ела фейри.
– Они ни в какие дела не вмешивались. Это я решила к ним обратиться. Я!
Я качнулась к нему. И не замечала, что голова у меня залита кровью, пока не почувствовала вкус железа на губах.
– Клеин, это глупо. Тем более теперь, когда люди…
Раздался оглушающий гром.
В комнату ворвалось золотое пятно, и к тому времени, как осколки стекла дождевыми каплями опали на пол, державшие Ашраи солдаты, скрючившись, зажимали ладонями лицо. Дым развеялся, и все увидели Ишку – крылья раскинуты во всю ширь, обнаженный меч приставлен к горлу Клеина.
– Это измена договору! – прорычал он. – Ты поднял клинок против вишраи?
Клеин оскалил зубы:
– Договор разорван.
– Разорван? – У меня остановилось сердце.
Ишка же почти не изменился в лице, только чуть дрогнул какой-то мускул.
– Прошу прощения? – с мертвенным спокойствием произнес он.
– Нет больше договора, – отчеканил Клеин. – Вашему племени нельзя доверять. Я это с самого начала знал. А этот ваш… заход только подтвердил…
– Я – тиирна, Клеин! – рявкнула я. – И вправе…
Но он не дал мне договорить.
Я рванулась вперед, хотя уже понимала, что не успеваю предотвратить неизбежного. Клеин крикнул, и его солдаты бросились на Ишку с Ашраи. Я увернулась от атаковавшего Ишку Клеина. Краем глаза заметила движение Сиобан. Услышала ее властный рев:
– Как командир Клинков приказываю – отставить!
Поздно – напряжение разрядилось насилием. Мы с Ишкой прижались спина к спине, он вскинул меч – из нас из всех только он был как следует вооружен, я же дралась клинком, который выхватила из руки мертвеца. На губах был вкус крови. За спиной кричали, но я не понимала кто.
Внезапно полыхнул свет, оглушительно грохнуло. Разлетелись новые стекла. Подняв взгляд, я увидела вползающие в пролом окна гибкие лозы – наши противники не успели опомниться, как побеги ухватили их за горло. Солдаты забились, но тщетно: зеленые веревки скрутили их по рукам и ногам, не давая шевельнуться. Кадуан медленно, зажимая себе живот, поднимался на ноги. Заглянув в его открытые глаза, я утонула в потрясающем облегчении.
– Надолго их это не задержит, – прохрипел он.
И замолчал, уставившись в другой конец комнаты.
Я обернулась. Бойня. Пол залит кровью, один солдат-сидни лежит рядом с Сиобан с горлом, распоротым его же клинком, а побледневшая Сиобан смотрит на лежащего.
Рядом мешком упал Ашраи.
Он успел выпустить крылья, но одно из них, почти отрубленное от тела, превратилось в кашу из костей, клочьев мяса и скользких от крови перьев. Из ребер торчало копье, одна большая рука еще сжимала горло сидни.
Ашраи не шевелился. Все молчали. Все мы навидались убитых и узнавали мертвеца с первого взгляда.
Ишка упал на колени, пробормотал что-то непонятное, прижал большой палец к своему лбу, потом ко лбу Ашраи. И встал.
– Он ушел, – не оборачиваясь, проговорил он.
Сиобан тихо выругалась.
У меня слова застряли в горле. Хотелось просить о прощении. Хотелось орать, хотелось посрубать головы всем подряд – на кого хватило бы сил, даже своим. Никого мне не надо!
Ишка обернулся, встретил мой взгляд. Я не могла дышать. Ждала, что он меня ударит. Я же была сидни, из вождей народа, предавшего его, убившего его друга. Я была ему врагом.
– Ты знала? – спокойно спросил он.
– Нет. Я ни за что бы не допустила…
– После поговорим. – Кадуан указал на тела. – Я недолго сумею их удержать.
– Надо уходить, – подала голос Сиобан. Она все не могла отвести глаз от убитого ею солдата, и на лице ее была боль. – Пока новые не нагрянули.
Ишка распахнул дверь, и мы бросились бежать.
Матира, как быстро это случилось! Армия Клеина была повсюду, вливалась во дворец через двери, окна, балконы. Мы жались к стенам, опасливо огибали углы. Пока добрались до главного прохода, откуда открывались нижние уровни, во рту у меня пересохло. Внизу протыкали сталью, выбрасывали из окон, оставляли истекать кровью на земле нираянцев. Резня не щадила никого.
– Слишком их много, – пробормотала Сиобан. – Надо выбираться. А там уж разберемся, что происходит. – Она повернулась к Ишке. – Давай останемся союзниками, хотя бы пока не поймем, зачем это. Мы теперь тоже изменники своего народа.
Ишка, помедлив, склонил голову, сжал губы:
– Принимаю.
Кадуан молчал, на щеке у него трепетал маленький мускул. Я проследила его взгляд на творящееся внизу насилие. На одном балконе солдат-сидни ухватил за волосы человеческую девушку и одним ударом отсек ей голову.
Слово сорвалось с языка прежде, чем я поняла, что говорю:
– Нет!
– Нет? – прошипела Сиобан.
– Я не могу их бросить. Мы обещали, что их королевству не будет вреда. У нираянцев и войска-то толкового нет.
Этими словами я прикрывала другие – те, что не могла выговорить: «Это моя семья. Моя кровь».
Свистнувшая мимо стрела отвлекла Ишку с Кадуаном. Те изготовились к обороне, а вот Сиобан, ухватив меня за плечо, зашептала в ухо.
