Дети Революции — страница 26 из 77

Попытки чиновников пристроить в приют своих людей не устраивали уже самого попаданца. Приюты в Российской Империи функционировали, но на удивление скверно. Тащить в свой приют педагогическую шваль, пусть даже и с опытом, Алекс не собирался. Испортив отношение с рядом чинуш, слегка осложнил себе жизнь – чинуши в ответ начали ставить преграды для педагогов, желающих попробовать свои силы в новом приюте.

Пришлось кинуть кличь среди студентов-народников, разбавив последних выписанными их Конфедерации ребятами из ИРА. Из тех, разумеется, кто имел опыт работы с детьми. Не столько даже педагогами (те востребованы в Конфедерации прямо-таки на разрыв), сколько учителями физкультуры, военного дела и ремёсел.

Смесь получилась эклектичная – народники (некоторых так и тянуло назвать блаженными) в качестве педагогов, суровые тётеньки в качестве поварих и кастелянш, русские мастера в завязке и ирландские физруки и военруки.

– Жесть как есть, – пробормотал попаданец, увидев впервые эту пёструю толпу на общем собрании, – что ж, иного выхода пока не вижу, будем поглядеть.

* * *

Ирландский десант, избыточно многочисленный, сразу навеял определённые подозрения.

– Зацепиться, командир, – не скрывая, пожимал плечами гигант Лейф – ни разу не ирландец, влившийся в ИРА из-за жены-ирландки и погибшего во время нью-йоркских беспорядков первенца, – в Конфедерации наших олимпийцев полнёхонько. Устроиться хорошему боксёру или там бойцу можно неплохо, но ажиотаж давно спал. А здесь, говорят, можно больше зарабатывать.

– Пока вы в новинку – да, – согласился Фокадан, – сливки снять хотите?

– Как получится, – отозвался норвежец, дважды чемпион Кельтской Олимпиады по борьбе и серебряный призёр по ирландскому боксу, – может и сливки, а может – зацепимся всерьёз. Рано пока говорить.

– Что официально-то не захотели? – Полюбопытствовал Алекс, уже зная ответ.

– Зачем? – Хмыкнул гигант, – мы учителя, добрые и хорошие. Хотят местные учиться у нас, так пусть поуговаривают. Для своих начнём уроки давать бесплатные, а там слухи своё дело сделают.

– Дельно, – согласился попаданец, – знаю характер московского купечества, получится. Хм, не удивлюсь, если гимнастическое общество откроем через годик.

– На это и надеемся, генерал, – донёсся весёлый голос из толпы собравшихся атлетов.

Под Гимнастический Клуб арендовали здание по соседству, чему владелец премного обрадовался, скинув стоимость до минимума.

– Три десятка таких молодцев, да ходит к вам будут ребятки крепкие, – радовался упитанный, но плечистый и на диво подвижный купец, – этак глядишь, и домик мой стоить побольше будет. Клуб-то только для своих?

Лейф оглянулся на Фокадана…

– Скидочку сделаешь, Савва Митрич, так и не только, – спокойно ответил тот. Видя, что купец приготовился торговаться, добил:

– Всё равно отыграешь на своих, иначе какой ты купец!?

Савва хмыкнул, но кивнул согласно:

– Отыграю, не без этого. В Москве давно говорят о кельтском боксе, найдутся желающие. Так какая скидочка?

– А вот сколько народу хочешь привести, такая и скидка. Только сразу скажу – на тренировках под хмельком не появляться, после вчерашнего тоже. Ну и чтоб без табака, да не с набитым брюхом.

– Эк, – одобрительно сказал купец, – почитай, как у староверов.

– А как же, – согласился Фокадан, – ты и сам небось на Масленицу на лёд выходишь[148]?

– В первых рядах, – приосанился собеседник.

– Так вспомни, как дышишь заполошно после нескольких минуток? А тренировки у нас куда как более длинные. Сердце лопнет!

– Тогда… – купец задумался, – пару десятков?

Фокадан кивнул и начался ожесточённый торг, цену в итоге удалось скинуть до символических величин. За кошелёк купчины, впрочем, опасений не возникло – никаких сомнений, что тот сдерёт недоплаченную сумму с соседей, вроде как за охрану и спокойствие. А уж от новоявленных гимнастов[149]… стократ окупит!

* * *

К концу сентября жизнь вошла в привычную колею – работа в мастерской, тренировки, писательский труд, и очень умеренно – обязанности консула. Опека новичков, хлопотная поначалу, полностью окупилась и представители фирм КША всё больше действовали напрямую, не особо нуждаясь в посредничестве консула. По большому счёту, появлялся он на приёмах только в случаях, когда требовалось подтвердить официальный статус сделки.

Приют со скрипом, но функционировал. Попаданец выполнял обязанности директора – вынужденно, из-за противостояния с чиновниками. Потихонечку вырисовывались кандидатуры замов, способные заменить его на этом посту. Забавно, но обе женщины: вдова-купчиха, решившая от скуки и ради душеньки[150] послужить кастеляншей[151], да супруга одного из мастеров в завязке.

