Мы с командиром базы переглянулись и мне показалось, что Королёв из сказанного понял только слово «вручную». Впрочем, это мне, возможно, только показалось.
— Я, конечно, извиняюсь… — тут я даже откашлялся. — Но «Шептун» звучит как-то слишком уж интимно и даже непристойно. Подозреваю, что вы имеете в виду какой-то телескоп, но не могли бы вы пояснить, о чём именно идёт речь? Я заинтригован…
— Ах да, — Татьяна снова лучезарно улыбнулась и вот тут-то я окончательно понял, что нам необходимо переговорить наедине. — «Шептун» — это наше аборигенное название ШУПТОНа — широкоугольного позиционного телескопа обзорно-навигационного. Он у нас расположен в обсерватории — это самая оконечность операционной базы, она вынесена даже за стыковочный отсек. Зона условно обитаема, класс радиационной защиты «бэ-четырнадцать». Так что действовать придётся быстро, там полрентгена в час можно словить… Ремонтно-обслуживающий автомат застрял в раскрываемых защитных лепестках… вот иду его спасать. Заодно и «Шептуна».
— Замечательно! Я присоединюсь к вам буквально через пять-десять минут. — пообещал я. — Сейчас только обниму крепко командира и пожелаю ему спокойной ночи…
Я улыбался, Татьяна улыбалась мне, Вадим Королёв грозно шевелил бровями. Татьяна мягко оттолкнулась от поручня, послав тело вперёд, а мы проводили парившую в невесомости диву взглядами. Надо признать, ракурс сзади выглядело особенно интригующе, но таращиться на бёдра и ягодицы в оранжевом комбинезоне можно было до бесконечности, а вот оборудованием тюрьмы надлежало заняться немедленно.
— Вадим, — я ласково похлопал по плечу командира, привлекая его внимание. — Пару слов за карцер…
— Да-да, я весь внимание! — встрепенулся Королев.
— Итак, инженерные требования к помещению для содержания временно задержанных в условиях космического перелёта… напоминаю. Класс радиационной защиты и жизнеобеспечения как для отсеков обитаемой зоны. То есть давление, влажность, состав атмосферы, приточная вентиляция — это понятно?
— Понятно, разумеется.
— Отсутствие связи с Главным Командным Пунктом, другими словами, задержанный должен быть лишен обратной связи. — продолжал я. -Помимо этого, должна быть отключена индикация по биометрической карте на входе в помещение. Другими словами, дежурные по Гэ-Ка-Пэ не должны знать, кто находится внутри.
— Ау-у… — командир издал нечленораздельный звук, видимо, выражавший его недоумение или несогласие, но тут же взял себя в руки и энергично кивнул. — Я всё понял, я отключу. Обеспечу полную изоляцию!
— Хорошо. — я позволил себе кивнуть, дабы приободрить Вадима. — Также должна быть исключена возможность открывания двери изнутри, то есть, надо перемонтировать механизм взаимной замкнутости замково-блокировочного устройства.
— Конечно, я сделаю! Я всё сделаю лично! — заверил командир.
— Ну вот и всё. — я даже развёл в стороны ладони, дабы Вадим Королев понял, что это действительно всё.
Командир как будто растерялся, рыскнул глазами по сторонам и совсем уж беспомощно промямлил:
— Но… у меня есть вопросы. Как быть с санитарно-гигиенической стороной проблемы содержания… э-э… м-м… узников. Если я подготовлю под карцер помещение склада готовой продукции, пустого, разумеется, то… надо же иметь водопровод, а его там нет.
— Ведро… полиэтиленовый пакет на тридцать пять литров… — нарочито неторопливо ответил я. Мне было важно, чтобы командир проникся смыслом сказанного. — Параша — это наше все!
— Как «параша»?! — опешил Королёв. — Ну, в смысле как? Мы в космосе! Двадцать третий век на дворе! Мы к звёздам полетим в ближайшие год-два!
— Вадим, запомни, как азбуку: тот, кто присядет на нашу парашу к звёздам не полетит. Ни через год, ни через два. Ни-ког-да! Служба ревизионного контроля «Роскосмоса» это гарантирует.
— Но это оскорбительно для человеческого достоинства! Я имею в виду подобное содержание людей в изоляции…
— Оскорбительно для человеческого достоинства убивать женщин и прятать их тела сначала в холодильнике, а затем в межбортном пространстве. А справлять нужду в полиэтиленовый пакет не оскорбительно, скорее просто неудобно. Но это всего лишь вопрос привычки. И потом, Вадим, считай, что подобная мера является всего лишь элементом психоэмоционального подавления арестанта. Я ведь не просто так изолирую человека, я потребую от него определенных объяснений и признаний. Обстановка, в которой арестант будет содержаться, должна подтолкнуть его к даче необходимых показаний.
Вадим раскрыл было рот, затем закрыл, затем снова раскрыл. В нём явно боролись две страсти и он не мог выбрать, что лучше — задать вопрос или промолчать? В эти мгновения он сильно напоминал поплохилуса — в моих детских воспоминаниях осталась такая вот нелепая рыба с неритмично раскрывающимся ртом и идиотским названием.
