По идее все должны были хотя бы усмехнуться, но мальчики застыли, как вкопанные, и следователь с психологом недоуменно переглянулись. Однако капитан сборной сидел как ни в чем не бывало: удар он держал великолепно, не зря чемпион. Джонсон лишь помнит, каким полунасмешливым и полунастороженным сделался взгляд борца, когда Миха заговорил. Но это случилось несколькими секундами позже, а пока…
Наверное, они сразу узнали друг друга. Да и как было не узнать борца, чемпиона, местную легенду и любовничка Тани, обещавшего с них кожу живьем содрать? Любовничка Тани в тот вечер, когда они совершили свой первый (и возможно, роковой) визит в немецкий дом, увидели фотографию и впервые услышали, с какой странной пугающей шероховатостью подгонялись друг к другу буквы в слове, давно уже забытом на этой Земле, в слове-имени «Шамхат». Скорее всего, они узнали друг друга сразу.
Только это был еще не весь сюрприз. Волшебный ларчик показал еще не все свои чудеса.
Борец сидел неподвижно, как индеец. Видимо, он вообще был неравнодушен к романтическим детям прерий. Неподвижный и скульптурный торс борца обтягивала желтая чемпионская майка с рисунком индейского вождя (удивительно похожего на актера Гойко Митича) в полном боевом оперении. И вот ее-то, майку, Джонсон точно узнал сразу. Он лично заказывал этот рисунок в сувенирной лавке студии DEFA, где снимали кино про индейцев. А потом так же лично и скрепя сердце подарил майку Иксу, на день рождения. Ошибки тут быть не могло: две совершенно одинаковые фирменные майки в эпоху всеобщего дефицита в провинциальном городке – это пудрите мозг вашей бабушке! Да и маловата она пришлась борцу – Икс хоть и долговязый, все ж еще ребенок… Так просто открывается таинственный ларчик чудес.
Джонсон помнит, как неловкость, испуг и негодование стали зарождаться в нем, теснясь и толкая друг друга. Но еще прежде, чем его губы разлепились, он услышал голос Михи:
– А вот и маечка нашлась!
Борец молча смотрел на Миху, лишь улыбнулся краешком губ.
– Маечка какая-то очень знакомая, – продолжал Миха с шальными нотками в голосе. – Ты где ее взял?
– Так, ребятки… – недоуменно начал следователь.
– Это ж моя футболка! – оторопело пролепетал Икс.
В этот момент он был очень похож на мультяшного Пятачка, озвученного Кларой Румянцевой.
– Точно, – вздохнул Джонсон, признавая неоспоримый факт. – Я ее лично выбирал. И рисунок делал.
– Вот и я об этом, – спокойно согласился Миха. – Я что думаю: может, нам еще одно заявление написать, о краже наших личных вещей? Каково мнение на этот счет у гордости края?
– Ты что имеешь в виду? – предостерегающе поинтересовался борец.
Миха посмотрел на следователя:
– Почему вы верите ему, а не нам, если он вор?
У следователя от изумления чуть ли не рот раскрылся.
– Думай, что говоришь, щенок! – негромко процедил борец.
И тут вмешался Икс:
– Отдай мою майку! – с видом маньяка произнес он, тыча в борца указательным пальцем. – У меня там буква «хэ» написана шариковой ручкой, с внутренней стороны, под левым плечом. Пусть покажет! «Хэ» – «Икс» значит. – Он кивнул и доверительно сообщил, – Икс – это я.
Следователь снова прокашлялся, а психолог решил, что в беседе требуется и его участие:
– Так, кому из вас троих, молодые люди… – он подумал и мягко кивнул борцу, – в смысле, четверых… принадлежит эта деталь гардероба?
– Каких четверых?! – Возмутился Икс. – Я же говорю? Икс – это я! Можете проверить!
Теперь следователь тревожно посмотрел на психолога: похоже, один-то из ребятишек опять начал заговариваться, говорили его глаза. Психолог сидел, схлопнув ладошки и постукивая друг об дружку указательными пальцами; на мальчиков он смотрел с проницательным интересом.
– Снимай майку! – внезапно завизжал Икс. – У меня больше нет такой! Скажите ему, товарищ капитан, пусть раздевается!
Психолог вздрогнул. Поймав взгляд следователя, он понимающе и профессионально закивал: вот, мол, у больного очередное обострение, что и требовалось доказать.
Визг Икса, заметавшийся по кабинету, оказался настолько пронзительным, что даже Джонсон с Михой обалдело уставились на друга.
Первым пришел в себя следователь, хотя его голос все еще оставался хриплым:
– Так, что вы здесь за цирк снова устроили?! – вопросил он. – Что за очередное идиотское шоу?!
– А майка тоже пропала там, в немецком доме? – психолог, видимо, решил взять бразды правления в свои руки и мягко, даже ласково поглядывал на Икса.
– Почему? – отмахнулся Икс. – Ее на пляже украли. Вы что нас, за психов считаете?
– И майка принадлежит вам, молодой человек?
– Ну, да! А он нас оговаривает, – Икс кивнул на борца, – потому что мы видели, как он делает это… ну, вы понимаете, это… чики-чики…
– Чики-чики? – ни один мускул не дрогнул на лице психолога. – С майкой?
