– Отчетливой картинки не получить. Но если разложить эту рябь на составные части, выходит вот что.
В воздухе, сменяя друг друга, замелькали изображения генетических молекул.
– Но какой смысл в передаче генетической информации? – изумилась Джейн.
– Может, это какой-то язык, – предположил Миро.
– Что ж это за язык такой? – фыркнула Вэл.
– Язык, на котором говорят создатели десколады, – пожал плечами Миро.
– Ты хочешь сказать, они общаются друг с другом на генном уровне? – подняла брови Вэл.
– Может, они обоняют гены. Может, у них такая артикуляция. Насыщенная и наполненная оттенками. Поэтому, чтобы общаться с космосом, им приходится обмениваться картинками, по которым они воссоздают послание, а потом, м-м-м, вдыхают его.
– Да уж, самое шизофреническое предположение, что я когда-либо слышала, – покачала головой Вэл.
– Ну, ты сама мне говорила, что на свет появилась совсем недавно. Поверь, в мире существует множество шизофренических предположений, так что вряд ли я своей гипотезой побил все рекорды.
– Или они просто проводят какой-то эксперимент, обмениваясь данными, – предложила свой вариант Вэл. – Надеюсь, не все их послания похожи на это, Джейн?
– Нет, конечно нет. Извините, если я ввела вас в заблуждение. Это лишь малая часть информационных потоков, которую мне более или менее удалось расшифровать. Хотя эта штука мне представляется скорее оптической, нежели звуковой информацией. Если выразить ее в звуках, вот как она будет звучать.
Компьютер выпустил залп скрежещущих и улюлюкающих воплей.
– Если же перевести это в световые сигналы, получится нечто вроде…
Над терминалами затанцевали лучи света, пульсируя и изменяя цвета.
– Кто знает, как выглядит или звучит инопланетный язык? – подвела итог представлению Джейн.
– Да, вижу, задачка предстоит не из легких, – почесал голову Миро.
– Но они обязаны обладать знаниями математики, – сказала Джейн. – Математика легко усваивается, и, судя по некоторым сигналам, они очень неплохо ею владеют.
– Глупый вопрос, Джейн: если б тебя не было с нами, сколько бы нам потребовалось времени, чтобы проанализировать всю эту информацию и прийти к тем же выводам, которые только что продемонстрировала нам ты? С учетом того, что мы могли бы использовать бортовые компьютеры?
– Ну, если бы вам каждый раз пришлось перепрограммировать их…
– Нет-нет, предположим, программное обеспечение у нас по высшему классу, – перебил Миро.
– Где-то шесть-семь поколений, – ответила Джейн.
– Шесть-семь поколений?!
– Надеюсь, вы не собирались вдвоем садиться за решение этой проблемы, тем более что и компьютеров у вас всего два, – фыркнула Джейн. – Вы бы привлекли к проекту сотни людей, и вот тогда бы это заняло всего несколько лет.
– И ты хочешь, чтобы, после того как тебя отключат, мы в одиночку справились с этой работой?
– К тому времени, как меня изжарят, я, надеюсь, как-нибудь разрешу проблему перевода, – успокоила Джейн. – А теперь заткнитесь и дайте мне минутку-другую подумать.
Грейс Дринкер не смогла увидеться с Ванму и Питером, сославшись на огромное количество всяческих дел. Впрочем, на самом деле они все-таки увиделись – наткнулись друг на друга, когда Грейс выскользнула из своего пальмового домика. Она даже помахала им рукой. Но ее сын тут же принялся объяснять, что ее сейчас нет дома, но она скоро вернется, так что они могут подождать, а если уж они все равно ждут, то почему бы им не присоединиться и не отобедать с семьей? Даже и не разозлишься как следует, когда ложь столь очевидна, а гостеприимство так щедро…
Обед объяснил, почему самоанцы так огромны во всех измерениях. Они эволюционировали до таких размеров, потому что маленький самоанец лопнул бы даже после самого легкого местного завтрака. А уж с самоанским обедом обыкновенному человеку никогда не справиться. Фрукты, рыба, таро, сладкий картофель, снова рыба, опять фрукты: Питер и Ванму раньше считали, что их весьма неплохо кормят в отеле, но теперь поняли – по сравнению с тем, что творится в доме Грейс Дринкер, обеды шеф-повара отеля не более чем второсортный перекусон.
Грейс Дринкер была замужем; ее муж, человек поразительных аппетитов и радушия, постоянно либо что-то жевал, либо говорил, либо хохотал, а иногда все вместе. Казалось, он твердо настроился объяснить этим чужеземцам-папалаги, что означают местные имена.
– Вот имя моей жены, к примеру, на самом деле означает «Защитница Пьяных Людей».
– Неправда, – возразил сын. – Оно значит «Та, Кто Ставит Все на Свои Места».
– Чтобы Удобнее Было Пить! – вскричал отец.
– Фамилия не имеет ничего общего с именем, – разозлился сын. – Не все имеет столь глубокое значение.
– Детей так легко обидеть, – заметил отец. – Пробудить в них стыд. Все время они стараются казаться лучше. А имя священного острова, который называется ‘Ата Атуа, переводится как «Смейся, бог!».
– Тогда бы оно произносилось ‘Ататуа, а не Ататуа, – снова поправил сын. – В действительности оно означает «Тень бога», если имя священного острова вообще может что-то означать.