— Но как быть с остальными потребностями: умывание… чистка зубов… минимальная санитария должна же быть обеспечена? — наконец, выдавил из себя командир.
— На сутки будешь выдавать бутылку с водой объемом три литра. И пусть арестант делает с ней, что хочет — зубы чистит или джакузи принимает — любые водные процедуры из расчёта лимита три литра в сутки. Ещё вопросы будут?
Тут Королёв сумел меня удивить. Понизив голос, он заговорщически осведомился:
— Последний вопрос: кого будем в карцер определять? Завгороднего?
— Нет. Его мы точно туда помещать не будем.
С тем и расстались. Вадим понял, что конкретной фамилии я ему не назову, а потому задавать уточняющий вопрос постеснялся. Он лифтом отправился в «красный» коридор по своим делам и я, наконец-то, остался один.
Поморгав, я активировал мозговой имплант, и используя свой пароль высшего приоритета, подключился к логу головного компьютера жизнеобеспечения. На белой пластиковой стене, расположенной напротив выходов из лифтов, я увидел схематичное изображение помещений операционной базы с десятками отметок всех находившихся на её борту космонавтов. Некоторое время ушло на то, чтобы разобраться в том, что же именно я вижу и отыскать нужную метку. Татьяна Авдеева находилась от меня примерно в семидесяти метрах в сторону носовой оконечности внутри большой тарелкообразной конструкции, отведенной для размещения всевозможной астрономической техники. Именно поэтому её называли «обсерваторией», хотя если следовать проектно-конструкторской документации слово это применялось неверно: настоящей обсерваторией была площадка в открытом космосе вне прочного корпуса станции, а тарелкообразный отсек именовался скучно и непонятно — техническая площадка «уровень сорок семь». Если короче, то «Тэ-Пэ-четыре-семь», а если совсем коротко — четыре-семь.
Татьяна работала в одиночестве и это означало, что мне удастся переговорить с нею без ненужных свидетелей. Это был добрый знак, поскольку разговор наш мог принять самое неожиданное направление и важно было не только начать его на позитивной ноте, но позитивно закончить, а присутствие посторонних могло этому помешать.
Я оттолкнулся от поручня и направил своё тело в Главный Коридор. В стыковочном узле первого яруса увидел как опустилась аппарель переходного отсека того самого причала, к которому был пристыкован «Активист-семь». Максим Быстров тельфером выводил первый из трёх грузовых контейнеров, загруженных породой с пятнадцатью процентами тантала. Занятый своим делом, меня он не заметил и я, воспользовавшись этим, поспешил далее. Стыковочный узел второго яруса был пуст, миновав его, я очутился в шлюзовой камере.
Помещение обсерватории имело класс защиты ниже, чем постоянно обитаемые объёмы операционный базы, поэтому попасть туда можно было только через шлюз. Десяток секунд пришлось потратить на открывание-закрывание дверей и, наконец, я очутился внутри того, что называлось «технический уровень сорок семь». Сразу было видно, что помещение это не являлось жилым. Разделенное на множество секций без дверей, набитых всевозможными стеллажами с оборудованием, перевитым проводами, оно более всего напоминало внутренности какого-то мудреного прибора. С непривычки сориентироваться в этом нагромождении техники оказалось непросто, я две или три секунды потратил на рысканье глазами по сторонам, но Татьяны так и не увидел.
— Кто здесь? — голос шёл откуда-то со стороны затылка, куда я ещё не успел посмотреть.
— Татьяна, это Акзатнов! — представился я. — Пустите в компанию?
— Если отвечу «нет» вы уйдёте?
— Нет!
— Тогда залезайте под одеяло!
Шутка удалась. Я аккуратно приблизился к женщине, стараясь не ничего случайно не задеть. Татьяна сосредоточенно глядела в экран перед собой, её правая рука до локтя находилась внутри массивного черного конуса в первом приближении напоминавшего перчатку средневековых рыцарских доспехов. Устройство было подключено к концентратору шлейфов, управлявшему одним из телескопов за бортом станции. Сам телескоп был виден с дюжины разных ракурсов на трёх мониторах. Сегменты защитного кожуха, призванные смыкаться над линзой словно лепестки цветочного бутона, сейчас были полуоткрыты. Между ними виднелась замысловатая трубка, торчавшая между сегментами, словно сигарета, зажатая в руке. Рядом с телескопом, нависая над защитным кожухом, находился ремонтный робот. Одной своей клешнёй он жестко фиксировал себя рядом с телескопом, две другие оставались неактивны и были прижаты к корпусу. Четвертым манипулятором управляла Татьяна.
Черный конус, в который была вставлена рука женщины, являлся тактильным преобразователем, позволявшим с высокой точностью дистанционно управлять манипулятором ремонтного робота. Именно этот преобразователь и лежал в специальной сумке, которую я видел за спиной Татьяны при её появлении из лифта.
— Хорошо, что вы не молотком орудуете. — проговорил я, аккуратно разместившись сбоку и немного позади, так, чтобы не мешать её возможным движениям.
— Это в том смысле, что молоток я могла бы уронить вам на голову? — уточнила Татьяна, не сводя глаз с мониторов. — Зря вы так подумали на мой счёт. Я женщина ласковая, молоток на голову — не