У алтаря раздался густой голос священника. Марите взглянула на его круглое розовое лицо. Впервые видит она ксендза во время службы и так близко. Белое одеяние его украшено кружевами и вышивкой. Она вспомнила свое белое субботнее платье, которое ей сшила мать, и ее глаза наполнились слезами.
— Мама, мамочка! — тихо заплакала девочка.
Снова раздался бас священника, и толпа повалилась на колени.
— На колени! — услышала Марите голос Стаси, потянувшей ее за руку.
Плача, Марите опустилась рядом с ней; «Мамочка, зачем ты меня оставила?».
Стася посмотрела на залитое слезами лицо Марите, на ее обращенные в сторону ксендза глаза, дернула мужа за рукав и взглядом указала на девочку.
— Смотри, Ионас, как она расчувствовалась в храме Божьем. Доброй католичкой будет.
Наклонившись к девочке, Стася утерла ей концом платка лицо и растроганно прошептала:
— Не плачь, Марите, Господь наш Иисус увидел твои слезы и простит тебе все грехи. Старайся только любить его всем сердцем. Молись каждый день Святой Деве, и она примет тебя под свои крылья. Скоро ты начнешь ходить к ксендзу, учить основы нашей святой веры, и Господь наш Иисус сжалится над тобой.
Молитва закончилась. Храм опустел. Стася повела Марите через двор к задней двери, и они вошли в полутемную, почти пустую комнату. По бокам стояли две длинные скамьи, на стене висел небольшой деревянный крест, а под ним, на краю лавки, ведро воды и чашка.
Стася остановилась перед распятием, перекрестилась и перекрестила Марите. Затем подошла к двери, скрытой за тяжелой коричневой портьерой, и громко произнесла:
— Благословенно имя Иисуса Христа!
— Во веки веков! — отозвался голос из-за занавеса. В дверях появилась высокая худая женщина во всем черном. Стася подошла к ней, почтительно поздоровалась и поцеловала ей руку. Потом отвела ее в сторонку и что-то зашептала на ухо. Женщина уставилась на Марите злыми глазами, которые будто пронзили девочку насквозь, и ей захотелось сжаться, исчезнуть перед этим взглядом. Не говоря ни слова, женщина в черном жестом пригласила их идти за ней. Марите увидела, что они очутились в том же большом помещении. Огни погасли, только в одном углу светится лампада.
Шаги гулко отдаются в пустом костеле. Марите идет на цыпочках, чтобы было не так слышно. Тени скользят по стенам и наводят на нее страх. Она старается идти рядом со Стасей, держась за складки ее платья. Они подходят к тому месту, где горит лампада. Женщина делает им знак стать в сторонке и ждать.
Перед ними квадратная кабинка. В окошке видна голова ксендза. У окошка снаружи стоит на коленях женщина. Ее лицо покрыто вуалью, но видно, как шевелятся ее губы. Наконец, женщина поднялась, поцеловала ксендзу руку и ушла. Провожатая подходит к двери кабинки, шепчет что-то на ухо ксендзу и делает Стасе знак войти.
Марите остается снаружи. Когда же все кончится? Кажется, уже целый день стоит она тут, прижавшись к стене кабинки, одна, всеми покинутая, в пустом костеле. Вдруг охватывает ее желание бежать отсюда, бежать, пока хватит сил.
Наконец, дверь кабинки отворилась, из нее вышел ксендз, а за ним Стася, вся сияющая от радости.
— Иди сюда, Марите, поцелуй руку господину ксендзу за великую милость, он спасет не только твою жизнь, но и душу, — говорит Стася и подталкивает девочку к священнику. Мягкая и округлая рука ксендза приблизилась к губам девочки.
Теперь каждый вечер Стася учит Марите молиться. Сначала показала, как нужно креститься, потом научила говорить «Отче наш» и несколько молитв в честь богородицы. У Марите хорошая память, она легко все запоминает, и Стася ею очень довольна.
Прошло несколько недель, и снова девочку подняли затемно. Стася торопливо нарядила ее в белое платье, накинула на голову тонкую вуаль и сверху приколола венок из руты. Затем закутала ее в большой платок, чтобы не было видно праздничной одежды. Ионас взял в руки вожжи, и телега тронулась.
Задремавшая было в дороге девочка проснулась оттого, что ее резко дернули за руку. Восток уже начал алеть.
Подъехав к костелу, Ионас привязал лошадь к ограде, и все трое вошли внутрь. Стася трижды стукнула в заднюю дверь. Спустя несколько минут дверь отворилась, на пороге стояла та же высокая женщина в черном. Поздоровавшись шепотом, она пригласила их войти.
Как и тогда горела в пустом костеле лампада, священник уже ждал их. С Марите сняли теплый платок, и она, сонная и испуганная, осталась в тонком белом платье.
Зачем ее привезли сюда? Зачем нарядили, как невесту на свадьбу?
Ксендз посмотрел на нее и сказал своим низким голосом:
— Прочитай-ка молитву «Богородице дево радуйся».
Дрожащим голосом, но без ошибок и не запинаясь, прочла Марите эту и остальные молитвы, которым научила ее Стася. На круглом лице ксендза расплылась довольная улыбка, и он потрепал девочку по бледной щеке.
— Хорошо выучила, дочь моя. Заслуживаешь, чтобы я ввел тебя в лоно веры.
Стася прямо-таки растаяла от удовольствия. Даже на сердитом лице женщины в черном обозначилась улыбка.
