— Это Акчурина идёт на встречу с тобой. — подсказал Королёв, тоже обративший внимание на эту точку. Что тут скажешь — Пинкертон за работой!
— Ещё минуту вперёд… — скомандовал я. — И ещё… так, стоп! За шесть минут до того, как ваш материнский компьютер начал свою архивацию, Акчурина вошла в медицинскй отсек «красного» коридора. Отсек в тот момент был пуст. Правильно я понимаю схему?
— Правильно! — синхронно выдохнули Королёв и Кузьмин.
— Отлично. Теперь смотрим, сколько всего человек находится на борту операционной базы согласно данным системы жизнеобеспечения?
— Вот цифирь сводной статистики. — диспетчер ткнул пальцем в значок греческой «сигмы» в углу экрана. Тут же выкатилась выпадающее меню, сообщавшее, что в «красном» коридоре находилось восемь членов экипажа, в «жёлтом» — тринадцать, а в «синем» — двадцать. Ещё шесть человек обретались в зоне невесомости в Главном коридоре — двое из них, по-видимому, занимались погрузочно-разгрузочными работами в районе стыковочных узлов и ещё четверо пребывали в Главном Командном Центре в противоположном конце Главного Коридора. С последней четвёркой всё было ясно — это были те самые две пары диспетчеров, одна из которых передавала смену другой. Всего же на борту находились сорок семь человек… далее в меню шли показатели расхода воды, воздуха, интегрального радиационного фона, докритичной нагрузки теплообменников первого и второго контуров работающих атомных реакторов, а также потребляемая мощность электрической сети, но я фиксироваться на этих показателях не стал — сейчас меня интересовали только люди.
— Что ж, на борту сорок семь человек. — подвёл я промежуточный итог. — По крайней мере у сорока семи бьётся сердце. Или, выражаясь точнее, система жизнеобеспечения считала, что на борту находится сорок семь живых. Далее начинаем воспроизводить в реальном времени!
Диспетчер правильно понял мою команду и снял запись с паузы. Точки медленно задвигались, минули тридцать секунд, минута… ещё полминуты. Никто в медицинский отсек к Акчуриной не заходил, она также из него не выходила. Внутреннее напряжение нарастало, я понимал, что наблюдаю сейчас последние минуты жизни человека, который, возможно, мог бы полностью объяснить все тайны происходившего на станции, но… Так случилось, что он — вернее, она — не сделал этого в силу самых разных причин — как собственного нежелания или страха, так и моей нерасторопности. И то, что я видел сейчас перед собой не лицо Акчуриной, а лишь условный значок на псевдо-объёмном экране, ничуть не снижало остроты восприятия.
Интервал времени до перезагрузки неумолимо сокращался. Если верить графической схеме распределения личного состава, за полторы минуты до выключения света в «красном» коридоре все члены экипажа и члены экспедиций оставались на своих местах и никто не двигался в сторону медицинского отсека. Ровным счётом ничего не происходило. Да и сама Людмила Акчурина пребывала в добром здравии, по крайней мере, если верить бортовому компьютеру — она дышала и у неё билось сердце. За полминуты до момента отключения в «красном» коридоре электроэнергии я вдруг почувствовал странное успокоение, возникла отчего-то необъяснимая уверенность в том, что ничего мы с Королёвым сейчас не увидим, а то, что нам показывают — это лишь фикция, шутка, картинка, которая ничего не означает. Кто бы её ни состряпал, он знал, что мы пытливо будем в неё таращиться и не отказал себе в удовольствии заочно поиздеваться.
В момент, когда экран отобразил отключение «красного» коридора, все в нём оставались живы и здоровы. И никто в медицинский отсек не входил. Спустя три с половиной минуты из «Ситуационного» зала выскочила оранжевая точка — это был я… ха-ха, как оригинально! и я направлялся в медицинский отсек. Точнее, я направлялся в серую зону, закрывавшую сейчас медицинский отсек в «красном» коридоре.
И что же? Я знал, что произойдёт далее…
У меня появилось ощущение, что меня ловко провели. Не то, чтобы именно меня и именно сейчас, а вообще всех нас — меня, Королева, тупых диспетчеров… что они вообще тут делают? У них под носом отключают от системы непрерывного мониторинга огромные сектора базы, а они сидят спокойно и пребывают в уверенности, что так и должно быть… Мне захотелось уйти, хотя я понимал, что уходить рано, надо обязательно досмотреть эту визуализацию до конца.
— А вот тут ваши звонки пошли… Ну, в смысле первый, а потом второй. — словно бы услышал мои мысли Кузьмин и указал курсором на красную отметку экстренного вызова.
— А как же архивация? — я не отказал себе в скромной толике издёвки, не со зла даже, а сугубо для тонуса. — У вас же треть станции отключилась.
— Ну и что? — дежурный сделал вид, будто не заметил моей ехидной интонации. — Аварийная связь-то сохраняется, вы же через модуль аварийной связи связались с нами, а все эти модули «подвешены» на независимых шинах. Так что вылет управляющего сервера в аут на несколько минут ничему не мешает.