– Мой сын – буквоед, – пожаловался отец. – Он так серьезно все воспринимает… Шуток не понимает, даже когда сам бог кричит ему в ухо.
– Мне в ухо кричишь только ты, отец, – улыбнулся сын. – Разве я могу за твоим голосом расслышать шутки бога?
Но на этот раз отец не рассмеялся.
– У моего сына проблемы с чувством юмора. Поэтому у него такие странные шутки.
Ванму взглянула на Питера, который искренне улыбался, как будто кривляния этих людей действительно были смешны. Интересно, заметил ли он, что они даже не представились, разве что объяснили, кем приходятся Грейс Дринкер? У них что, имен нет?
Хотя какая разница? Еда была просто замечательной, а самоанский юмор даже не нуждался в понимании – смех и хорошее настроение этих двух мужчин действовали заразительно, и поэтому в их компании каждый почувствовал бы себя легко и непринужденно.
– Ну что, хватит? – спросил отец, когда дочь внесла в комнату еще одно блюдо, огромную розовую рыбу, покрытую чем-то блестящим, – Ванму сначала показалось, что это сахарная корочка, но зачем обливать рыбу сахаром?
– Уа Лава! – дружно ответили дети, как будто следуя какому-то семейному ритуалу.
Это они философию имели в виду? Или так самоанцы говорят «хватит уже»? Или и то и другое?
Когда рыбу уже доедали, в комнату вошла Грейс Дринкер собственной персоной, причем даже не извинилась, что не поговорила с Питером и Ванму, когда два часа назад они столкнулись нос к носу у дверей дома. В комнату проникал легкий прохладный ветерок с моря, закапал мелкий дождик, солнце упорно висело над горизонтом, наотрез отказываясь нырнуть наконец в воды океана. Грейс опустилась за столик прямо между Питером и Ванму, которые искренне считали, что сидят рядом друг с другом и никто между ними не поместится – тем более столь пышная персона, как Грейс. Однако, как выяснилось, места ей хватило, – во всяком случае, так оказалось, когда она уже уселась. Поприветствовав гостей, она доела остатки розовой рыбы и, облизывая пальцы, принялась дико хохотать над шуточками, которыми неустанно сыпал муж.
Затем, неожиданно наклонившись к Ванму, Грейс серьезным голосом спросила:
– Ну, китаяночка, в чем ваши проблемы?
– Проблемы? – сначала не поняла Ванму.
– Или ты хочешь, чтобы я выспрашивала об этом у твоего бледнолицего приятеля? Видишь ли, белые люди с детства приучены лгать. Им не позволяют взрослеть, пока они не овладеют искусством говорить одно, а подразумевать абсолютно другое.
Питер был просто-напросто ошарашен.
Внезапно все семейство ударилось в хохот.
– Разве так принимают гостей?! – воскликнул муж Грейс. – Ты видела их лица? Они решили, что ты это серьезно сказала!
– А я и не шутила, – ответила Грейс. – Вы намеревались солгать мне. Только вчера прилетели? На космическом корабле? С планеты Москва?
Внезапно она разразилась долгой тирадой на языке, очень напоминающем русский. Или, может, на этом наречии говорили на Москве?
Ванму даже не знала, что и ответить. Правда, ей и не пришлось ничего говорить, поскольку Джейн была связана с Питером, а не с ней.
– За время пребывания на Пасифике я надеюсь выучить самоанский, – тут же ответил Питер. – Если я буду разговаривать по-русски, то, разумеется, ничего не достигну, так что вы сколько угодно можете намекать на мое деревенское воспитание и всякое отсутствие вкуса.
– Вот видишь, китаянка? – рассмеялась Грейс. – Ложь, ложь, ложь. Хотя он умело выкручивается. Сережка в ухе очень ему помогает. Лучше признайтесь честно, ни один из вас даже слова по-русски не знает.
Питер мрачно отвернулся. Ванму решила заступиться за него. Конечно, он разозлится, но…
– Мы и в самом деле врали, – кивнула Ванму. – Но только потому, что правда слишком уж невероятна.
– А чему ж еще верить, как не правде? – в ответ заметил сын Грейс.
– Правде верят только в тех случаях, когда она лежит на поверхности, – сказала Ванму. – Если же она слишком необычна, приходится изобретать правдоподобную ложь.
– Кстати, у меня есть один пример подобной лжи, – вступила Грейс. – Позавчера к моему другу Аимаине Хикари, который живет на планете, находящейся по меньшей мере в двадцати годах лёта отсюда, пришли белокожий мальчик и китаянка. Разговор с ними настолько возбудил и разволновал моего друга, что потом он весь день не мог прийти в себя. Сегодня белокожий мальчик и китаянка пожаловали ко мне. И снова они лгут, – конечно, теперь они говорят несколько иное, но тем не менее все равно лгут, добиваясь моей помощи, разрешения или совета, чтобы увидеться с Малу…
– «Малу» означает «быть спокойным», – радостно возвестил муж Грейс.
– Ты что, еще не заснул? – удивилась Грейс. – Разве ты не хотел есть? Разве ты не поел?
– Да нет, живот у меня битком набит, мне просто интересно, – ответил муж. – Давай, выведи эту парочку на чистую воду!