— Эй! — крикнул ему Подорожник. — Башка цела? Свистун отбросил очередной зазубренный «инструмент» и широко улыбнулся.
— Кажется, цела! — сказал он и повернулся затылком, сняв шляпу.
Я увидел, что кожа на макушке и части затылка у него свисает большими складками. И вообще, голова была какая-то неровная.
— Цела! — повторил Свистун и тронул голову пальцами. Кожа промялась, как пустой мешок, — видимо, в черепе была заросшая дырка.
— Ничего, она не очень тебе нужна! — захохотал Подорожник.
Я перевел взгляд на Медвежатника. Он стоял на том же месте с пучком травы и стирал кровь: с лезвия, с волос, с лица, с одежды. Кожаная одежда — это очень удобно. Кровь не впитывается в нее и легко стирается.
— Там есть речушка, недалеко, — произнес Свистун, надевая шляпу. — Обмыться бы...
— На заставе обмоемся, — приказным тоном заявил Подорожник. — Нам надо спешить. Где эти-то... ополченцы?
— Эй! — раздался робкий голос из леса. Из-за сосны робко выглянул совсем молодой парень в коричневом халате.
— Эк его растрепали, — хмыкнул Свистун. У ополченца сочилась кровь, откуда только можно. Из ушей, изо рта, из-под халата по голым ногам. Один глаз раздулся и почернел, став похожим на гнилую картофелину.
— Вылазь оттуда! — крикнул Медвежатник. — А другой где?
— Он здесь... Он не может ходить.
Мы вчетвером приблизились. Второй ополченец лежал за кустом и беспомощно глядел на нас. Он почему-то улыбался. Глаза темнели на бледном лице, как две пробоины.
— Ну, подымайся, — проворчал Медвежатник и потянул раненого за обе руки.
Когда тело немного приподнялось над травой, под ним чавкнула натекшая кровь. А затем раздался еще какой-то странный звук, и... рука ополченца отделилась от туловища.
Медвежатник швырнул ее от себя и отшатнулся.
— Мама родная... — пробормотал он, вытирая шляпой ладонь.
— Не пугайтесь, — равнодушно произнес первый ополченец. — Ему просто руку отрубили.
Раненый продолжал лежать и все так же беспомощно улыбаться. Потом вдруг напрягся, пошевелил губами, тяжело сглотнул — и застыл.
— Мертвый, — проворчал Свистун. Он почувствовал это первым, хотя глаза умершего ополченца продолжали смотреть в небо, а губы — улыбаться.
Мы стояли и молча глядели, как из глаз покойника уходит блеск. Глаза становились матовыми. Словно нарисованными на грубом картоне.
— Ехать бы надо, — сказал его товарищ, нетерпеливо переступив с ноги на ногу. — Они опять могут полезть. Их много тут бродит.
— Да, — согласился Подорожник. — Только мертвеца твоего не повезем, не проси.
— А чего мне просить, — кисло усмехнулся парень. — На что он теперь нужен...
По лесу мы двигались осторожно — останавливаясь и прислушиваясь. Шли пешком, удерживая лошадей за поводья, чтобы успеть отреагировать на любую опасность. Дорога поднималась в гору. Ополченец — его звали Земляной Жук — монотонно рассказывал о том, что вокруг творится. Оказалось, их был целый отряд, который начальник заставы послал обходить лес и вычесывать из него разбойников, не подпуская их близко к стенам. Они с товарищем решили убежать и вернуться домой, поскольку оба первый раз попали в ополчение и сильно боялись. Убежали, да нарвались на группу голодных озверевших крестьян.
Это, собственно, и были разбойники. Как он пояснил дальше, недавно армада посланников Прорвы разорила несколько деревень, поубивала половину жителей, а оставшиеся, обезумев от страха, ринулись к ближайшей заставе, чтобы там укрыться. В город их никто не пустил. Терять им было нечего, поэтому начались грабежи и побоища. Застава переживала настоящую блокаду, и прорвемся ли мы сейчас туда, ополченец не мог сказать с уверенностью.
Я разумно, с моей точки зрения, предположил, что, услышав такие новости, мы повернем и поедем куда-нибудь еще. Но Подорожник только хмыкнул — и мы продолжили наш путь.
В какой-то момент я ощутил, что над головой зависло нечто огромное и темное. Я поднял глаза. В разрыве между сосновыми лапами уходили в небо Холодные башни. Они были неожиданно близко, и мне на мгновение подумалось, будто они только что выросли. Их было восемь, они ничем не отличались от тех, что находились во владениях Лучистого. Я понял, что застава совсем рядом.
В этот момент за деревьями раздались возбужденные крики. Мы встрепенулись.
— Наши, — с облегчением засмеялся Земляной Жук, всмотревшись единственным здоровым глазом в чащу.
В следующую минуту мы разглядели несколько десятков человек в коричневых халатах, среди которых мелькали серые крестьянские рубахи. Я решил было, что идет очередная драка, но немного ошибся. Шла казнь. Ополченцы резали пойманных разбойников. Протыкали животы, рубили сплеча, разбивали головы палками. Карательная операция проходила в странно замедленном темпе. То ли «коричневые халаты» дико устали и едва могли шевелиться, то ли просто растягивали удовольствие. Среди этой мясорубки гарцевал на лошади толстый бородатый человек, который иногда наклонялся, вытягивал руку и доставал своим длинным тесаком чью-то грудь или голову. За спиной у него болтался на ремне продолговатый металлический предмет, похожий на сложенный киноштатив.