Я почувствовал, что потерял интерес к тому, что видел на экране. Там была нарисованная мулька, картинка, не отражавшая сути произошедшего. Те энергичные люди, кто за считанные минуты перед моим появлением убили Людмилу Акчурину и спрятали её труп в холодильную камеру морга, знали, как обойти систему контроля. И они её обошли.
А потому, когда на схеме визуализации «красный» коридор вновь стал активен и цветные точки указали расположение всех живых членов экипажа и обслуживающего персонала, я увиденному совсем не удивился. Метка, обозначавшая Людмилу погасла, что было оправданно, ведь она к тому моменту была уже мертва, а вот остальные светились на своих местах. Согласно этим отметкам я находился в коридоре, возле ниши с универсальным спасательным комплектом, а все остальные люди в «красном» коридоре — в производственной зоне, у своих мартенов и тиглей. Впрочем, если быть совсем точным, то появилась коричневая отметка, означавшая срабатывание замка на люке выхода в межбортное пространство. Через этот люк убийцы покинули непроходную комнату медицинского склада.
Идея, казавшаяся поначалу такой перспективной, никуда меня не привела. Отследить перемещения преступников по их биометрическим меткам не удалось. Они, похоже, на сей счёт побеспокоились заблаговременно, ещё до того, как блестящая идея пришла в мою светлую голову. М-да, похоже, не я один такой умный на борту станции, есть тут и другие «ревизоры». Обидно-то как…
Я словно бы уподобился человеку, умудрившемуся заблудиться меж трёх сосен, то есть в таком месте, где сделать это невозможно в принципе. На орбитальной космической станции, в условиях ограниченного числа людей и сравнительно небольшого объёма я не смог обнаружить нужные мне следы и оказался в итоге дезориентирован. Преследуя сразу несколько целей — от расследования убийства Людмилы Акчуриной до выяснения происхождения неизвестного мужского трупа, доставленного на Землю транспортным кораблём с борта «Академика Королёва» — я всё более уподоблялся герою другой пословицы: погнавшемуся за тремя зайцами и ни одного не поймавшего. Вот уж, воистину, среди трёх сосен да за тремя зайцами… И что же меня ждёт?
— Я что-то не пойму схему, — бормотал Королёв, водя ногтём по псевдо-объёмной картинке. — Если эта коричневая метка соответствует открытию межбортного люка в помещении аптечного склада, то где вторая метка? Они же должны были вылезти из межбортного пространства обратно внутрь прочного корпуса! Где срабатывание на открытие второго замка?
Вадим Королёв, конечно, был хорошим человеком, да и командиром, наверное, неплохим, но порой он явно догонял слишком долго. Либо вообще не догонял. Я не стал отвечать на его лишённые смысла вопросы и лишь приказал диспетчеру:
— Всё, что мы сейчас просмотрели, без архивации и редактирования единым файлом зашлите на мой адрес. За своей электронной подписью, разумеется, чтобы я в дальнейшем знал, кого отдать под суд за фальсификацию…
Про суд я, конечно, высказался некорректно, откровенно неуважительно, но ребятушек имело смысл немного взбодрить. А Вадима я похлопал по плечу и потянул в сторону двери: «Пойдём-ка отсюда!»
Уже покинув помещение, командир никак не мог сменить заезженную пластинку и продолжал рассуждать:
— Нет, всё-таки, проблема требует анализа. Как убийцы сумели вторично открыть люк из межбортного пространства, не оставив отметки срабатывания замка в тайм-логе материнского компьютера? Ведь согласно данным компьютера они всё ещё находятся вне прочного корпуса, что очевидная чепуха! Это же логическая коллизия, это бомба!
— Это никакая не коллизия и не бомба, — отмахнулся я. — Это всего лишь пример ригидности твоего мышления.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я уже сказал: ригидности мышления.
— Что это значит? — Королёв явно опешил.
— Это означает, что тебе пришла в голову всего одна мысль, она застряла в твоей голове, как карамель в дырявом зубе, которую ты никак не можешь ни проглотить, ни выплюнуть. И вот ты думаешь эту мысль и никак не можешь соскочить с неё.
— Хорошо, дай своё объяснение. — командир базы как будто обиделся, но обижаться на правду ему никак не следовало, тем более здесь и сейчас.
— Никакой проблемы с этими люками нет вообще. — пояснил я. — Эти ребятки вышли из межбортного пространства ещё до того, как закончилось архивирование. Они закрыли за собой люк и поскольку число срабатываний на открытие и закрытие совпало, компьютер вообще не заметил его открывания. А вот аптечный люк остался открыт, поэтому отметка осталась…
— Но они сильно рисковали. — Королёв аж даже остановился в коридоре от неожиданности. — Преступники могли не успеть до момента окончания архивации. И для них это означало полный провал! Конец! Им конец, я хочу сказать.
— Ты опять ошибся! Никакой конец и провал им не грозил. Если я правильно понимаю логику этих ребят, они на самом деле ничем не рисковали. От слова «вообще». Потому что моментом окончания архивации управляли именно они. Ты это понимаешь, командир? Они всем управляли! Потому-то вся эта процедура архивирования и растянулась на столь долгое время — семь минут десять секунд — прежде ведь такого никогда не бывало. Лишь закончив свою возню с люками, они дали «отбой» архивации и работа системы восстановилась.