мой метод. Предпочитаю пытать электрическим током.
Я видел, как манипулятор ремонтного робота аккуратно отвёл один из сегментов защитного кожуха, зажавший похожую на сигарету трубку. Затем манипулятор аккуратно начал подавать эту трубку назад, как бы заталкивая её в створ телескопа.
— Что тут случилось? — я не сдержал любопытства.
— Пыль… Мы находимся, ваша честь, в очень пыльном месте. Наверное, самом пыльном в Солнечной системе. — с паузами заговорила Татьяна, она явно была очень сосредоточена на своих деликатных манипуляциях. — Всю периферийную оптику надо регулярно протирать. Ну, как регулярно… постоянно. Ремонтно-обслуживающий автомат, который вы можете видеть с разных ракурсов на этих экранах, должен был этим заниматься. Он катается по магнитному контуру на обечайке, такому кольцу внутри защитного кожуха. И вот из-за какой-то мелкой соринки соскочил с контура… там ведь зазоры минимальные!
Татьяна поставила, наконец, автомат на нужное место, отвела манипулятор в сторону и свободной левой рукой принялась активировать пусковой протокол на управляющем дисплее.
— Сейчас посмотрим, заработает ли… — проговорила она задумчиво, — А то ведь может обратно выскочить.
— А нельзя ли это сделать из Главного командного центра?
— Можно, конечно. А зачем? — неожиданно спросила меня Татьяна.
— В самом деле! Куда интереснее выйти в условно-обитаемую зону и хватануть между делом пару лишних рентген.
— Ну не так всё фатально… — женщина улыбнулась краешком губ. — В Гэ-Ка-Цэ невесомость и там сидят два мрачных сыча, которые внимательно оглядывают женские окорочка.
— Примерно, как я сейчас…
Татьяна искоса глянула на меня:
— Да, примерно… Очень похоже!
Стало ясно, что Татьяна Авдеева не очень-то симпатизирует диспетчерам из ГКЦ. Это казалось интересным, тему можно было развить…
— Всё работает! — выдохнула женщина, убедившись, что ремонтно-обслуживающий автомат сделал полный круг над линзой и, подобно секундной стрелке, пошёл на второй оборот. — Я умная девочка, однако, вам ещё никто об этом не сказал, ваша честь?
— Ни секунды в этом не сомневался! Да и дочь ваша говорит то же самое…
Дочь я упомянул не зря, собеседница моя это поняла и призадумалась. Отключив тактильный преобразователь и убрав его в чехол, она выдержала паузу и полюбопытствовала.
— Вы хотели о чём-то поговорить, ваша честь?
— Да, есть некоторые темы, которые я хотел бы обсудить именно с вами.
— Слушаю вас внимательно. — она забросила за спину сумку с преобразователем и как будто бы собралась уже на выход, но я придержал её, аккуратно коснувшись локтя.
— Не спешите. Думаю, персоналу станции не следует видеть, что я разговариваю с вами.
— Хорошо. — Татьяна кивнула. — Конспирация — это всегда интересно. В конце-концов, пара лишних рентген ещё никого не убила!
— Я человек на станции новый, ориентируюсь в обстановке плохо, поэтому нуждаюсь в подсказках и советах. — сказал я аккуратно. — Мне нужен кто-то, кто расскажет о деталях, которые я не найду в официальных характеристиках и медицинских отчётах.
Татьяна молчала, видимо, ожидая продолжения. Но я сказал всё, что считал нужным и теперь ждал ответной реакции.
— Вы меня как будто вербуете в осведомители… — неуверенно пробормотала моя собеседница.
— В моём словаре нет такого слова. Но есть слово «конфидент» — это человек, помогающий негласно.
— Конфидент значит… Ага. — Татьяна кивнула и опять умолкла; она, похоже, любила и умела играть в паузы. Но я и сам любил эту игру, поэтому Татьяне пришлось задать новый вопрос, — Конфидент — это тот, кто доносит спецслужбам на возмездной основе, да?
— Нет. Тот, кто доносит, как вы выразились, на возмездной основе — это агент. — поправил я Татьяну. — А конфидент доносит из чувства сердечного расположения. Агента эксплуатируют, с конфидентом — сотрудничают. Во всяком случае, такие отношения я называю сотрудничеством.
— Про чувство сердечного расположения вы интересно сказали, не спорю. А между нами такое чувство нами уже возникло?
— А разве нет?
Я видел, как в моей via-a-vis медленно, но неуклонно разгораются весьма противоречивые чувства. Ей было явно неприятно ощущать себя объектом моих манипуляций, но она понимала, что я упомянул её дочь неслучайно… а стало быть, мне известно больше, чем остальным её коллегам. Кроме того, Татьяна желала попасть в экипаж «Юрия Долгорукого» и прекрасно сознавала, что я способен ей помочь в этом как никто другой. Потому отталкивать меня на её месте было бы по меньшей мере неосмотрительно. Помимо этого, она являлась азартной женщиной и ей, конечно же, стало любопытно куда этот разговор может завести, как далеко и в какие дебри… И наконец, что-то мне подсказывало, что чувство сердечного расположения, упомянутое мною не без иронии, тоже определенным образом влияло на мою собеседницу в эту минуту.