Ксендз подошел к тазу с водой, подвешенному на стене, обмакнул в него пучок перьев и побрызгал на голову, лицо и плечи Марите.
— Стань на колени, дочь моя, перед Господом нашим спасителем!
Стася и Ионас тоже опустились на колени.
— Отныне имя твое будет Мария Магдалена Гирите. Сегодня ты родилась заново, и это твои родители, — указал он на Гирисов.
— Во имя отца и сына и святого духа я ввожу тебя в лоно христианской римско-католической церкви, — торжественно произнес ксендз, остановился и затем продолжил:
— Забудь свое прошлое как можно скорей. Это тебе же на благо. Будь верной дочерью церкви, распростершей над тобой спасительные крылья, и твоим новым родителям. И всемилостивый Иисус сжалится над тобой. Может быть, ты даже станешь одной из его благочестивых невест.
Церемония закончилась. Ксендз вышел. Спустя некоторое время он вернулся и вручил Стасе сложенный лист. Поклонившись, Стася поцеловала ему руку.
— Да и ты поцелуй руку благодателю, твоему, — подтолкнула она Марите. — Вот тебе христианское свидетельство о рождении. Отныне можешь не бояться немцев.
Гирис ласково погладил девочку по плечу.
— Не отметили мы как следует этот великий день в твоей жизни. Пришлось все сделать потихоньку, чтобы никто не узнал. Но пройдет несколько лет, ты подрастешь, и устроим тебе второе крещение — конфирмацию. Тогда отпразднуем пышно, и не будь мое имя Ионас Гирис, если не уйдут в тот день из моего дома все окрестные крестьяне пьяными!
Приемная дочь
Прошло много дней. Марите подросла, лицо и ноги ее загорели на ветру и солнце. Огрубевшие подошвы ног уже не чувствуют боли, ступая по камням и комьям. Она стала настоящей деревенской девочкой. Когда бежит, подпрыгивают у нее на плечах две русые косички, в которые вплетена красная или зеленая ленточка. На голове у нее пестрый платочек, а одета она в длинное платье из льняного полотна.
Окрестные крестьяне знали, что у младшей дочки Гирисов голос звонкий, как колокольчик. На Рождество, когда она пела в детском хоре священные псалмы, ее нежный голосок поражал прихожан.
Постепенно она смирилась с новой жизнью. Научилась все делать по хозяйству. Когда старшие рано утром уходили на работу, она брала чашку с водой и брызгала во все углы комнаты, которая служила семье одновременно кухней, столовой и спальней. Затем доставала из-за печки веник и подметала некрашеный дощатый пол, потемневший от времени, воды и грязи.
Дом имел два крыла и посредине квадратные сени с дверями с обеих сторон. Второе крыло большей частью заперто. Это комната с тщательно побеленными стенами, увешанными иконами. В ней стоит стол, покрытый белой скатертью с вышитыми на ней цветами. У одной стены — кровать, на ней белое покрывало и в головах одна на другой три подушки в белоснежных наволочках: большая, поменьше и совсем маленькая. У другой стены стоит деревянный некрашеный шкаф. В углу — комод, украшенный узорно вырезанной цветной бумагой. Открывали эту комнату только по праздникам или ради важных гостей.
Летом Марите любит встать пораньше. Она быстро одевается и выскакивает из дома, ноги сразу становятся мокрыми от росы, мелким жемчугом рассыпанной по траве.
Она окунает руки в холодную воду в корыте, умывается, вытирает лицо краем платка и бежит выгонять гусей. Потом кормит цыплят и споласкивает ведра для утренней дойки.
Теперь она идет в дом завтракать, с аппетитом ест гречаные блины, запивая простоквашей. После этого моет посуду и идет с Альдоной на пастбище.
В морозные и снежные зимние дни Марите любит сидеть возле теплой печки, штопать мужские рубашки или вязать чулки. Особенно она любит прясть. Руки у нее ловкие. Быстро вращается веретено под ее маленькой ножкой, а из-под шустрых пальцев скользит тоненькая шерстяная или льняная нитка.
Но бывали для Марите и тяжелые дни. Особенно боится она посиделок так называемых «талка». Долгими зимними вечерами собираются крестьянки в доме одной из соседок, каждый раз у другой, чтобы помочь ей чесать шерсть.
Пришел и черед Гирисов. Впервые увидела Марите посиделки. Женщины наполнили дом Гирисов, сидят на лавках и кроватях. На полу расстелили рогожи, поставили на них мешки с овечьей шерстью. Женщины горсть за горстью тянут из мешков шерсть, выбирают из нее сор и рассказывают деревенские сплетни. По одному входят в дом мужики. Постарше собираются в углу, курят цыгарки и обсуждают будничные дела. Молодые устраиваются среди женщин, болтают, шутят и поглядывают на хозяйкино угощение.
Детвора вертится у взрослых под ногами, то собирают с рогожи в пустые мешки очищенную шерсть, то получают затрещины.
Над столом поднимается парок от толстых масляных блинов, дразнят куски колбасы и мяса, есть и водка, и «мидус» — сладкий пахучий медовый напиток. Время от времени молодежь заводит песню.
Веселая атмосфера вначале привлекала Марите, и ее голосок звенел в общем хоре. Стоило соседкам услышать ее пение, и они от нее уже не отставали. Марите пела народные песни, пела с чувством и выражением, как настоящая дочь литовской деревни.