– Вторая ночь без сна.
Миха не стал задерживаться у своей подружки. Она жила не одна, и Миха решил, что сейчас ему лучше избегать новых знакомств. Он лишь выпил большую кружку крепкого эспрессо. Кофе был приготовлен не в электрической машине, а в настоящем старом эспрессо-чайнике «Bialetti» и оказался очень хорош.
– На, – сказала она, протягивая Михе ладонь. Там лежали две продолговатые сине-красные таблетки.
– Что это? Предлагаешь закинуться колесами?
Она смотрела на него серьезно. Миха подумал, что начинает привязываться к ней.
– Это жиросжигатель. Использую для фитнеса.
Миха провел рукой по своему плоскому животу:
– А мне нравится мое пивное брюшко.
Она улыбнулась, но только губами:
– Это жиросжигатель и энерджайзер. Я зову это «вштыриватель». На тренировках прет часа четыре. Не заснешь. Я имею в виду за рулем.
Миха отключился. Всего лишь на мгновение. И вспомнил: «Ну, мы и зажгли! Ну, нас и вштырило!» – храбрился Икс после первого визита в немецкий дом. И несмотря на то, что его покусали собаки, он с восторгом рассказывал об их подвигах. После второго визита восторги закончились.
Миха посмотрел на девушку:
– Спасибо за заботу. Синяя и красная таблетки. Матрица?
– Да. В день нашего знакомства ты смотрел этот фильм.
Миха принял у нее капсулы, она протянула стакан минеральной воды.
– Не пей обе сразу – до утра колбасить будет.
– Как раз то, что надо.
Миха проглотил обе таблетки.
Они вышли на улицу. Ночь теперь не пахла арбузами, в ней ощущалась свежесть пока еще далекого летнего дождя.
Миха поцеловал ее. Провел рукой по волосам. Уловил серебристый лучик, отразившийся от роговицы ее глаз. Улыбнулся – легкая печаль, отравленная прошлыми мечтами, быстро скользнула с краешка его губ.
– Я уже начинаю ревновать, – сказала она.
– В смысле? – искренне удивился Миха.
– Ты знаешь, о чем я говорю.
Миха промолчал. Она сказала:
– Я никогда не стану этой твоей актрисой. Я не Одри Хепберн. И все равно ты мне очень нравишься.
Миха огляделся, затем произнес ровным голосом:
– Я понял. – Все же у него запершило в горле. Усмехнулся. – Последнюю часть фразы.
Она неожиданно к нему прильнула. Поцеловала в губы. Так горячо – впервые. Ей снова удалось удивить Миху-Лимонада. Уже через мгновение он не выглядел обескураженным, нежно щелкнул ее по носу и направился к Бумеру.
– Возвращайся, – проговорила она.
Миха остановился:
– Ты о чем?
– Просто. – Она обняла себя за плечи, смотрела ему вслед. – Куда бы ты сейчас ни направлялся, я буду тебя ждать.
– Ладно, – Миха кивнул. И сел в Бумер.
И вокруг стала ночь. Всего лишь потому, что Миха-Лимонад решил сделать крюк, набрав лишних километров пятнадцать, чтобы выехать на Рублевску ближе к Москве, чем тащиться вдоль высоких унылых заборов, какими отгородили себя представители Luxury Lifestyle от остальных жителей страны. Бантустаны, гетто-наоборот, лепрозории – какими только прозвищами не отплачивали обитавшим за этими заборами менее удачливые соотечественники. Михе было давно наплевать на мнение либидозных завистников, как, впрочем, и на пакетные highlife страсти, кипящие по ту сторону стены.
Михин взгляд упал на индикатор топлива – собственно говоря, заправиться следовало давно. И в ночи, опустившейся вокруг, зажегся огонек. Миха подумал, что никогда не видел более странной автозаправки: она была стилизована то ли под украинские хаты времен «Вечеров на хуторе близ Диканьки», то ли под Русь Берендеева царства – одна высоченная соломенная крыша над основным павильоном чего стоила. Вместо людей в униформе или привычных таджиков здесь расхаживала бойкая старушка-заправщица в плетеных лаптях и каком-то немыслимом перекошенном зипуне. Luxury Lifestyle явно приняли бы ее за отмытую бомжиху. Завидев клиента, старушка быстро засеменила к черному Бумеру. Миха открыл окно – снова запахло далеким дождем, еще не рожденными травами и почему-то грибами. Если бабку и отмыли, то явно вечерней росой, отравленной светом Луны.
– Вы уверены, что вы здесь работаете? – с наигранным сомнением обратился Миха к заправщице.
– А то?! – не обиделась старушка и встряхнула волосами, рыжими, веселыми и неожиданно молодыми.
«Это еще что за лесной народец? – улыбнулся про себя Миха. – А деньги у них принимает пастушок Лель со свирелью? Ну, волосы-то у бабки – парик. Вон же, какие-то малиновые бабочки в прическе». Он начал открывать дверь, чтобы пойти расплатиться, но старушка вдруг твердо остановила его:
– Сиди, сынок. Нечего расхаживать в такую ночь. Тем более тут.
Миха-Лимонад вопросительно взглянул на заправщицу. Но бабка лишь добродушно улыбалась:
– Сами все сделаем, – пояснила она.
Миха решил подчиниться, и не без удовольствия – ему все больше здесь нравилось. Прямо художественная акция актуального искусства: хозяева заправки либо молодцы, либо какие-то совсем уж отмороженные художники, развлекающиеся по полной.
