Древний язык Бесрита давным-давно стал мертвым.
Она кивнула. Потом ее взгляд упал на дверь.
– Надо думать, – вздохнул я, – нам предстоит войти в эти зловещие врата?
– Пожалуй.
Потрясающе!
– Ну, – пробормотал я, – день начался волнующе, так и продолжим.
Мы подошли к двери. Несмотря на лодки вдалеке, все было тихо. Если здесь кто и присутствовал, то не шумел. Меня это не слишком успокаивало.
Дверь, большая и тяжелая, отворилась со скрипом, от которого мороз пробежал по хребту. Внутри было темно – так темно, что пришлось поморгать, чтобы глаза привыкли. В эти секунды слепоты рука сама сжала оружие.
Большой круглый зал, стены опоясаны сплошной длинной скамьей. Письмена врезаны в стены, тянутся кругами на полу и даже на скамье. Из отверстия в крыше на пол падало идеально круглое пятно света, и еще солнце проникало внутрь сквозь узкие окна.
Напротив, спиной к нам, стоял человек. Высокий, с золотыми волосами до пояса. От скрипучей двери на него упал луч света. Одет он был необычно – завернут в золотистую ткань, скрепленную на плече.
Обернувшись, он устремил на нас взгляд. Тоже странный – глаза яркого золота. И двигался он слишком плавно, слишком грациозно.
– Итак, вы приняли мой дар, – с незнакомым выговором заговорил он. – Судя по вашему виду, он несколько запоздал.
– Для начала неплохо бы представиться, – остановил я его. – Кто, собственно говоря, ты?
– Я тебя знаю! – вырвалось у Тисааны.
Она явно не собиралась говорить этого вслух.
– Я тебя знаю! – снова ахнула она.
Мужчина шагнул вперед, и я шагнул навстречу, подняв оружие:
– Постой. Пока не назовешься, ни шагу.
Он смотрел мимо меня, на Тисаану, и, казалось, даже дышать забыл.
Я крепче стиснул меч.
– Кто ты? – повторил я.
Он долго молчал, прежде чем ответить:
– Меня зовут Ишка Сай-Эсс. Я здесь, чтобы исправить совершенное давным-давно зло.
Глава 66Эф
Внутри было так темно, что поначалу я совсем ничего не увидела. Слышала, как затихли вдруг приглушенные шепотки. Понемногу что-то стало проявляться. Мы стояли в большом круглом зале. Из приоткрытой двери у нас за спиной падал яркий свет, бросал на пол сияющие полосы. Стены, как и наружные колонны, покрывала резьба. По кругу тянулась изогнутая каменная скамья.
На скамье сидели люди.
Их было, пожалуй, два десятка с чем-то. Больше мужчин, но и несколько женщин. Одеты все по-разному, хотя большей частью в просторных одеждах, похожих на наряды вишраи. Почти все с бесцветной кожей, беловолосые, как тот, кого я видела в Итаре.
Я открыла рот, чтобы заговорить, – хотя что я могла сказать? Они бы меня и не поняли. И тут один из людей шагнул вперед, и я растеряла все слова.
Свет падал на его бледное лицо, путался в серебряных волосах.
Серебряные волосы и шрам от угла губ до самого уха…
Руки у меня сами собой потянулись к оружию. Но один из сидевших воздел ладони, и клинки вырвались у меня из рук, проскользили по полу. Я хотела кинуться за ними, но Ишка по-прежнему крепко держал меня за руку.
– Ишка, пусти! – ахнула я.
Но еще один из людей приблизился ко мне, глядя, как кот на добычу, и внезапно мысли мои охватила мучительная боль.
Я не могла шевельнуться. Не могла вздохнуть. Не могла думать.
А Ишка все не двигался.
Он выпустил мою руку, и я рухнула на пол, потому что все мышцы разом отказали.
А потом я услышала восемь слов, порвавшие меня на части.
– Я исполнил ваше требование, – произнес Ишка, обращаясь к человеку со шрамом. – Теперь вы исполните мое.
Все застыло.
Я, дернувшись всем телом, вывернула голову, чтобы взглянуть на Ишку. Он на меня не смотрел.
«Что ты делаешь?» – хотела крикнуть я, но тело мне больше не принадлежало.
Одна из беловолосых, молодая женщина, встала рядом со мной на колени. Она взяла мое лицо в ладони и осмотрела, как осматривают лошадь перед покупкой. И обратилась к мужчине со шрамом на языке, которого я не знала, но одно слово поняла.
Это слово было «эсснера».
Мужчина со шрамом улыбнулся, будто обрадовавшись услышанному.
– Ты не знаешь, как долго и трудно мы бились над этим, – ломая язык, обратился он к Ишке. – Это спасет жизни многих наших людей.
Ишка не ответил на его улыбку. Он презрительно кривил губы. И отводил от меня глаза.
– Вы уже забрали много наших.
– Только от отчаяния. О чем искренне сожалеем.
– Что же, теперь в этом не будет нужды. – Он склонил голову. – Королева Шадия ценит ваш союз.
Теперь я поняла. Предательство вошло в меня острием кинжала. Я пыталась крикнуть, завопить, хотела броситься на Ишку. Если бы могла шевельнуться, я бы ему голову с плеч сорвала. Я бы вырвала глаза с его прекрасного лица.
Но шевельнуться я не могла.
Не могла даже заплакать.
– Взаимно, – ответил мужчина со шрамом, склонив голову.