— Что ж, игра интересная, давайте поиграем. — после некоторой паузы выдохнула Татьяна. — Кто или что вас интересует?
— Начнём с диспетчеров Главного командного центра…
— А что с ними не так?
Я лаконично пересказал историю про странную передачу смены в Главном Командном Центре, растянувшуюся на двадцать пять минут, про диковинное по продолжительности архивирование баз данных подсистем и странное поведение диспетчеров при моей попытке поговорить с ними. Лишнего, разумеется, не сказал, но в какой-то момент Татьяна, видимо, поняла цель моего рассказа и только повела плечом.
— Ребята они толковые, но странноватые — это правда. — сказала она с видом человека, твёрдо уверенного в том, что три целковых всегда больше двух, но меньше четырёх. — Но вы же не думаете, что на вас напал кто-то из них? Они сидят по двенадцать часов в невесомости, пристёгнутые к креслам, им очень скучно и очень тяжело. Вокруг кипит жизнь, гремит какая-то движуха, коллеги задорно мечутся по системе Сатурна, занятые интересными делами… Зарабатывают большие деньги, понимаете? А они сидят и отращивают геморрой. Это метафора, конечно, геморрой, как мы знаем, в невесомости не растёт, но всё же… Они изгои, понимаете? Им тяжело, скучно и стыдно… Они ощущают свою неполноценность в сравнении с другими космонавтами. Им никто этого не говорит, но они сами всё понимают. Им не хватает чуда человеческого общения. Поэтому когда у кого-то из них случается день рождения они позволяют его отметить в своём узком кругу. А учитывая сменный характер работы, это удобно сделать в пересменку.
Я чуть было не хлопнул себя по лбу от досады. Почему я сам не подумал об этом и не проверил даты рождений, а также иные памятные события — рождение детей, скажем…
— Вы хотите сказать… — я оборвал себя на полуслове. — Дайте правильный ответ, у кого был день рождения?
— У Миши Холодова.
— Ага… Спасибо! Мужики выпили, стало быть.
— Да, пожалуйста. — Татьяна улыбнулась. — Вы же с ними не пьёте, а им надо сознавать свою актуальность.
«Сознавать актуальность» — это было хорошо сказано… Мысли мои хаотично роились, примерно как пельмени в кипятке — одни всплывали, другие тонули. Я понял, что не ошибся в своих расчётах и отыскал то, в чём так сейчас нуждался — человека информированного и наделенного острым умом. А то, что Татьяна Авдеева располагала к тому же шикарной внешностью и умела нравиться собеседнику, являлось дополнительным бонусом, повышавшим её ценность как источника информации.
— Благодарю вас за дельную мысль, я вас услышал. — я кивнул, давая понять, что эта тема закончена и речь сейчас пойдёт о другом. — А что вы можете сказать об отношениях Завгороднего и Акчуриной?
— Что вас интересует? — последовал вполне ожидаемый встречный вопрос. Я и в самом деле высказался неконкретно, слишком общо и непрофессионально.
— Связи и отношения, не фиксируемые официальными документами, но обсуждаемые в узком кругу в свободное от безделья время.
— В свободное об безделья время мы работаем… по крайней мере некоторые из нас. А что касается неформальных отношений, то я могу порассказать всякого про братьев Капленко.
Поскольку Капленко являлись братом и сестрой, то упоминание во множественном числе «братьев» носило явно ёрнический подтекст.
— Есть что рассказать про Ольгу и Олега Капленко?
— О да, если Служба ревизионного контроля «Роскосмоса» ищет коррупционные схемы, то с этим давайте ко мне. В смысле к Капленко.
— Не любите вы начальника, да? — я имел в виду то обстоятельство, что Олег Капленко являлся непосредственным руководителем моей собеседницы. Та покивала с полуулыбкой на губах:
— А за что его любить? Он ведь не золотой червонец, верно?
— И в самом деле. Но давайте про Капленко мы в другой раз поговорим, а сейчас найдите пару эпитетов про Акчурину и Завгороднего.
— Они очень разные люди. Акчурина по большому счёту неплохая женщина, в той степени, в какой мы все неплохие, пока лежим зубами к стенке, но с Завгородним ничего у неё не могло сростись. Ну и не срослось.
— А вообще у кого-то что-то срастается?
— В космосе-то? Может где-то такое чудо случается, но только не на орбите Сатурна. Уж больно место неподходящее! Пыльное…
— Давно они расстались?
— Об этом можно их самих спросить, вообще-то. Но по моему мнению, это произошло довольно давно. Месяцев пять точно, если не больше. — Татьяна в эту минуту выглядела абсолютно уверенной в том, что говорила. Это-то и сбивало с толку, я не мог поверить в то, что она меня обманывает умышленно, но ведь слова её вступали в прямое противоречие с выводом молекулярно-генетической экспертизы!
— Вы уверены в том, что говорите? Они могли восстановить отношение и скрывать это?
— Ну попытаться скрыть можно, конечно… на то она и попытка, чтобы быть неудачной. Дело в том, что Акчурина допустила шуточки интимного свойства в адрес своего бывшего. И как учит нас женский опыт, сын ошибок трудных, мужчины шутки такого рода редко понимают и никогда не прощают. Поэтому в восстановление их отношений я, уж извините, не поверю за всё золото мира.