Старушка продолжала улыбаться, выставив перед собой руку с открытой ладонью (И Миха вдруг подумал, что несколько минут назад таким же жестом ему протягивали красно-синие таблетки. Может, его и вправду «вштырило»?), а второй, такой же добродушный, с хитрым прищуром маразматика, уже спешил сюда. Это был хлипкий, но бодрый дед в точно таком же перекошенном зипуне, с жиденькой козлиной бороденкой и соломенными волосами, растущими в разные стороны.
– Скорее, ярило-хуило! – торопила бабка. – Клиент у нас. Сбежавший мальчик.
Миха вначале подумал, что ослышался. Потом, вспомнив про актуальное искусство, подумал: нет, все по плану, в том числе и безумное обращение к напарнику. Двигатель Бумера неожиданно и капризно зачихал, звук показался тревожным, шершавым (автомобилю здесь не нравится – мысль была вздорной, и Миха странно усмехнулся), старушка же строго и успокаивающе постучала по капоту, и двигатель заглох. Миха вздохнул, вынул ключ, протянул его и деньги заправщице. Собирался назвать марку бензина, но старушка опередила:
– Девяносто пятый, до полного, – велела она деду и отправилась снимать заправочный шланг, что-то насвистывая себе под нос.
Миха-Лимонад проследил за ней глазами, а потом рассмеялся, расслабленно откидываясь на спинку кресла – это просто все случайные, ничего не значащие совпадения, универсальный набор из ограниченного числа возможностей, как гадание цыган. А хозяева и вправду молодцы: здорово персонал разыгрывает спектакль, втягивая Миху в какой-то сумасшедший бенефис. За это и не жаль заплатить.
Вернулся соломенный дед, принес чек и деньги, на которые взирал с недоумением, затем, словно сообразив, протянул Михе:
– На! Бл… Это тебе, красавчик. Сдача.
– Спасибо, отец.
– Правильно ты его назвал, – похвалила бабка, потрепав деда за бороденку, а тот довольно замурлыкал.
Миха улыбнулся и посмотрел в сторону – вокруг яркого фонаря, под соломенной крышей, билась одинокая бабочка. Миха пригляделся: действительно, бабочка в апреле.
– Не рано ли она проснулась? – Ни к кому не обращаясь, проговорил Миха.
– Бабочка-капустница все знает! – важно ответила бабка.
– И ты вспомнишь, – веско заявил дед. – Если тебе суждено.
– Ну да, ну да, – кивнул Миха. Шоу продолжалось.
Цены на заправке, невзирая на весь перфоманс, оказались умеренные. И это в нескольких-то километрах от селебритис-бантустана. Миха усмехнулся, и бабка, и дед разулыбались в полные рты. Миха протянул каждому по сто рублей:
– Вы молодцы.
– Ой, милок! – вскинулась старушка, пряча деньги в прорезь зипуна.
– Красавчик, – вставил дед и помахал купюрой как счастливым лотерейным билетом. – Бля… нах… Ты заплатил!
– Спасибо тебе, – чуть не прослезилась заправщица. – Ты не жадный, я гляжу. – И она провела рукой перед глазами. – Жадность – плохо. Правда. А я правду знаю.
– Жадный отвалил бы по штуке или поболе, – сказал дед, – иль ваще ничего! Сто рублей – сто друзей… Заплатил!
Миха пожал плечами. Дед почесал соломенный затылок (скорее всего, тоже парик) и начал переминаться с ноги на ногу, словно хотел в туалет.
– Иди уж! – бросила ему заправщица.
– А-а? – Дед вопросительно указал на Миху. – Сук…
Старушка кивнула. Наклонилась к Михе и ласково пожелала:
– Счастливого пути тебе на посошок!
Соломенный захихикал, будто это была какая-то урологическая шутка, и Миха с усмешкой различил, что застрявшие у него в бороденке кусочки синевы – это тоже бабочки, крохотные мотыльки, наподобие цветного бисера. А старушка-заправщица вдруг бросила пристальный взгляд поверх Михи, в темноту салона и быстро проговорила:
– Пошла отсюда, мерзость!
Миха в изумлении уставился на заправщицу. Потом его губы растянулись в улыбке, и не оборачиваясь, он указал большим пальцем правой руки на заднее сидение:
– Там никого нет.
И снова прыснул. Шоу несколько подзатягивалось, но ему почему-то совсем не хотелось отсюда уезжать. Через секунду Миха-Лимонад понял, что опять смеется. Вместе с бабкой, а вскоре, повизгивая на высокой ноте, к ним присоединился соломенный дед.
– Слышь, ярило-хуило, – обратилась к нему старушка, – возит за плечами утопленницу, а говорит, никого нет.
При этих словах дед заржал так, что ему пришлось ухватиться руками за живот:
– Да их, блядей, там полно! – вдруг выдал он, давясь смехом. – Всех, кто ездил на нем до красавчика. Ни там – ни здесь.
– Ладно, старый, – успокоила его заправщица. – Лопнешь еще.
– Ни там – ни здесь, сука! – изумленно повторил дед и замолчал, невинно и забавно хлопая глазами. И добавил что-то совсем уж невразумительное. – В нем совсем нет тени, в сбежавшем мальчике. А зверь живет в тени.
– О чем это вы? – поинтересовался Миха, но дед с бабкой снова заржали.
– Ты на них не обращай внимания, красавчик. Ни там – ни здесь, – успокаиваясь, махнула рукой старушка. – И тогда они будут просто, как кино. Скользят себе по поверхности света, а тебе – по барабану. Безвредны.