– Ты готова поднять оружие против своего народа! – шипела она. – Обратного пути не будет.
Я открыла рот для ответа – и ненароком заглянула ей за плечо. Солдат-сидни целил из лука в ее беззащитную спину.
– Нет! – вскрикнула я, толкнув Сиобан в сторону.
Не успела.
В мире мало найдешь лучников лучше сидни. Может быть, этого выучила сама Сиобан. Стрела ударила ей в шею и вышла из горла. Она навалилась на меня, отбросила к стене, и мы вместе сползли наземь. Губы ее раскрылись, но изо рта слышалось только бульканье. Впервые за долгую нашу дружбу я видела в ее глазах страх. Страх и печаль – после веков верной службы ее без колебаний застрелили свои.
Я не оторвала глаз от ее лица, даже когда к нам бросился Кадуан. Ишка сдерживал нападающих. Какие-то слова срывались с моих губ, но я не понимала, что говорю, пока не повторила в четвертый или пятый раз. Чуть слышно, как молитву, я бормотала:
– Прости…
Прости, что привела тебя сюда…
Прости, что превратила в изменницу…
Прости, что мне не бывать больше верной, хорошей сидни, как ты учила…
Я смотрела, как жизнь гаснет в ее голубых глазах – будто вода утекала. С ней ушло последнее, что еще держало меня.
«Ты готова поднять оружие против своего народа!» – за секунды до смерти произнесла Сиобан.
Мой народ?
Какой народ?
Тот, что убил лучшую из своих дочерей, отдавшую этому народу все, что имела, до последнего дыхания хранившую верность?
Я всю жизнь стыдилась себя. А теперь? Теперь я стыдилась того, чем пыталась стать. Я утопила горе в океане ярости. Бережно опустила тело Сиобан на землю. Закрыла ее прекрасные безжизненные голубые глаза.
– Делайте что хотите, – обратилась я к Ишке с Кадуаном, – а я этого так не оставлю.
Подняв глаза, я встретила взгляд Кадуана, и, как всегда, мне почудилось в нем что-то такое, на что я не знала ответа. Не знала до этой минуты.
Он молча подставил мне запястье. На нем еще виднелась подсохшая ранка с Итары. Я без колебаний сорвала корку и впустила в себя его кровь и магию.
В этот раз она подействовала быстрее. Привычка или ярость, только через считаные секунды магия Кадуана молниями пронизала воздух между нами. Его веки затрепетали, я поняла, что он тоже чувствует усилившую нас обоих связь. Я видела, я чувствовала протянувшиеся сквозь нас нити жизни – пронизавшие камень, солдат, лозу. И все это я готова была растерзать. Оба мы взглянули на Ишку, сейчас нам троим не требовалось слов. Он коротко кивнул мне.
Впрочем, мне было уже не до него.
Я ринулась в бой. Меня вело наитие, инстинкт, раскаленный огнем гнева. Я не видела в убитых мною сидни своих. Я убивала заострившимся зубом, сжигала магией Кадуана. Потом вырвала у трупа меч и стала рубить одного за другим, не считая.
Я чувствовала рядом Кадуана – не видела, а чувствовала. Мы питали друг друга нашей магией. Она усиливалась с каждым телом, которое я стряхивала с клинка. Побеги буровили стены, прорастали сквозь половицы, разрывали на части пронзенных мной солдат.
Не знаю, куда подевался Ишка. Мне было не до того. Мы рвались через нираянский дворец, оставляя за собой смерть. Я почти ослепла. Не знаю, кровь или слезы застили мне взгляд. Мы пронеслись по парадной лестнице, вылетели в тронный зал, где нас приветствовали в первый вечер. Его нельзя было узнать, прекрасную тишину осквернили тела и кровь, перед моими мутившимися глазами стояли два цвета – красный и лиловый.
Я запнулась, не поняв, что меня остановило. И только когда Кадуан, обхватив за плечи, оттянул меня в укромный угол, поняла, что меня проткнули. Удара я не ощутила. И все еще не ощущала ничего, кроме тепла сбегающей по ногам крови. Но волнение Кадуана, такое глубокое, что отдалось в связавших нас нитях, выдернуло меня из тумана ярости.
Привалившись к стене, я оглянулась на него. Воздух здесь был холодным – мы стояли на балконе тронного зала.
– Могу идти, – срывающимся голосом выдавила я.
Но взгляд Кадуана скользнул мимо меня к вливавшимся в тронный зал воинам и медленно отступавшим нираянцам.
И я услышала то, о чем он промолчал.
– Мы победим, Кадуан, – упрашивала я. – Мы сумеем их спасти.
Он склонился ко мне. Так близко, что мы соприкоснулись носами, так близко, что наша общая магия обжигала нам дыхание.
– Есть многое сверх того, – пробормотал он. – И я хочу, чтобы ты жила дальше и смогла это увидеть, Эф. Не выбрасывай свою жизнь. Речь всего лишь о сражении. Не о войне.
О сражении? Как я устала от сражений. И пожалуй, умерла бы, чтобы покончить с ними.
– Когда же это прекратится?
Щеки мне обожгло слезами. Морщина между бровями Кадуана пролегла глубже, он склонился еще ниже.
И меня забрызгало кровью.
Вместо тепла его тела остались лишь лиловые брызги. Его отбросило на перила балкона. Связавшую нас магию обрубило одним ударом.
Кадуан качнулся ко мне, протянул руки, согнулся вдвое. Из его груди торчало древко, над ним расходился черный дым.