Ирландцы, несмотря на брутальность, отпадали более чем полностью, не успев вжиться в реалии Российской Империи. Откровенно говоря, даже если и вживутся… неглупые в целом мужики не из того теста, из которого делают не самых мелких начальников.

Лейф подходил более чем полностью, детвора его обожала, но… Гимнастический Клуб набирал потихонечку обороты и без норвежца там не обойтись.

Творческие порывы Алекса выплёскивались ныне в виде повести Не святой, весьма художественно рассказывающей о жизни Аластора. Один из первых капитанов ИРА, погибший при штурме Атланты, заслужил свою долю славы.

В книге бывший маляр с не самой простой биографией получался этаким борцом за народное счастье. За основу попаданец взял Святые из Бундока. Неплохой фильм о не самых законопослушных гражданах, которым надоел беспредел и они взялись бороться за Правду не самыми светлыми методами. Зато со светлыми результатами.

В мастерской шла работа над созданием телефона. Двигала попаданцем не столько жажда денег или славы, сколько раздражение на быт девятнадцатого века. Отсутствие хотя бы телефона делало жизнь ещё более неторопливой. Все эти посыльные, мальчики гонцы, необходимость списываться с кем-то за несколько дней для банального визита, прямо-таки выбешивали Алекса.

Прототип телефона уже имелся[152], но именно прототип, по сути бесполезный. Попаданец вспомнил школьный курс физики и обрывочные сведения из интернета, соединил их с полученными в девятнадцатом веке инженерными знаниями и… получилось! Дело осталось за малым – сделать нормальную телефонную станцию.

* * *

В Клуб Фокадан прибыл в самом хорошем расположении духа.

– Через три часа, – кинул он кучеру, – можешь пока в трактире посидеть, только без водки.

– Благодарствую, барин, – прогудел приземистый Фока, премного довольный службой.

– Барин…

– Чего тебе? – Начал разворачиваться к подростку Фокадан. С наступлением осени дети и подростки часто подходили к нему на улицах, прося поспособствовать принятию в ФЗУ. Явление привычное, как осенняя грязь… поэтому рывок подростка Алекс банальнейшим образом прозевал и острая боль в груди стала наказаньем за беспечность.

Падая, успел увидеть немолодое лицо человека, которого принял за подростка, и нешуточную ненависть на нём. Добивающий удар ножом попаданец блокировал предплечьем, сильно порезав руку.

Но даже теряющий сознание, Алекс остался бойцом. Удар ладонью смял трахею наёмного убийцы, а потом сильные пальцы сомкнулись, вырвав кадык. Проваливаясь в темноту, попаданец успел только подумать:

– Рано… не успел…

Глава 19

– Пить, – еле слышно прохрипел Алекс, едва очнувшись от забытья. Горло пересохло так, что казалось, там появились трещины.

– Соколик! – Взвизгнул незнакомый женский голос. Децибелы[153] больно ударили по ушам, попаданец снова провалился в забытье. Выплывал оттуда медленно, урывками. Напряжённое лицо Конноли сменилось заплаканной Кэйтлин, потом возникла немолодая женщина, умело поившая его из ложечки подслащённой водой.

Сознание генерировало кошмары, причудливо мешая существующую вокруг него действительность с воспоминаниями будущего и телевизионными передачами. Какие-то гигантские тараканы в рясах, охотящиеся за его мозгами, крысы с пейсами, пожирающие кишки, юные будёновцы со старческими лицами лидера КПРФ, потрясающие ваучерами.

Отбивали Фокадана то оставшаяся в иной реальности мать, то покойная жена, то дочка. Причём последняя отбивала отца у разнообразных монстров почему-то учебными принадлежностями.

Когда кошмары стали хотя бы отчасти контролируемые и Алекс сам начал отбиваться от горячечных галлюцинаций, даже в бреду понял – выздоравливает!

В один из дней попаданец проснулся слабый, но вполне осознающий реальность. На этот раз отправлять его в забытье Соколиком никто не спешил, так что несколько минут спустя Алекс проморгался и разбудил задремавшую сиделку.

– Пить, – та сразу же проснулась и виновато захлопотала, – и горшок.

Стесняться немощи Фокадан не стал, чай не впервые в таком состоянии, дело естественное. Попив, опорожнив мочевой пузырь и съев жиденький супчик, уверенно спросил карандаш и тетрадь.

– Сны хочу записать, – пояснил он влетевшему в комнату Роберту, – пока помню.

Может быть… да что там, наверняка бред! Но не исключено, что на основе снов можно будет написать что-то в стиле Стивена Кинга[154]. Если пойдёт, разумеется.

Полчаса спустя Алекс оторвался от записей и коротко приказал терпеливо ждущему адъютанту:

– Рассказывай.

– Много всего случилось, – Конноли дёрнул ус, – долгий рассказ.

– Вкратце пока, календарно.

– Коротко… ранение неглубоким оказалось, ты успел всё-таки среагировать. Зато лезвие какой-то экзотической гадостью намазано, медики божатся, что азиатского происхождения. Тебе даже рёбра не пробили, и то скрутило, а попади в кровь этой отравы побольше, так и всё, отвоевался бы генерал Фокадан.