий Дералин.
Эссарийцы были единственными союзниками Трелла. Не обладая военной мощью, они были богаты и далеко продвинулись в науках. За деньги они покупали лучших воинов – приобретшие дурную славу частные армии, такие как «Розовый зуб» и «Золотая кора». Но окончательной победы в этой игре им не досталось. Тягаясь с треллианцами, они растратили все золото, а когда стали бесполезны, Трелл их тоже завоевал. Наемники не защищают того, кто больше не может платить, так что Эссария пала вслед за остальными.
– Мы успели бы выбраться, – продолжала старуха. – До падения больших городов. Моему внуку, малышу Сенре, всего тринадцать исполнилось. Для мальчиков это опасный возраст. Вообразил себя героем. Сколько-то недель тянул. Хотя мы могли выбраться. Но тут появились рабовладельцы. И когда мы их впервые увидели, мой мальчик не захотел бежать. – Она рассказывала привычно, равнодушно, но горе, стоявшее за грустным рассказом, не притупилось. – Тринадцать лет у мальчиков опасный возраст, – бормотала она, устремив взгляд вдаль. – Воображают себя героями.