Тисаана молчала, стиснув зубы.
– Решайе никогда не разбирал цвета мундиров, – заговорил я. – Эти твари, которых ты пытаешься изготовить, тоже не увидят разницы. И кому придется за это платить? Ты создаешь оружие, которое будет, не разбирая, убивать выставленных против нас Зороковыми рабов.
Нура вздрогнула, как от пощечины. И тогда, впервые, я понял, как она оплакивает «сопутствующие потери». Не знаю почему, это показалось мне еще хуже. Одно дело – не чувствовать и не понимать. Другое – знать, точно знать, сколько несешь горя, и все же продолжать.
Тисаана, сжав руками виски, склонилась через стол.
– Знаю, тебе это всегда было не по силам, – сказала Нура. – Но мы дошли до края, за которым выбора уже нет.
– Ты даже не знаешь, чего они хотят, что намерены делать. А ты уже…
– Что это?
Вопрос Тисааны прозвучал тихо, но резко. Мы с Нурой обернулись – она держала в руке стопку пергаментов. Какие-то документы на теренском с незнакомой мне красной печатью.
– Что это? – повторила Тисаана.
И только теперь в самый первый раз я увидел в лице Нуры неприкрытый стыд. Она несколько раз открывала и закрывала рот, прежде чем ответить:
– Нам нужна численность. Для победы.
Тисаана встала. Бумаги медленно сминались в ее кулаке.
– Сколько еще? Наверняка это не единственный счет.
– Нет. Ровно столько, сколько необходимо для…
– Сколько ты скупила рабов?
Она швырнула бумаги на стол, пачка рассыпалась. У меня застыла кровь. Я развернулся к Нуре:
– Что такое ты сделала?
Она как будто и дышать перестала. И шагнула к Тисаане, как подступают к дикому зверю.
– Для победы нам понадобятся люди. Ара – маленькая страна. Когда все закончится, мы их освободим. Мы о них позаботимся, мы…
– Когда все закончится? Сколько раз я это слышала? Как легко раздавать обещания на будущее, которое может и не настать.
– Если мы не победим, будущего не будет. Мне это тоже не нравится. Поверьте, вы не представляете… – Нура оборвала фразу, сбилась. – Но они нам необходимы, Тисаана. Треллианцы. Они – наша единственная надежда на…
Я с новым ужасом оглядел разбросанные вокруг записи и инструменты.
Необходимы треллианцы.
Необходимы, как необходима была Тисаана.
Тисаана поняла сразу вслед за мной, и понимание смяло ее лицо.
– Вот это? Вот для чего они необходимы?
– Нет. Я… я бы никогда… Только добровольцы…
– Добровольцы? Такие, как я была? – Глаза Тисааны залили слезы ярости.
– Я не говорю, что это хорошо. Никогда не скажу, что это правильно. Это ужасно. Я это сознаю и сознаю, что проклята – в этой жизни и в будущей. Но перед нами выбор, Тисаана. Мы можем покончить с этим сейчас. Если не добьемся победы, погибнут миллионы. И ты никогда не освободишь свой народ. Ты говорила мне, что готова на все. И я тоже.
Она сверкнула на меня глазами – дико, отчаянно:
– Но мне нужны вы оба. Только вы способны повелевать этой магией. Вас они знают, вас они примут и вам отзовутся. Так помогите же мне! Помогите построить лучший мир. Или хотя бы не дайте уничтожить этот.
Я от ярости весь онемел – онемел, пока не взглянул на Тисаану и не увидел на ее лице смертную боль.
Это лицо меня сокрушило.
Я так много потерял. Даже не помню, когда это случилось – когда я осознал, что можно мечтать, сражаться, проливать кровь с самыми чистыми намерениями и все равно закончишь падалью, пищей червей. Но Тисаана… Тисаана с минуты, когда я увидел ее на своем пороге, верила. Она и в самые худшие времена верила, что лучшее возможно.
А теперь на моих глазах эта вера рухнула. Погибло неповторимое сокровище.
– Другого пути нет.
Нура подступала к Тисаане, медленно, протянув руку, но Тисаана шарахнулась от нее:
– Не прикасайся ко мне!
Дверь распахнулась. Тисаана вырвалась в коридор. Я задержался мгновением дольше.
– Как ни крути, я сам, дурак, виноват, – бросил я. – Ожидал большего. Надеялся на лучшее.
Нура подняла ко мне лицо. Она вдруг стала такой, какой была десять лет назад. И голос моего друга – не врага – произнес:
– Я всегда желала лучшего.
Самое страшное, что я ей поверил.
– Так оно не получится, Нура.
– Без тебя не получится. – Она шагнула ко мне, робко потянулась через разделившую нас пропасть. – Макс, ты мне нужен. Пожалуйста. Ведь только мы с тобой остались.
«Только мы с тобой остались». Да. Может, поэтому что-то во мне никак не могло забыть той Нуры, которую я когда-то знал. Потому что она была последним, что уцелело во мне от прежней невинной жизни.
Даже если этот уцелевший осколок был отравлен насквозь. Ничто из минувшего не сохранилось.
– Уже нет, – сказал я и оставил ее одну.
Глава 73Тисаана
Я не могла находиться в Башнях. Все в них внушало мне проникавшее до мозга костей отвращение. На полпути к выходу меня догнал Макс. От него тоже било гневом, ярость облаком дыма окутывала нас обоих. Выйдя к наружным ступеням, я в последний раз оглянулась на две устремляющиеся в небеса белые колонны.
