Дети Революции — страница 33 из 77

– Могу Людвига подключить, – задумчиво отозвался Фокадан, – он Черняева обожает, считает эталоном современного рыцаря и полководца.

Лонгстрит хмыкнул, при всех своих достоинствах, на эталон фельдмаршал никак не тянул.

– А то ты Людвига не знаешь, – правильно понял смешок посла Алекс, – впечатлительный, как девица на выданье. Черняев же личность мощная, произвести впечатление умеет.

– Может, – кивнул Лонгстрит, – давай, подключай. Какой ни есть, а монарх, да и любят его в Баварии.

– Не только в Баварии, – не согласился консул, – недооцениваешь ты его. Людвиг один из символов Мирной Германии. Страна при нём и правда ожила, расходов-то на армию вдвое меньше стало, да и… хм, на любовниц не тратится. Правитель из него на удивление неплохой вышел. Чудак ещё тот, но ведь справляется! Пусть по большей части не сам, а его окружение… ну так окружение сам подбирал!

– Думаешь? Спорить не буду, тебе виднее.

– Мне-то видней, – чуточку тоскливо отозвался Фокадан, – а толку? Атланта моё мнение учитывает, Людвига рисуют самыми яркими красками, а вот Россия… увы. Чем уж там насолил баварский монарх Александру, но публикации о нём в российских газетах попадались на грани.

– Как же, читал. Этакое пренебрежение, еле видимое, но вполне отчётливое. Знаю даже, почему – продавить хотели один вопрос… ну да сейчас это не важно. Мда уж, неудобно как вышло, слов нет. Людвиг обеспечивает лояльность не только Баварии, но и доброй половины германских земель. А мог бы и почти все, если бы не Александр… Тогда это не критично казалось, а ныне вот так вот повернулось, неудачно для русских и для нас.

Глава 24

Приём у Юсуповых как всегда великолепен, да и может ли быть иначе у богатейших вельмож Российской Империи? Как добрый знакомый семьи Юсуповых и публичный человек, Фокадан не мог пропустить подобное мероприятие. Единственное, прибыл он не как добрый знакомый, а как политик, вместе с послом Лонгстритом.

Раскланиваясь со знакомцами, Алекс всячески подчёркивал, что ныне он в подчинённом положении, выставляя на передний план посла. Подчёркивание порой утрированное, навязчивое, на грани приличий.

– Ну и зачем этот цирк? – Сквозь зубы прошипел посол, сохраняя любезно-величавое выражение на бородатой физиономии, степенно вышагивающий по залу и успевающий здороваться со всеми мало-мальски значимыми людьми, – эти ваши предчувствия…

Джеймс внезапно замолк и хмыкнул, приглядевшись к гвардейскому офицеру, вытащившему часы. Поступок не из самых приличных на балу или приёме, тем паче поручик сделал это открыто. Подобные вещи на грани оскорбления хозяев, что-то вроде невысказанного вслух желания покинуть приём.

В следующие минуты часы мелькали по всему залу, а в воздухе отчётливо пахнуло заговором. Чтобы там ни говорили об умении аристократии держать лицо, но мастерством в этой сфере могут похвастать далеко не все. Ну или событие намечается вовсе уж из ряда вон.

– Что-то пронюхал? – Прошептал Лонгстрит, держа лицо.

– Неявно, – С той же улыбкой ответил попаданец, – просто в воздухе пахло чем-то этаким, а Юсуповы не могли остаться в стороне, масштаб фигур не тот. Приём во время столь необычных событий мог говорить как о желании сохранить нейтралитет, так и о демонстрации намерений. Продемонстрировали…

– Понимаю, – помрачнел посол, – Юсуповы наконец определились с участием в заговоре? Этакие тяжеловесы могут крепко изменить равновесие. За ними Восток, если не ошибаюсь?

– Часть Востока, – поправил консул, – там не всё однородно, свои партии и течения имеются. Для значительной части татар и татарской аристократии Юсуповы безусловные лидеры.

– Так, – протянул Лонгстрит, – а теперь они, выходит, определились? И судя по ряду присутствующих здесь людей, встали на сторону европейцев? Как же скверно…

– Скверно то, – мрачно отозвался консул, – что Юсуповы на стороне европейцев, это фактически одобренный план по разрушению Российской Империи. Они вполне могут откусить южную часть империи, особенно если им помогут. А судя по мелькающим в зале часам, с минуты на минуту должно произойти что-то необыкновенное. Я бы поставил на вооружённый переворот.

– Соглашусь, – с дурным весельем отозвался посол, – теперь понимаю, почему ты прятался за моей спиной.

– Я и сам только что понял, – прерывисто вздохнул Алекс, криво ухмыльнувшись, – чуйка вела. А теперь получается, что мы вроде как дистанцировались от Юсуповых. На приём прибыли, не нарушив приличия, но не более. Скверно, как же скверно…

Логнстрит зло ухмыльнулся, приняв мгновенное решении.

– Командуй своим парням, пусть подбираются. Боевое построение и всё такое…

– С нами только Каллен да Фланаган… а, ясно. Оскорбление?

