Корабль нёсся над плоскостью колец Сатурна, при этом ввиду ориентации казалось, что кольца проплывают над головой, наподобие эдакого безразмерного зонтика. Вот закончилось кольцо А, самое близкое к планете из всех светлых колец, затем последовала широкая щель, в которой полз, теряясь на фоне чёрного неба, небольшой спутник Атлас. Ближе к внешнему краю системы колец находилось ещё одно светлое колечко, казавшееся очень узким, похожим скорее на обруч, нежели на настоящее кольцо. Это было так называемое кольцо F, с его обоих сторон — т.е. ближе к поверхности Сатурна и дальше — в космической тьме неслись маленькие спутники-«пастухи» Прометей и Пандора, чьё упорядоченное движение на протяжении многих тысячелетий вытягивало кольцо F в тугую плотную нить, не позволяя тому рассыпаться и размазаться в пространстве подобно его ближайшему соседу кольцу А. С того расстояния, на котором находилась «Коалиция-семь», невозможно было увидеть упомянутые маленькие луны, гравитация которых случайным образом организовала один из сложнейших и хитроумнейших космических феноменов. Мне оставалось лишь сожалеть из-за того, что Прометей и Пандора не попали в поле зрения при нашем перелёте! Слетать к Сатурну и не увидеть спутники-«пастухи» — это примерно то же самое, как приехать в Санкт-Петербург и не найти времени для путешествия к Медному всаднику.
— В апреле вы тоже подхватывали буровые вымпелы с Энцелада? — спросил я Юми, только для того, чтобы начать разговор. Правильный ответ я знал наперёд.
— Да, этим приходится заниматься постоянно: одни сбрасываем в области свежих разломов ледника, другие — подхватываем. — кивнула первый пилот. — Души наших исследователей греет глобальная фантазия обнаружить в подлёдном океане жизнь. И это действительно было бы замечательно во всех отношениях, вот только…
— В эту фантазию вы не верите. — закончил я мысль собеседницы.
— Там такая газировка под этим стокилометровым ледником… там такой бульон… перегретый пар в первом контуре атомного реактора — это просто детская манная каша в сравнении с «царской водкой»!
— Аналогичную работу проводят и наши европейские товарищи, и даже китайцы с индийцами, хотя последние посадили исследовательские лаборатории прямо на ледовый панцирь. Тем не менее, будет обидно и несправедливо, если «Роскосмос» забросит исследования, не доведя до конца, а наши коллеги-соперники через некоторое время отыщут нечто, что можно будет считать жизнью.
Мы парили в невесомости и как будто бы застыли в неподвижности, но это было кажущееся состояние покоя. Кажду минуту «Коалиция-семь» оставляла позади себя более двух тысяч километров, на такой скорости столкновение даже с песчинкой могло привести к самым фатальным последствиям. Хотя Юми разговаривала со мной, её пальцы лежали на шаровом джойстике, а взгляд оставался всё время прикован к курсовом планшету, на котором отображались все более или менее крупные частицы, попадавшие в нашу маневровую область. На расстоянии до пяти тысяч километров во все стороны от челнока таковых насчитывалось не менее шести десятков. Разумеется, если верить тому, что бортовая радиолокационная станция обнаружила все потенциально опасные объекты.
— Ну, я-то не против летать к Энцеладу, подхватывать зонды, — усмехнулась Юми. — Это развлечение, пожалуй, одно из самых необычных, какое только можно придумать. После таких полётов перестаёшь интересоваться играми-симуляторами и фильмами про зрелища. Да вы и сами это понимаете.
Она подняла лицо вверх, словно призывая окинуть взором окружавшую меня обстановку — безразмерный Млечный путь, мириады звёзд во всех направлениях, оставшийся слева и за спиной Сатурн. Расстояние до Энцелада уже уменьшилось до пятнадцати тысяч километров и его угловой размер почти достиг двух градусов. Теперь спутник был хорошо виден на фоне звёздного неба. Он не казался круглым, поскольку часть его находилась в тени и сливалась с чернотой небесного купола. Мы приближались к Энцеладу по широкой дуге, отчего нос «челнока» был направлен вовсе не на спутник. Мониторы заднего вида транслировали картинку, остававшуюся за спиной — Сатурн зримо уменьшился, съёжившись почти что до тридцати пяти градусов дуги окружности. Несравнимо, конечно, с тем, как планета-гигант выглядела с орбиты «Академика Королёва».
В режиме равномерно движения на скорости сорок километров в секунду нам предстояло двигаться немногим более двух часов — этого времени за глаза должно было хватить для начала того разговора, ради которого я отправился в путешествие. Финальная его часть должна была состояться на подлёте к Рее, но разогрев можно было начинать гораздо ранее. Собеседница моя загодя должна была прожариться на внутреннем огне, желательно до появления розовой корочки и белого мяса, так что имело смысл загодя закинуть в её милую головушку несколько тревожных мыслей.
— Причиной моего появления на операционной базе «Академик Королёв» явились события, связанные… — начал я негромко, эдак внушительно и с расстановкой. — в том числе и с вами, Юми.
— Прошу прощения, не понимаю вас. — тут же отозвался первый пилот. Она на секунду скосила было в мою сторону взгляд, но тут же опять уткнулась в главный пилотажный планшет. Я заметил это мимолётное движение, потому что ждал реакции. Должен признать, она оказалась очень сдержанной, Юми Толобова прекрасно себя контролировала.