— Наши, — смеясь, повторил Земляной Жук и побежал в гущу побоища, без спроса схватив с соломы дротик Подорожника. Он тут же начал колоть какого-то бедолагу-крестьянина, который лежал на траве чуть в сторонке и, по-моему, и так был мертв.
Между тем бородач заметил нас и с гиканьем понесся в нашу сторону, занеся тесак над головой. За ним бросились несколько ополченцев. Они мчались с такими зверскими рожами, что я занервничал. Но Подорожник был спокоен. Он заложил руки за спину и с кривой усмешкой смотрел на ошалевшую от крови орду.
Бородач вдруг, переменившись в лице, резко остановил лошадь. Видимо, он узнал погонщиков. Один из его подчиненных до того увлекся атакой, что, ничего не замечая, подскочил к безоружному Подорожнику и попытался огреть его ошипованной палкой. Но погонщик как-то нехотя повернулся и пнул нападавшего носком ботинка под ребра. Ополченец свалился и снова вскочил, встрепенувшись, как маленькая злая собачка.
— Привезли чего? — спросил бородатый густым басом.
— Привезли, — ответил Подорожник.
— Хозяину?
— Ну не тебе, это точно.
Бородатый замолчал, придав лицу выражение задумчивости.
— Ну ладно. Нас только подождите. Сейчас мы тут закончим...
Он повернул лошадь и умчался обратно. Ополченцы, несколько разочарованные, потянулись за ним, оглядываясь на нас и хмурясь.
— Зачем они это делают? — спросил я. — Зачем добивают людей?
— А что с ними еще делать? Отпустить — так они отсюда не уйдут, опять полезут. У голодных, сам знаешь, разговор короткий.
— Неужели так и будут резать, пока всех в округе не перережут?
— А что? Дело-то нехитрое. Им оно только в радость.
Погонщик сказал это с подчеркнутой небрежностью.
ЗАСТАВА
Здесь все было по-другому.
Во-первых, стены. Застава была небольшой, очень плотно застроенной, и располагалась в естественном кольце, образованном плоскими наклонными скалами. Неизвестно, сколько труда было приложено, чтобы соединить скалы перемычками из крепкой каменной кладки, но результат впечатлял — поселение напоминало неприступный средневековый замок. За пределами стен тоже жили люди, но в основном это была беднота — разоренные крестьяне и бродяги, осевшие поближе к батарее Холодных башен и обустроившие свой быт в убогих лачугах. Хотя брать у этих людей было нечего, их во время очередного налета на заставу обычно грабили в первую очередь.
Во-вторых, на меня произвела впечатление дисциплина. Когда мы въезжали в приоткрывшиеся ворота и далее следовали по улицам, я тщетно искал пьяных горлопанящих прохожих, нищих, дерущихся за какой-нибудь морковный хвостик, или даже просто шумно разговаривающих граждан. Ничего подобного я не увидел. Наоборот: тишина, порядок, приглушенные тона. Людей мало, и они немногословны: сразу видно, что застава живет в режиме повышенной боеготовности и принимает это со всей серьезностью.
По-иному здесь было организовано и общественное устройство. Насколько я понял, мы попали в миниатюрное военное государство. В отличие от нашего полуанархического поселения, здесь имелся самый главный человек — начальник заставы. Он же — военачальник. Он не был самым богатым и тем не менее командовал людьми. Богатство не решало, быть ли человеку старшим надо всеми. Потому что в местных условиях самый главный должен не править, не царствовать, а ежеминутно действовать, работать головой, принимать решения и выбирать единственно правильный вариант.
Как раз к этому человеку мы и направлялись. Нас встретил у ворот некто по имени Синее Брюхо и без лишних разговоров, приняв поводья нашей лошади, повел к начальнику заставы.
Горная застава явно была побогаче нашей. И гораздо чище. А еще я увидел здесь множество старых вещей. Они были повсюду — ими накрывали крыши, мостили дорожки, заделывали бреши в стенах, приспосабливали под бельевые сушилки, украшали ворота. В них играли дети, из них мастерили вороты для колодцев, они служили в роли разнообразной домашней утвари. Большие и маленькие металлические предметы самых разнообразных форм и совершенно неизвестного предназначения заполняли весь этот городок, окруженный скалами и сосновыми лесами. Казалось, он вырос на них. Пожалуй, действительно вырос...
Я чувствовал возбуждение. В этом хранилище старины я подсознательно ждал, что через минуту увижу что-то очень важное, очень знакомое, и это позволит мне пробудить память. И тогда я смогу узнать это место, узнать эти вещи. Ведь недаром они были сконцентрированы здесь, наверняка это место в древности было не закрытой наглухо заставой, а городом, или какой-то фабрикой, или чем-то еще. Я не помнил, были ли в том мире фабрики, но города были, точно.
— Ну, мы пошли, — раздался сзади голос Медвежатника. — Встречаемся у ворот.
— Давайте, — махнул рукой Подорожник.