– Оно самое. Только не сразу, а чуть погодя, пусть пока подойдут парни. Конфедерации жизненно необходима сильная Россия, а не её куски. Может быть, наша демонстрация хоть кого-нибудь из колеблющихся заставит передумать.

Залп пушек на улицах не стал неожиданностью для конфедератов. Отчетливо дистанцировавшись от гостей, они в боевом порядке стали пробираться к выходу, игнорируя лихорадочное веселье приглашённых, начавших поднимать бокалы За новую Россию!

– Не уходите, – преградила им путь бледная Зинаида Юсупова, – останьтесь со мной… с нами. Вместе мы сможем изменить мир! Мы подтвердим все договоренности к Конфедерацией!

Лицо девочки не отрывалось от лица Фокадана, глаза её говорили много больше, чем произносили губы. Консул не сказал ничего, но Зинаида прочитал ответ по лицу мужчины. Прерывисто вздохнув, она сглотнула и отошла в сторонку, став какой-то выцветшей.

– Через несколько лет этот цветок распустится, – Осторожно сказал посол, косясь на попаданца, – и это будет прекрасный цветок.

Отвечать Фокадан не захотел и Джеймс не стал продолжать.

* * *

На улицах стреляли, но выстрелы доносились откуда-то издалека.

– В посольство, – коротко приказал Лонгстрит, – втянув носом холодный воздух.

Пахло порохом и разгорающимися пожарами. Отчётливые признаки говорили опытным в этих вопросах конфедератам, что события явно развиваются не так гладко, как хотелось бы Юсуповым и их сторонникам.

– Проглядеть такое, – с тоской сказал Джеймс, вытаскивая сигару и плебейски откусывая кончик, – позорище…

– Не стоит, – отозвался Алекс, – что-то этакое в воздухе носилось, это мы все знали. А что, как, почему… не все вельможи российские в курсе происходящего были, чего уж нам, иноземцам? Прошляпили, конечно, но ведь и противник какой! Думаешь, без англичан обошлось?

Посол фыркнул по лошадиному, успокаиваясь немного. Но видно, что утешения не слишком-то подействовали, и по большому счёту самоедство Лонгстрита оправданно.

Заперлись в посольстве, не рискуя возвращаться в гостинцу. Тесновато и не слишком удобно, но все как один бывшие и действующие военные, привыкли и не к такому.

– Весело, – зевая, сказал Фланаган, попавший на приём Юсуповых, как доверенное лицо плантаторов Вирджинии, – приём этот, аристократы-заговорщики, переворот… будет, чем дома похвастать!

Нарочито ребячливый тон ввёл присутствующих в ступор, а потом Лонгстрит начал смеяться. Его нервный смех поддержали и остальные, по рукам заходи бутылки с алкоголем и посольство стало неуловимо напоминать армейский бивуак[192].

Ближе к полуночи в посольство стали поступать упорядоченные сведенья. Петербург разделился ныне на сторонников монархии конституционной, где знаменем служил Владимир Александрович Романов, младший брат убитого (!) Наследника.

Противники монархии знамён имели несколько, и вроде как полковым знаменем числился Орлов-Давыдов.

Вроде как потому, что обе партии демонстрировали удивительную беспринципность и подлость, уничтожая прежде всего своих. Здесь и сейчас, в революционной заварухе, можно расправится как с конкурентами на государственные посты, так и со старинными врагами, заимодавцами, претендентами на наследство и так далее.

Резня, по словам лазутчиков-конфедератов и конфидентов[193] из русских и нерусских граждан Российской Империи, идёт страшная. В противоборстве сторон погибших меньше, чем от ударов в спину от своих.

Скорее всего, они крепко преувеличивают, но размах оценить можно. И монолитность зарождающихся союзов…

Под утро стрельба началась недалеко от посольства, но быстро стихла после громогласного Ура и конского топота.

– Атака лёгкой кавалерии, – прокомментировал посол очевидное, – я бы на казаков поставил.

– Не гусары? – Для порядка поинтересовался секретарь посольства, прошедший войну на флоте.

– Мелочи, более свойственные иррегулярной коннице, – немного туманно отозвался Лонгстрит, что подтвердили посольские из бывших кавалеристов.

– Весело, – только и сказал попаданец, более всего переживающий за оставленную в Москве дочь.

* * *

Несколько дней в Петербурге не стихали бои, удивительно ожесточённые. Обе стороны конфликта поставили слишком многое на кон, чтобы воевать по рыцарски. Даже рядовые солдаты, коих мало касались барские разборки, сражались с азартом и остервенением.

Пример удачных дворцовых переворотов в истории Российской Империи показал, что и рядовые могут взлететь, получив дворянство, посты, поместья и фактическую неподсудность. Есть за что драться!

Если верить недостоверным данным, за четыре дня погибло трое Великих Князей, включая Наследника. Священность царской крови оказалась основательно подорвана как в глазах вельмож, так и в глазах простого народа, ужаснувшегося происходящему.

– Монархии в России больше не будет, – пророчествовал крепко нетрезвый Лонгстрит, не выпускающий бокала из рук, – даже если посадят на трон царя, все будут помнить, что кровь его проливается столь же легко, как и кровь обычных людей.

– Конституционная, – спорил Фокадан, – посадят на трон марионетку, а за спиной будут магнаты стоять.