В тот день, когда я увидела Воса – вернее, то, что от него осталось, – я вывалилась из этих дверей, стояла в этой тени и едва удерживалась, чтобы не развалиться. Тогда я впервые увидела в Башнях не надежду, а угрозу.
Теперь они внушали мне омерзение.
Макс вывел последнюю черту стратаграммы, и Башни рассыпались.
Из всего мира к нам первым вернулся запах – запах пепла, ожегший ноздри. А когда следом проявилось остальное, я тихо замычала от ужаса.
Домика как не бывало.
Дом Макса – наш дом – превратился в обугленный скелет. Камни устояли, только раскрошились, обгорели. Крыша просела, остались лишь несколько треснувших стропил. В развалинах блестело битое стекло.
А сад… прекрасный сад выгорел дотла.
Я оторвала взгляд от этого зрелища, чтобы взглянуть на Макса; он стоял, стиснув челюсти, сжав губы, и все, чего он не высказал вслух, было написано у него на лице.
– Мы его отстроим, – сказала я, хотя оба мы понимали, что никогда не вернем того, чем был нам так дорог этот дом.
У него дернулся кадык. Он прошел по углям, ковыряя ногой грязь под остатками зелени.
– Здесь побывали люди, – сказал он. – Видишь, следы.
– Люди Нуры.
– Должно быть, они. Те твари ушли.
Боги. С тех пор столько всего случилось, что нападение будто отодвинулось на год в прошлое. Макс остановился там, где раньше была дверь. Открытый сундук стоял на прежнем месте, только обуглился.
Я подошла к нему, посмотрела. Руки рабов остались на месте, хотя некоторые обгорели так, что под черным белела кость.
Вот это меня и сломало.
Я упала на колени. Я склонялась над сундуком, вдыхала запах горелой кожи как благовония. Слезы падали на угли влажными пятнышками. Одна, другая и еще – пока меня всю не скрутили беззвучные рыдания.
– Как? – задыхалась я. – Как можно это исправить?
– Никак. Этого уже не исправишь.
Эти люди ушли навсегда, и что ни делай, ни мы с Максом, ни целый мир ничего уже не изменит для тех, кто потерял родных.
– Зря я тебя не слушала, – проговорила я. – Ты сколько раз пытался мне объяснить: конец один, что бы я ни делала.
– Нет, Тисаана, – пробормотал Макс, но я уже не могла сдержать поток слов.
– Никакие наши добрые намерения, никакие усилия ничего не изменят. Все равно все пойдет… наперекосяк. За что мы сражались? За новых рабовладельцев? Я их сюда привела, я просила их мне верить. А теперь их близкие погибли, а они стали рычажками новой машины. И я ничем им не помогла.
Ничем. Я отдала все до последнего, лишилась магии и даже влияния на эту извращенную машину. А тень над нами все чернее, и все оказывается напрасным.
– Вот что их ждет? – бормотала я. – Станут новой жертвой во имя лучшего?
С нами так оно и было, всегда. Мы были расходным материалом. И что бы я ни делала, только закрепляла такое положение.
– Мы этого не допустим. – Глаза его смотрели куда-то вдаль. – То, что она нам показала, было…
…Ужасно.
– Ты ей веришь? – спросила я.
– Она не лгала. Подделать такое невозможно. Ты бы заметила ложь. И я… я хорошо ее знаю, я бы распознал фальшь.
– Боги, то, что она видела…
Я ненавидела Нуру. И возненавидела еще сильнее, на себе узнав и прочувствовав ее мысли и чувства, проследив, как она шла к своему страшному выбору. Я не сомневалась в ее любви к Максу. Только она решила, что эта любовь оправдывает все кровавые жертвы, что она принесла на алтарь добрых намерений.
– Если то, что она нам показала, правда… если правда то, что сказал Ишка…
Я запнулась, закрыла глаза, в висках гудела боль. Ишка. Фейри. Приглашение стать оружием еще одной войны.
Макс выдохнул сквозь зубы.
– Мало было нам наших маленьких моральных проблем. – Он стрельнул глазами на меня, и в лице его что-то переменилось. – Я не знаю, что нам с этим делать.
Он будто признавался в чем-то постыдном. У меня словно кинжал под ребрами провернули. Он ведь уже отошел от всех этих дел. А я втащила его обратно, заставила сражаться за ужасных вождей и ужасные цели, и на горизонте маячили еще большие жертвы.
Он заслужил лучшего, много лучшего.
– Знаешь, я часто об этом думаю, – прошептала я. – Как жаль, что я не ушла с тобой. Когда ты звал меня покинуть Ару, еще до моего договора крови.
Я почувствовала себя предательницей, высказав это вслух.
– Ты-то хотела спасти мир, – тихо отозвался он. – А я – только тебя.
Не будь мне так грустно, я бы расхохоталась, настолько это было далеко от истины, хотя Макс и не понимал, как ошибается. Но у меня грудь разрывалась от любви к нему – за высказанную им ложь и скрытую под ней глубинную правду.
– Я должна рассказать беженцам. Об их… потере.
Я кивнула на руки.
– Я с тобой, – буркнул Макс, и, боги, не бывало на свете трех слов драгоценнее этих.
В квартале беженцев все осталось как было – и это меня потрясло. Я стояла посреди улицы, оживленной, как всегда бывает погожим зимним вечером. Макс остановился рядом и молчал. Я словно явилась к этим людям из другого мира. В их мире будущее еще несло свет, солнце грело, жизнь мало-помалу налаживалась.