— А вы меня правда не поняли? — я не отказал себе в том, чтобы добавить толику издёвки. — Речь идёт о ваших крайне запутанных отношениях с Андреем Завгородним и Анатолием Шастовым.
— А что не так в этих отношениях? — моя собеседница ухмыльнулась, но через секунду стала столь же серьёзна, что и прежде. — Собственно, и отношений никаких нет!
— Вы настаиваете на этом утверждении? — тут же ухватился я за услышанное. — Или, подумав немного, пожелаете его видоизменить?
— Ну-у… — Юми замолчала и молчание это получилось неожиданно долгим. В какой-то момент она сообразила, что возникшая пауза слишком уж красноречива и поспешила перейти в наступление. — Я просто не понимаю вашей формулировки. Вы о каких отношения ведёте речь: деловые? творческие? интимные?
— Не надо задавать мне встречных вопросов. — тут же парировал я. — Встречный вопрос — это всегда признак растерянности и свидетельство намеренного затягивания времени. Подобная тактика в условиях нашего нынешнего общения контрпродуктивна. Мы заперты в замкнутом объёме и у нас масса времени, так что я по-любому получу ответы на свои вопросы. Не надо со мной играть и кривляться.
— Ну… ваша честь, я в самом деле не вполне поняла… никаких особых отношений нет. Я признаю, что поддерживала одно время интимные отношения с Анатолием Шастовым, но «Кодекс» даёт нам в этом отношении полную свободу… в том смысле, что не ограничивает никак… а Регламент базы никак не нарушается, поскольку между нами нет отношений подчиненности. — по мере того, как Юми говорила, голос её креп и становился увереннее. — Я должна что-то ещё объяснить ревизору «Роскосмоса» или моё любимое министерство на этом остановится и не пожелает далее засовывать нос в чужую постель?
Видимо, первый пилот посчитала, что нашла нужную формулировку и здорово отбрила меня. Иначе вряд ли бы она столь откровенно позволила себе иронизировать в эту минуту. Ирония эта была неуместна и послужила для меня хорошим знаком — я понял, что Юми совершенно не понимает подтекста моих слов, а стало быть, не допускает мысли о моей хорошей информированности о её интимных секретах.
— Свою постель и грязное бельё можете оставить себе. — как можно спокойнее ответил я. — Меня интересуют те отношения между членами команды, которые сказываются на эффективности трудового процесса и безопасности личного состава. То есть вы утверждаете, что ваши интимные отношения с Шастовым не сказывались ни на эффективности производственного цикла, ни на безопасности людей, находящихся на борту операционной базы?
— Конечно, а как может быть иначе?
— Снова встречный вопрос… — я позволил себе ухмыльнутся. — Вы напуганы, Юми, моими вопросами?
— Нет, что за глупости? Прошуь прощения, ваша честь, за фамильярность, но… Конечно, нет, я не напугана… Мне нечего скрывать.
— Хорошо. А что тогда насчёт ваших отношений интимного свойства с Андреем Завгородним?
— А таких отношений не… то есть, они, конечно же, были! — Юми явно имела намерение соврать, но в последнее мгновение что-то дрогнуло в её подсознании и она предпочла сказать правду. — Я не понимаю, какое это может иметь отношение…
Тут Юми осеклась. Вообще же, стало заметно, что настроение её начало портиться — фразы сделались короче и, более отрывистыми, паузы между ними, напротив, заметно увеличились, исчезла полуулыбка, которая блуждала по губам ранее. Это был хороший знак, первый пилот явно стала задумываться над моими вопросами и своими ответами; чем дольше она будет этим заниматься, тем дальше её уведут размышлизмы. Прекрасно!
— Если вы и впрямь не понимаете, то давайте я вам помогу. — тут мне пришлось добавить толику сарказма, который моя собеседница не могла не заметить. — Давайте перейдём сразу к пресловутой дуэли Шастова и Завгороднего, или, выражаясь корректнее с точки зрения права, рукопашной схватке на заранее оговоренных условиях. Такого рода поединок имеет отношение к безопасности личного состава станции или нет, как по-вашему?
— Конечно, имеет.
— Хорошо, что мы поняли друг друга. — вот тут я ещё добавил сарказма, уже с удовольствием. — «Роскосмос» не может допустить травмирования личного состава по таким вот идиотским причинам. Нам только бодания винторогих козлов на орбите Сатурна не хватало… а тут два сверхценных специалиста, прошедшие сумасшедший конкурс при отборе устраивают «рукопашку в октагоне», из-за… из-за кого, кстати?
Юми молчала долго. Мы летели над кольцами Сатурна, но они висели над нашми головами — такая вот инверсия, связанная всего лишь с выбором системы отсчёта. Мы — над ними, но они над нашими головами! Потрясающая картина, невыразимая в своей безразмерной огромности красота! Я уже не сомневался, что моя командировка к Сатурну станет самым незабываемым путешествием в моей жизни, а ведь их — этих путешествий к другим планетам! — было поболее дюжины. Но здесь, у Сатурна, меня ждали не укладывающиеся в воображение виды космоса и совершенно немыслимый клубок интриг. По большому счёту, я мешал любому из моих собеседников, каждый из них желал бы никогда более меня не увидеть… каждый из них что-то от меня хотел скрыть и даже если не врал внаглую, то деликатно говорил не всё.