Немного помолчав, старуха добавляет:
— Нет теперь ни Кестутиса, ни Витаутаса… Всегда они к нам лезут, гости незваные: то русские, то немцы, чтоб они сгинули.
— Русские людей не убивали, — не сдержалась Оните.
— Верно, не убивали. Зато хотели заставить людей идти в колхозы. Кто их сюда звал? Сидел бы каждый в своей стране, которую ему господь дал, и ладно. Так нет! Все норовят вырвать кусок хлеба изо рта соседа. Ой, чтоб они все пропали!
Дожинки
Август месяц. Жаркое солнце висит в небе и палит головы и шеи жнецов, одетых в льняные рубахи с длинными рукавами и белые холщовые штаны. Длинной цепочкой растянулись косцы по полю. У-ху — со свистом рассекает коса воздух, прежде чем свалить наземь спелую рожь. Потные рубахи липнут к спине, но перед косцами еще длинный путь. Колышется хлебное море. Налитые, тяжелые колосья опускают к земле голову, как будто кланяются.
— У-ху, у-ху — посвистывает коса. Далеко еще конец участка. Высоко еще солнце.
За косцами, согнувшись, идут вязальщицы снопов.
— Пошевеливайся, Альбина, а то не выйдешь замуж в этом году, — шутит курносый косец, повернувшись к своей вязальщице.
— А, вот тебе, черт косматый! — смеется Альбина, хватает горсть соломы и швыряет ее в напарника. — Ты уже три года бегаешь за всеми девушками в селе, и ни одна пока за тебя не пошла.
Женщины вокруг смеются, смутившийся парень утирает лицо. Все реже слышатся шутки, все сильнее усталость. Еще немного, часа два — уже виден край поля.
Согнутая спина готова переломиться, руки словно чугунные.
Еще час, еще полчаса. Вязальщицы помоложе уже сидят на краю поля и плетут венки из колосьев и васильков — подарок хозяйке.
Еще взмах руки, еще один.
Еще сноп, еще скирда.
Болит спина, ноют от усталости ноги, но стоит потерпеть. Через полчаса хозяева усадьбы будут потчевать жнецов и вязальщиц вином, сыром в всевозможными кушаньями.
Солнце уже склонилось за рощу. Последние колосья связаны в снопы и убраны в скирду в конце участка. Скирда вышла больше остальных. Пошли в нее все остатки. Стоит она и смотрит на остальных как пузатый помещик.
Жнецы вешают на плечи косы, выстраиваются и шагают к усадьбе. Молодежь перешептывается, отделяется от группы и спешит вперед.
Целых три дня трудились жнецы на полях понаса Янковского. Хозяин несколько запоздал с уборкой. Трудно было в этом году достать работников: многих забрали в армию, многих увезли на работу в Германию, часть ушла в город. Работы сейчас хватает, и заработки неплохие.
Разграблены еврейские квартиры и магазины. Самые шустрые завели свое дело, открыли лавки в городах и даже не думают возвращаться в село.
Янковский прошел по окрестным деревням из дома в дом, уговаривая работников прийти спасать его урожай. Воздух эти дни был невыносимо душный. После обеда показались на горизонте темные тучи. Ласточки носятся над самой землей, едва не задевая ее крылом.
— Дождь будет, — говорят крестьяне, — может, уже этой ночью.
— Что дашь, если еще сегодня закончим жатву и уберем на ток?
Янковский обещает царский пир.
Женщины в доме готовятся угощать работников. У Софьи Михайловны полно работы. Она печет, варит, разливает водку, солит сыр. Старуха Елена приглядывает за работой, Оните помогает матери. Много работы перед праздником: нужно подоить коров, процедить молоко, снять сливки. Накормить птицу и свиней, загнать цыплят в курятник.
До сегодняшнего дня работала Софья Михайловна во дворе. Теперь она занята в доме. Нужно так устроить праздник урожая, чтобы Янковский руки потирал от удовольствия.
— Не жалейте добра, — предупредил он женщин, — угощайте работников щедро, чтобы помнили, какие им понас Янковский устроил дожинки.
Столы, сияющие белоснежными скатертями, заставлены золотистыми плетеными булками, мисками, полными колбасы, свинины, сыра, и самым главным — бутылками водки… В глубине веранды стоит бочка с пивом. Пенистый золотой напиток так и манит к себе гостей.
Софья Михайловна несколько нервничает: все ли так как надо? Ведь она впервые в жизни устраивает в селе праздник дожинок. Не заметят ли по ней, что она еврейка?..
Янковский говорил как-то, что еду, приготовленную еврейкой, он узнает еще издали — по запаху. Не узнает ли на сей раз? Она старалась приготовить все строго по деревенской традиции, как ее учила старуха.
— Я ведь фельдшерица, готовить не училась, — оправдывалась она.
— Хе-хе-хе, дочка, — смеется старуха, — хоть ты и фельдшерица, но и с кухней хорошо знакома. Меня не обманешь. Эту науку так быстро не освоишь.
Сердце Софьи Михайловны трепещет от страха.
Издалека уже слышна песня жнецов.
Первыми, взявшись под руки, идут девушки. В центре — самая ловкая из вязальщиц круглощекая Альбина, в руках у нее венок. У нее приятный, сильный и гибкий голос.
Тем временем трое молодых парней успели первыми прийти во двор. Набрав полные ведра воды, они спрятались за дверью.
