— Хорошо, — важно кивнул Королёв и замолчал.
Молчал и Афанасьев. Молчал и я.
Для меня было очевидным, что Афанасьев оказался в ГКЦ неслучайно — командир явно сообщил ему о моём намерении поговорить с дежурными. Наверное, командир базы считал разговор с подчинёнными в отсутствие руководителя группы неэтичным. Вспомнил, наверное, аксиому средневековой иерархии: «вассал моего вассала — не мой вассал». Впрочем, меня не интересовало, что именно вспомнил или подумал Королёв, для меня было важным лишь то, что в данную минуту Афанасьев своим присутствием мне мешал. Я не мог общаться с дежурными в присутствии постороннего.
Вот поэтому и молчал.
Прошла секунда, вторая… пятая.
Как говорится, чем талантливее дирижёр, тем длиннее пауза. Я был намерен молчать хоть до второго пришествия.
Тишина в ГКЦ стала явно зловещей. Не побоюсь сказать, она приобрела форму лезвия ножа гильотины.
Афанасьев почувствовал растущее напряжение момента, откашлялся и довольно неуместно поинтересовался:
— Могу я чем-то помочь?
— У меня нет к вам вопросов, так что можете быть свободны, — тут же ответил я, не дожидаясь, пока какую-нибудь глупость брякнет командир.
— Я мог бы… если потребуется… помочь ответить… разобраться… предоставить информацию в удобном виде… и прокомментировать… если в том возникнет необходимость. — что-то такое невнятное забормотал Афанасьев, но я остановил этот лепет на полуслове:
— Олег Владимирович, мы явились не к вам. Когда вопросы возникнут к вам персонально, вы на них ответите. Сейчас же я предлагаю вам оставить нас наедине с дежурной сменой.
Сказанное прозвучало грубо, но доходчиво. Командир группы был просто обречён меня понять…
Обменявшись быстрыми взглядами с Королёвым, он оттолкнулся ногами от пола, придал телу горизонтальное положение, а потом уже движением рук направил себя точно в проём двери. За энергичными движениями угадывалось раздражение и даже бешенство — что ж, Олега можно было понять!
После того, как Афанасьев покинул помещение, я получил возможность взять быка за рога:
— Итак, Сергей Кузьмин, это с вами, кажется, я разговаривал восемь с половиной часов назад. И разговор наш был о том, что в «красном» коридоре не горит свет.
— Так точно, — Сергей откашлялся.
— А почему свет не горел?
— Материнский компьютер с периодичностью дважды в сутки, то есть каждые двенадцать часов, производит архивирование данных всех включенных в него подсистем. Вообще всех! Это очень большой массив данных — одних видеокамер на борту более шести тысяч! Кроме того, проводится сканирование на предмет выявления скрытых неполадок. Поэтому в процессе архивирования возможны краткосрочные веерные отключения некритичных с точки зрения жизнеобеспечения зон общего пользования. На полторы-две минуты… Это нормально. Это паспортная характеристика!
— Хорошо, — согласился я. — Давайте посмотрим как долго продолжалось это отключение!
Диспетчер живо махнул рукой по экрану монитора перед собой, перескочил в нужную директорию, быстро отыскал искомый лог и раскрыл его в текстовом виде. Мы с Королёвым подались к экрану и без особых затруднений разобрались в записях.
— Семь минут десять секунд. — выдохнул мне в ухо Королёв.
— Действительно! А теперь посмотрим как долго длилось подобное отключение за двадцать четыре часа до этого. — предложил я.
Через несколько мгновений Кузьмин отыскал нужную запись. Оказалось, что такое архивирование потребовало отключения электропитания в «красном» коридоре на одну минуту сорок пять секунд.
— Давайте посмотрим, что было сорок восемь часов назад… — скомандовал я. — А потом… ну, скажем, за сто сорок четыре часа до последней архивации.
В одном случае выключение продолжалось две минуты, а в другом — минута пятьдесят пять.
— Вы продолжаете по-прежнему считать, что семь минут десять секунд — это нормальная продолжительность выключения света? — уточнил я на всякий случай и, не дожидаясь ответа, повернулся ко второму диспетчеру, сидевшему поодаль. — А вы что скажете, Прохор?
Второй диспетчер даже вздрогнул от неожиданности.
— Да, это несколько больше превышения нормы. — ответил он невпопад. — В смысле, налицо превышения нормы.
Мне осталось лишь улыбнуться:
— Хороший ответ, я запомню: «несколько больше превышения»! А почему в командном центре находились люди во время моего первого обращения?
Теперь я снова обращался к Сергею.
— Нет, что вы, этого не может быть… — запротестовал он и по его нервной реакции я понял, что он врёт. Враньё это меня только заинтриговало.
— То есть вы хотите сказать, что передача дежурства происходила штатно и во время моего звонка в командном центре находились только вы и Прохор Уряднов? — уточнил я на всякий случай.
— Ну… да, конечно, — соврал диспетчер Сергей. Теперь я уже не сомневался в том, что он соврал… Ложь его была глупой, она опровергалась элементарно, но меня смущала именно очевидная глупость лжи.
— Что ж, давайте посмотрим видеозапись нашего разговора, которую материнский компьютер бережно заархивировал как раз для моего визита. — распорядился я.