Ишка уже отворачивался. И вдруг задержался, взглянул на меня. Что-то дрогнуло в его лице.
– Оно действительно такое могущественное? – спросил он. – То, чем она станет.
– Большего могущества мир не видел. – Человек улыбнулся.
Другой человек коснулся меня, и боль стала нестерпимой. Две пары рук вздернули меня на ноги. Тело не слушалось, но я сражалась, сражалась всем, что имела, против влитого в меня заклятия.
На миг я прорвалась. Забилась. Меня схватили еще двое. В глазах расплывалось от слез.
– Ишка! – выкрикнула я. – Ты не бросишь меня здесь!
Меня оттащили, повалили снова на пол. Я видела только золотые глаза Ишки, его окаменевшее лицо.
– Ты не можешь…
Мне вспомнился Дом Тростника, те чудовища.
Я тоже стану чудовищем?
Сознание гасло, глаза застилала белая пелена. Меня утаскивали все дальше от Ишки.
– Ишка!..
Не знаю, прозвучал ли этот крик.
Последнее, что я видела, – он отвернулся, мелькнули, взметнувшись под порывом ветра, золотые волосы.
А затем все застила белизна, белизна, белизна…
Глава 67Тисаана
Я окаменела.
Знакомое чувство засело глубже сознания, в самой глубине. Но лицо этого человека, блеск его золотых волос тянули из меня что-то нутряное.
Ишка. Ишка. Откуда я знаю это имя?
Макс, надежно утвердившийся между ним и мною, с безмолвным вопросом посмотрел на меня через плечо.
«Столько дней лишь белизна вокруг».
Голос прозвучал из глубины памяти.
Сколько раз я это слышала. Видела. Чувствовала.
«Он предал тебя, а ты думала, что он тебя любит».
И та же боль, все та же боль и белизна, белизна, белизна… и блеск длинных золотых волос. Мужчина отворачивается.
Этот мужчина.
– Ты знал Решайе, – выдавила я.
Глаза у Макса полезли на лоб.
А взгляд Ишки потемнел.
– Решайе? – тихо повторил он. – Вот как она себя назвала?
– Она? – повторил Макс.
– Это имя что-то значит? – пробормотала я.
Красавец скривился:
– Оно означает: «Ничто».
Глава 68Эф…Решайе…
Я очень многого не помню.
Помню боль. Тело мое вскрывают, закрывают и снова вскрывают, переставляют органы, вытягивают и снова вливают кровь. Люди – чудовища, жестокие и злобные.
Для них я не живое существо. Для них я орудие, которое можно изготовить и применять.
Нет ни прошлого, ни будущего. Только это.
Впервые меня связывают с другим, объединив наши жилы: выдергивают сосуд у меня из запястья и подвешивают, чтобы из него текло к другому.
Люди умирают один за другим. Знаю, потому что чувствую их смерти. Знаю, потому что умираю вместе с ними. Я не вижу тел. Вижу лишь белизну.
От меня отнимают куски. Не знаю, что с ними делают и зачем. Сначала пальцы. Потом кисти целиком. Потом остатки рук. Меня медленно лишают части за частью. Может быть, с тем, чтобы вовсе не оставить тела.
Я долго думаю об Ишке и о том, как его ненавижу. Уверяю себя, что ненависть необходима, потому что поддерживает во мне жизнь. Но ужасная истина заключается в том, что у меня нет иного выбора, кроме как жить, даже если я хочу умереть.
Я так ненавижу Ишку, что выжигаю эту ненависть в душе. Я держусь за нее, когда все остальное стерлось. Однажды я понимаю, что не помню своего дома. Знаю, что он был прекрасным и безопасным и что в нем я ощущала связь с тысячей других душ. Теперь я гадаю, что это значит. Связь с другими. Безопасность.
Лица и воспоминания ускользают, как песок сквозь пальцы. Сперва уходят те, что с краю: Ашраи, Шадия, те, кто лишь ненадолго мелькнул в моей жизни. Потом друзья. Настает день, когда я не могу вспомнить, какого цвета глаза Кадуана и какое испытывала чувство при виде гордой улыбки Сиобан. Я вцепляюсь в лицо Ишки, вплавляю его в янтарь ненависти. Но скоро и от него остаются лишь самые яркие осколки – летящие за спиной волосы, когда он отвернулся, чтобы уйти. И оставить меня здесь.
Я ненавижу и отца за его ложь, и мать, за то, что позволила ему стать таким чудовищем. Но моей ненависти не хватает, чтобы удержать их лица, и они тоже пропадают.
Дольше всего я держусь за Оршейд. Пытаюсь врезать ее черты в то, что от меня осталось: ее прекрасную улыбку, блестящие глаза, как она пахла, когда меня обнимала. Остальное давно погасло, а моя любовь к Оршейд остается. Я каждую ночь стараюсь вспомнить о сестре. Повторяю наизусть каждый изгиб ее лица и говорю себе: «Там есть кто-то, кто тебя любит».
Но однажды я не могу вспомнить ее имя. И черты расплываются, одна за другой. Я теряю разрез глаз, тон голоса, путь улыбки по ее лицу. А однажды не могу вспомнить, что такое любовь.
Люди режут меня на части. Отваливаются куски плоти, а с ними – то, что под ней кроется.
Я очень стараюсь не забыть свое имя.
Иногда я слышу голоса людей. Они спрашивают: «Кто ты?» И я отвечаю: «Я Эф, тиирна Дома Обсидиана».
Я Эф. Я Эф. Я Эф.
Но время течет.