В воротах гостей встречают Янковский с сестрой. Раскрасневшаяся Альбина поздравляет хозяев усадьбы и протягивает поне Елене венок. Хозяева приглашают всех в дом. Мужчины подталкивают женщин. Альбина открывает дверь и ух!.. Ей на голову опрокидывается ведро студеной воды. Девушка со смехом отскакивает. С боков выскакивают еще два парня и выплескивают воду на остальных девушек.
Начинается водяной бой. Женщины не остаются в долгу, они бегут к колодцу, черпают холодную воду и обливают мужчин. Сухим никто не уходит. Даже хозяевам достается, а Оните мокрая с головы до ног. Комната полна мужского смеха и женского визга. Поня Елена вешает венок на стену в столовой, между окнами, под иконой девы Марии, и потчует «вояк». Снова начинается пение, прерываемое звоном стаканов, шутками и смехом. Солнце зажгло верхушки сосен в роще, через комнату протянулись длинные тени. Понас Янковский встал из-за стола:
— Большое вам спасибо за усердную работу.
— Да благословит Господь плоды земли вашей. Спасибо за хорошее угощение, — отвечают ему нестройным хором.
Мужчины по одному подходят и целуют руку поне Елене.
— Спасибо и вам, Софья Михайловна, хорошо угостили нас, — достается и госпоже Вайс.
— Ой, ой! Отличную хозяйку вы себе нашли, понас Янковский! подшучивают женщины. — Жениться не собираетесь?
— Хотел бы, да все бегут от меня, — отшучивается тот.
— Э-э, еще найдете себе. Вы ведь мужчина в самом соку.
— Может, сосватаете мне такую: молодую, красивую и хозяйку хорошую?
— Ну, выбирайте! Мало разве девушек в округе?
— Взял бы Альбину, так она меня не хочет. Стар, говорит.
— Хе-хе, понас Янковский, хитрый вы! Уже позаботились, издалека привезли себе… Не я вам нужна, — отвечает девушка.
— А кто же? Я и не знаю.
— Вот она, рядом с вами стоит… Разве нужна вам хозяйка лучше, чем Софья Михайловна?
Госпожа Вайс вдруг оказывается в центре круга, рядом Янковский, и все уже готовы выпить за их счастье. Ей становится тесно. Не иначе как подходит к концу их спокойная жизнь в усадьбе. Опять гетто встает перед ее глазами, смертоносный меч навис над нею и дочерью. У нее кружится голова. Извинившись, она торопливо выходит во двор.
Над землей простирается равнодушное небо. Где-то вспорхнула птица, и от шума крыльев вдруг пробежал по телу озноб.
Из дома доносится праздничный галдеж. Высокие девичьи голоса перемешиваются с мужскими, — смех, пение, звуки гармошки.
Насколько ей здесь все чуждо. В этот самый час убивают мой народ. Братья того же Янковского проливают еврейскую кровь, и нет на них суда.
Слезы выступили на глазах, все тело дрожит.
Вдруг она вспоминает, что даже плакать ей нельзя. Подбегает к колодцу, наклонив ведро, пьет из него, умывает лицо и старается успокоиться. Нужно держать себя в руках. Она возвращается в дом.
Молодежь начинает танцевать. Пара за парой проносятся перед ней в народном танце «суктинис». Среди танцующих и ее дочка Оните.
«Пляши, бедная девочка, пляши», думает госпожа Вайс.
Надо знать,
Надо знать,
Как девчатам угождать.
Яблочком ли угостить,
Иль конфеткой подсластить…
Один шутник приподнял свою партнершу в закружил ее в воздухе.
— У-ха, у-ха!
— Эй, хозяин, пляши с нами!
Толстенькая Альбина, подбежав к Янковскому, хватает его за руку. Понас Владислав пытается протестовать:
— Что ты, девушка! Со иной хочешь плясать? Выбери себе партнера помоложе!
Но вот он уже легко вертит ее в центре круга, покачивая головой в такт музыке.
— У-ха! — топают парни ногами о крашеный деревянный пол.
— У-ха! Музыканты, не спите!.. Живее, ай, ну!
На ступеньках у входа стоит деревенский скрипач и изо всех сил водит смычком. С него градом льется пот, а ноги сами приплясывают. Раздув щеки, подыгрывает ему парень на губной гармошке.
У-ха! У-ха!
Надо знать, надо знать,
Как девчатам угождать.
После суктиниса идет полька, затем хоровод. Музыка замолкла, потные плясуны уселись, тяжело дыша, на ступени веранды.
— К морю! Идемте к морю! — кричит Альбина, первая и в работе, и в веселье.
— Давайте и вы с нами, понас Янковский, Софья Михайловна…
— Вы идите, молодежь. А мы старики, нам пора на печку, спать.
— Старик! Гляньте-ка на него! Еще десять молодых поучите, как жить, понас Янковский. Идемте, идемте!
Шуля подняла на мать умоляющие глаза:
— Идем на море, мама, мне так хочется!..
«Развеселилась бедняжка, — думает госпожа Вайс, глядя на дочь, на щеках которой расцвел румянец, глаза блестят. — Пусть забудет немножко о бедах».
Девушки, обнявшись, образовали длинную шеренгу, перегородившую дорогу. Позади идут мужчины, среди них понас Янковский и Софья Михайловна. Идут медленно, глаза всех устремлены на красный шар солнца, садящийся за рощей. Сверкнули на горизонте последние лучи.