Кузьмин начал гонять по экрану директории и, по-видимому, лихорадочно соображать, как лучше выходить из того неловкого положения, в которое он поставил самого себя. А потому после неловкой паузы он вдруг без всякой связи со сказанным ранее промямлил:
— Ну, люди могли находиться, потому что могла происходить пересменка…
— Ага, вы решили отыграть немного назад, сообразив, что попадёте сейчас в некрасивое положение. — я не сдержал иронии. — Хорошо, сейчас мы разберёмся и с вашей пересменкой тоже.
Диспетчер отыскал нужное соединение и включил запись обеих камер — той, что снимала меня в «красном» коридоре, и той, что фиксировала работу самого диспетчера. В одном окошке я увидел самого себя — ещё здорового, такого красивого и с волосами на голове — а в другом, Кузьмина и пару фигур за его спиной. Легко подтолкнув локтём командира базы, я осведомился:
— Что это за люди?
— Это диспетчера предыдущей смены — Холодов и Вольнов. — тут же ответил Королёв.
— Отлично, я вижу, что они благополучно сдали смену, но помещение почему-то не покинули. — мне захотелось потрепать по плечу бедолагу Серёжу, но я удержался от фамильярности. — А теперь давайте посмотрим на время срабатывания дверей в командном центре. Чувствую, нас ждут интересные открытия.
Движения рук диспетчера явно замедлились и стали совсем неловкими. А его напарник, не таясь, таращился на нас и явно пребывал не в своей тарелке. Мне было очевидно, что ребятки-диспетчера явно чего-то мутят и пытаются от меня скрыть, но я не мог понять, что именно. Они явно не могли принимать участие в нападении на меня, поскольку нас разделяло расстояние, эдак, в двести метров с гаком, а с учётом всех изгибов и поворотов коридоров, гораздо больше, так что alibi у них было несокрушимое… так чего же они боятся, дуроплясы?!
Наконец Кузьмин открыл нужный лог и мы — то есть я и Королёв — углубились в его изучение. Результат наших изысканий был весьма любопытен — оказалось, что интервал срабатывания дверей Главного Командного Центра в интересующем нас отрезке времени составлял двадцать четыре минуты пятьдесят семь секунд!
— Скажи, Вадим, ты видишь то же, что и я? Вот время открытия дверей при входе Кузьмина и Уряднова, а вот — время выхода сдающей смены, то бишь, Вольнова и Холодова… Всё верно? — я не отказал себе в небольшом глумлении.
Что ж тут поделать? — дежурная смена всё более меня раздражала и я не считал нужным это скрывать. Вместо расследования убийства врача Акчуриной и покушения на собственную жизнь я тратил время на какую-то полнейшую чепуху!
— Да, Порфирий, всё верно. — палец командира операционной базы блуждал по строкам протокола. — Вот время срабатывания на вход и био-отметки вошедших… вот время срабатывания на выход и… и тоже био-отметки пропусков вышедших. И интервал между ними почти двадцать пять минут… ну, то есть, двадцать четыре — пятьдесят семь… Кхм! Долго что-то, да… кхм!
Я поднял глаза на дежурную смену, посмотрел внимательно на Кузьмина, потом перевёл взгляд на Уряднова. Максимально спокойно проговорил:
— Просто скажите правду, чем вы тут занимались? Последствий не будет — я обещаю. Просто скажите, что происходило в Главном командном Центре во время нападения на меня…
— Да ничего не было! Вообще! — тупо брякнул Кузьмин, глядя перед собой.
Он меня расстроил. Я надеялся услышать нормальный ответ, а получил взамен отговорку болвана. Захотелось назвать Серёжу «дураком», но я подавил этот эмоциональный всплеск, поскольку мы находились в неравном положении и я не имел морального права унижать того, кто неспособен был мне ответить. Если бить — так равного, но не подчинённого! В «Роскосмосе» это называют корпоративной этикой. В общем — уважай любого со значком «Роскосмоса», даже если это очевидный болван!
— Хорошо, Сергей, я вас услышал, — мне оставалось лишь похлопать диспетчера по плечу и продолжить, как ни в чём ни бывало. — Ну а теперь посмотрим графическую схему распределения экипажа, кто где и когда находился.
— С какого момента времени начинаем смотреть? — уточнил диспетчер Серёжа.
— Ну, скажем, за десять минут до выключения света в «красном» коридоре, — решил я. Выбор мой был совершенно случаен, в принципе, я мог назвать любой другой интервал, просто надо было с чего-то начинать…
Кузьмин быстро запустил нужную анимацию: в объёмной полупрозрачной, но при этом довольно подробной схеме огромной операционной базы можно было без труда видеть десятки красных точек, каждая из которых обозначала человека. При прикосновении к точке моментально появлялась «выпадающая» менюшка, сообщавшая учётный номер, имя и фамилию космонавта.
— Пойдёмте вперёд с интервалом в минуту. — распорядился я. — Да, вот так! Ещё минуту… ещё!
Диспетчер передвигал индикатор времени на минуту и картинка оживала, одни точки двигались по экрану, другие же оставались неподвижны. Самое большое скопление неподвижных точек находилось в «Ситуационном» зале, что было неудивительно — там как раз проходила моя встреча со старшими групп и подразделений. Среди движущихся точек моё внимание привлекла одна, переместившаяся из «жёлтого» коридора в «красный». Согласно подписи в менюшке эта точка обозначала Людмилу Акчурину, направлявшуюся в медицинский отсек для встречи со мной.