узнавании, а об исполнении ожидания. В первую очередь это значит, что младенец способен создавать себе представление о матери, независимо от ее физического присутствия, и знает о своей серьезной жизненной зависимости от нее (Пиаже характеризует это достижение как константу и перманентность). Различие, которое делает младенец между лицом матери и остальными, в том числе знакомыми, лицами, показывает, что множество приятных и веселых переживаний, источником которых была мать, ребенок крепко связывает с ее физическим появлением и что «части объекта», как говорит Шпиц, срослись в единый объект – «первый объект настоящей любви».
Конечно, в первые месяцы жизни у младенца возникают не только приятные моменты при общении с человеком, который называется матерью. Как часто его неправильно понимают: успокаивают и укрывают, когда он хочет просто сидеть и смотреть; дают пить, когда у него болит живот; суют игрушку, когда он желает лишь чувствовать тепло и восхитительный аромат материнского тела; носят на руках и трясут, когда хочется держать что-то во рту (например, сосать соску). Он часто чувствует себя голодным и брошенным, потому что рядом никого. Для матери время между плачем ребенка и ее реакцией составляет несколько секунд, а для ребенка, который удивлен своими чувствами и ничего не знает ни об их причинах, ни о постоянном заботливом присутствии мамы, – это вечность. Характер первых объектных отношений ребенка зависит от того, каких впечатлений в этом взаимодействии больше – приятных и радостных или неприятных. Преимущественно позитивные отношения с «первым объектом» соответствуют достижению, которое Эриксон (1959) назвал «базовым доверием», то есть являют собой важную основу для будущего развития ребенка.
Наши исследования привели к интересному открытию: большинство маленьких детей из разведенных семей (в возрасте до шести лет), с которыми мы познакомились, в первые месяцы жизни столкнулись с большим количеством конфликтов и затем были вынуждены строить дальнейшую жизнь на шатком фундаменте более-менее трудных первых объектных отношений. Обсудим этот момент.
Когда старших детей обследуют с помощью проектных тестов, обычно обнаруживаются бессознательные фантазии, которые относятся не только к психическому состоянию дня сегодняшнего, но и к прошлому, в том числе самым ранним стадиям развития. В каком-то смысле можно сказать, что подсознание не разделяет настоящее и прошлое. Результаты тестов показывают явное преобладание оральной темы, например, это могут быть кусающиеся или пожирающие существа, фантазии на тему голода и смерти от него, жадности и кормления, заботы и борьбы за пищу, либо фантазии, связанные с держанием за руки или на руках, ласками, поисками укрытия, желанием забраться в пещеру и т. д. Все это может быть признаком того, что у ребенка в раннем возрасте, вероятно, в первый год жизни, была психологическая травма. Конечно, на основе одних результатов теста вопрос не решить. Мы можем иметь дело и с регрессивными феноменами или поздними фантазиями, которые воплотились в «оральных образах». Однако при проведении тестов мы столкнулись с тем, что маленькие дети, чьи родители развелись, когда им было шесть-семь лет, чаще выдают такие образы, чем дети постарше и дети из полных семей. Как это интерпретировать?
Мы провели подробные интервью с матерями и (или) отцами таких детей. Результаты поразительные: похоже, существует статистически достоверная корреляция между расстройствами ранних объектных отношений и разводом родителей в первые пять-шесть лет жизни. Эту связь, которая на первый взгляд кажется странной, можно объяснить так: почти во всех случаях скорого развода рождение ребенка было решающим событием, вызвавшим кризис партнерства. Этот кризис через месяцы (или в некоторых случаях годы) и привел к разводу. Рождение ребенка радикально меняет жизнь родителей, особенно если ребенок первый. Родители не всегда готовы к таким переменам. Порой они переоценивают свою готовность к ограничениям, которые возникают с появлением младенца. Так часто происходит с очень молодыми родителями, у которых было мало возможности, чтобы насладиться независимостью от собственных пап и мам. Получается, что, освободившись от родителей, они сразу попадают в новую зависимость – от малыша. Ребенок лишает свободы, и это может привести к протесту, гневу и возникновению конфликтов, типичных для подросткового и юношеского возраста. Обычно родительская любовь и ответственность защищают ребенка, он не может стать непосредственным объектом родительской агрессии. В этом случае недовольство легко переходит на партнера. Раздражение, непроходящее чувство, что тебя используют, осознаваемое или неосознаваемое чувство вины – все это ухудшает семейный климат. В подобной ситуации отцы оказываются более независимыми и часто реагируют на разочарование отдалением от семьи; к огорчению матери добавляется чувство одиночества – именно в то время, когда ей больше всего требуется поддержка мужа. Любимый мужчина, оказавшийся эгоистичным, безжалостным и неверным, или любимая женщина, которая обманывает, критикует и становится раздражительной, – разочарование в партнерстве становится лишь вопросом времени.