– Вы что, совсем уже того?! – Икс, казалось, даже не мог ожидать такого дикого предположения от взрослого человека. – Совсем, что ли?
– Икс, помолчи, – попросил Миха.
Но Икс уже не мог остановиться:
– С Таней! Ну, знаете, Таня… Ну, она это… ну… это…
– Еще одна местная достопримечательность, – подсказал психолог.
– Ну, да. Типа того. Это вы верно подметили.
– И где же вы это видели? В смысле, чики-чики?
– Там.
– Где?
– Там. В немецком доме.
– Круг замкнулся, – невозмутимо констатировал психолог и красноречиво вздохнул. Следователь посмотрел на него с уважением.
– Сплошные местные достопримечательности плюс близкий пубертат, – пояснил свой вердикт психолог.
И тогда заговорил борец, лаконично и вовремя.
– Им, конечно, нужна помощь. – Он посмотрел на мальчиков дружелюбно и не без сочувствия, а затем бросил веселый взгляд на психолога. – Но, как я понял, не моя, а мозгоправа. Я свободен? Могу идти?
– Конечно-конечно, – закивал следователь.
– У меня поезд. Надо еще шмотки собрать, – объяснил борец и постучал по наручным часам. – Попытка номер два. Надеюсь, больше никто и ничто не пропадет.
– Конечно, конечно, – следователь все еще кивал. – Извини, что так вышло. Сам не думал – совсем они, конечно…
Следователь замолчал. Борец дошел до двери в абсолютной тишине. А потом Миха сказал:
– Все равно ты вор.
Борец обернулся, прикрыл на секунду глаза, и Джонсон почему-то обратил внимание на то, какие у него длинные ресницы. И как он спокоен. Оба эти факта вызвали еще более странную мысль: может, все-таки он не крал эту майку? Может, все вышло как-то по-другому?
Борец насмешливо посмотрел на Миху, настороженности больше не осталось в его взгляде.
– Если б ты был чуть постарше, щенок, я б с тебя шкуру содрал за такие слова. При милиции говорю, – сообщил он. – А пока – к мозгоправу!
И дверь за ним закрылась. Этот раунд борец провел молниеносно и филигранно, выиграв с разгромным счетом. Можно сказать, всухую.
В принципе, на этом все должно было закончиться: то, что Миха сделал дальше, вполне могло привести к насильственной психиатрической госпитализации или в колонию для несовершеннолетних или закончиться еще чем похуже.
Джонсон догадывался, почему Миха так себя вел. Наверное, они были с Буддой ближе всех, и, наверное, он пытался так справиться с ситуацией, которая могла раздавить его. Но после драки кулаками не машут. Это всем известно. К сожалению, это так, и здесь уже ничего не поделать.
Как только их отпустили, Миха забежал домой и меньше, чем через минуту вернулся с огромной дорожной сумкой.
– Идемте! – сказал Миха, и Джонсон впервые увидел, как в глазах его друга промелькнули серо-голубые льдинки. – Я знаю, где они будут.
Борца они нашли на «Близких шашлыках». Так назывался заросший зеленью пустырь с древней ветвистой чинарой недалеко от их дома. Под чинарой приютилось несколько длинных бревен-скамеек, была оборудована жаровня из кирпичей, низкий стол, сбитый из фанерных ящиков и даже что-то вроде лежака. Скорее всего, борец решил еще разок попрощаться с Таней, коль уж вышла заминка с отъездом в Москву. Компания – еще было двое товарищей борца по сборной – только приступила к пикнику. Пили сухое белое вино – Джонсон запомнил, что это было разливное молодое «Ркацители», которое тогда продавалось из передвижных цистерн-бочек по 20 копеек стакан, – и на столе лежали две здоровенные воблы, называемые на местный манер кутумами.
(– Очень подходящая снедь для романтического свидания, – произносит гурман и ресторатор Джонсон.)
Миха поставил сумку у своих ног и начал без предисловий:
– Верни майку!
Борец обернулся, удивленно посмотрел на мальчиков.
– Давай, снимай! Она не твоя!
– О, подрастающее поколение, – Таня склонила голову на плечо борца, словно приласкиваясь. – Хорошенький какой! – Она игриво улыбнулась. – Был бы постарше…
– Он знает, что бы с ним стало, если б был постарше, – ровно произносит борец.
Джонсон помнит, как из-за прилива адреналина застучало сердце – здесь безлюдный пустырь, а не милиция, и защитить их от трех местных головорезов некому.
«Если только Таня, – неожиданно закрадывается робкая и предательская надежда. – Она все же женщина».
– Майку возвращай! – как испорченный механизм повторяет Миха. – Она не твоя!
– А чья, если она на мне? – с усмешкой резонирует борец.
– Его, – Миха указывает на Икса. – И мы это уже проходили.
– Смотрю, ты не угомонишься никак! – в голосе борца мелькает пока еще слабовыраженная угроза.
– Если там ручкой не помечено «Х», можешь меня бить, – с нелепой отвагой самоубийцы предлагает Миха. – Если пометка там – значит, ты вор! Показывай!
– Не дорос еще, чтоб он тебя бил, – говорит один из товарищей борца, бритый и коренастый; в акценте на слово «он» сквозит уважение, граничащее с подобострастием.
– Я вас не спрашиваю, – отвечает Миха. – Это между нами. Снимай и показывай!