Последние тридцать-сорок лет психоанализ все чаще уделяет внимание ранним объектным отношениям (отношениям первых трех лет жизни). Поскольку взрослый пациент обычно немного знает и может рассказать о первых этапах своей жизни, исследователи искали дополнительные источники информации: наблюдения за маленькими детьми; типичные формы взаимодействия детей и родителей; сообщения пациентов о собственных детях или чувствах к ним; результаты детской психотерапии; наконец, работа с психотическими пациентами, чей нынешний опыт во многом похож на мир маленьких детей. Важную для понимания изучаемого феномена информацию можно найти в работах Маргарет Малер (1968, 1975) – она описала движение от «симбиоза матери и ребенка» к «постоянному объекту».
Все, что мы узнаем о ребенке, частично содержит и информацию о его объектах. Это особенно касается новорожденного, который сам по себе, без первичного объекта – матери – не существует. Новорожденные не имеют понятия о «Я», которое отличается от «не-Я»». Младенцы не знают, где они «начинаются» и где «заканчиваются». Трехнедельный ребенок знаком с грудью матери больше, чем с собственными ногами и, если ему повезло, она всегда здесь, как руки, которые его держат, голос, который успокаивает, и кожа, которая пахнет так, как она должна пахнуть, чтобы все было в порядке. Таким образом, к первому «Я» младенца относится не только тело матери, но и весь мир, который кажется соответствующим его потребностям и настроениям, в зависимости от них меняется и исчезает.
Такая двойственность создает нечто, в психоанализе называемое ранним симбиозом матери и ребенка. Он охватывает период от трех до четырех месяцев. Матери здесь важно «подыграть»: оставить ребенка с иллюзией единства во Вселенной. Это переживание, которое Эриксон именовал «базовым доверием», – чувство, согласно которому человек живет в добром, невраждебном и меняющемся согласно его запросам мире. Выполнить важную задачу развития для матери не так уж сложно – в обычных обстоятельствах, когда все идет «полностью автоматически»: ребенок спит большую часть времени, а когда это нужно (во время бодрствования), мать рядом с ним. Требования младенца еще не очень сложные, поэтому их легко понять и удовлетворить. Прежде всего, сама мать в значительной степени отождествляется с ребенком (ср. со с. 39), воспринимает его (сознательно или неосознанно) как часть себя и, таким образом, подтверждает симбиотическую иллюзию ребенка через собственные (симбиотические) чувства и фантазии. Этот всеохватывающий симбиоз постепенно переходит в напряженный, конфликтный процесс освобождения, который достигает высшей точки примерно в трехлетнем возрасте ребенка. К этому времени, по Малер, «психическое рождение» ребенка завершено, и значит, он может понимать себя как субъект, существующий независимо от матери. Процесс освобождения, или индивидуализации, начинается с того, что младенец воспринимает границы возможностей собственного тела. Он учится различать, что ему принадлежит, а что нет; какие ощущения внутри и снаружи; что мир, в котором он увеличивает свои требования, меньше спит, может двигаться (убегать) и не всегда такой, каким ему хочется его видеть; что есть объекты, у которых имеется собственная воля, которые нужны для достижения удовлетворения и с которыми надо учиться иметь дело.
Первые объекты так называемой фазы дифференцирования – пока еще не цельные персоны, а «частичные объекты», то есть ощущаемые, визуальные и акустические впечатления, у которые есть исключительное общее: они все «не-Я». Между шестым и восьмым месяцами грудь матери и ее лицо становятся первым любовным объектом. Относительно внешнего мира этот важный шаг в развитии выражается так называемым отчуждением[57]. Еще это идеальное время, чтобы отучить ребенка от груди. Радость от обретения нового (полного) объекта и захватывающее чувство покорения мира, которые объединяются с прыжком в развитии моторики, могут восполнить «уход» груди, если отлучение будет проводиться аккуратно. (Позднее грудное вскармливание становится уже привычной частью любовных отношений, поэтому отлучение от груди воспринимается как потеря материнской любви.) Между годом и полутора, в так называемой фазе упражнений, ребенок учится ходить и говорить первые слова, постигая «новое измерение» самостоятельности: вещи не должны служить, они могут быть завоеваны, окружение можно изучить, а то, что нельзя получить самому, можно назвать (словами), потребовать (у взрослых). Если ребенок развил достаточно доверительные отношения с обоими родителями (сравним с разделом 5.1), то ему не страшно и не больно, когда он падает или на что-то натыкается; он все больше предпочитает новые приключения привычному физическому контакту с матерью.