Вот тут я полностью согласился со своей собеседницей. Парадоксальным образом мои ошибочные подозрения, предположения и выводы спасли наши жизни. И скажи после этого, что у Господа Бога в тот день на мой счёт не имелось особого плана! Проблема оставалась за малым — понять, что же именно это был за план.
Оба робота грунтовой разведки оказались выведены из строя и на наш запрос не ответили. Я повернул «челнок» к операционной базе. Мы сильно опаздывали и не столько из-за возни на поверхности Реи, сколько из-за необходимости тормозить перед посадкой на спутник и вновь разгоняться после старта. Потеря скорости всегда эквивалента потере времени, но в космосе это правило работает с убийственной очевидностью.
Потеря скорости всегда эквивалента потере времени, но в космосе это правило работает с убийственной очевидностью. Стремясь максимально сократить время обратного перелёта к операционной базе, я задал гораздо более энергичный график разгона и торможения, дабы пройти основной маршрут на максимально высокой скорости.
Стремясь максимально сократить время обратного перелёта к операционной базе, я задал гораздо более энергичный график разгона и торможения, дабы пройти основной маршрут на максимально высокой скорости. Часть пути, как при разгоне, так и при торможении, мы прошли с ускорением четыре «g» — это очень чувствительная нагрузка при сколько-нибудь продолжительном воздействии. Говорить при таком ускорении невозможно, так что вынужденное молчание само собой подтолкнуло мои размышления к анализу той ситуации, в которой находилось теперь проводимое мною расследование.
То, что труп Йоханна Тимма был кем-то из персонала доставлен на борт операционной базы представлялось довольно очевидным. Можно было долго размышлять над тем, для чего именно была проделана эта довольно нетривиальная операция и какую вообще цель преследовало последующее перенаправление мёртвого тела на Землю, но эти загадки представлялись отнюдь не самыми таинственными. Чем бы ни руководствовался человек, перемещавший тело убитого немца сначала на борт станции, а потом — на Землю, некие резоны для этих манипуляций у него безусловно существовали. Поймаем этого человека — поймём и его мотивы.
Но вот что у меня вообще не укладывалось в голове — так это судьба «челнока», на котором Тимм отправился в свой последний полёт по системе Сатурна. Версия, согласно которой корабль спрятан убийцами Тимма в толще льда на одном из ледяных спутников планеты-гиганта, была очень изящна, она мне так понравилась, что я почти в неё поверил. И график перелётов Юми во второй декаде апреля так отлично соответствовал моим прикидкам, что я почти не испытывал сомнений в точности собственных догадок. М-да уж, получается, что поторопился… Ай как больно падать!
На Рее не было корабля Тимма. Даже если они там и пересеклись, чему я уже не верил, Юми «челнок» убитого разведчика во льду Реи не прятала. Она заволновалась, когда я завёл разговор о драке между её кавалерами и быстро успокоилась, едва я перевёл разговор на историю её знакомства с Тиммом. Если бы Юми действительно была замешана в преступлении, то реакция должна была быть прямо обратной.
И что же может означать отсутствие «челнока» на Рее? Только лишь то, что спрятан он в другом месте… Экие трюизмы всё же лезут порой в мою светлую головушку!
Должен ли я облететь все небесные объекты, на поверхности которых или возле которых работали пилоты Группы дальней разведки и мониторинга? А что это может дать? Корабль должен был исчезнуть в считанные часы после убийства Тимма — ни через сутки, ни тем более через двое… Убийство Тимма и сокрытие его корабля чётко синхронизированы, если бы между этими событиями имелся сколько-нибудь большой интервал времени, то управляющий компьютер «челнока» оповестил бы всех о невозвращении пилота на борт. Это чрезвычайная ситуация, сообщение о которой передаётся открытым кодом, это как сигнал SOS у моряков прошлого. Начались бы масштабные поиски и в них наши космонавты тоже приняли бы участие.
Но ведь никакого сигнала не было… Чертовщина какая-то!
Я понимал, что делаю что-то не так. Упускаю из вида нечто важное. Смотрю не в ту сторону. Но не мог понять на каком именно этапе допускаю ошибку. И какую именно…
Хорошо, разберём узловые моменты с самого сначала. Я, Порфирий Акзатнов, ревизор Федерального министерства «Роскосмос», прибываю на борт операционной базы «Академик Королёв» с заданием, подлинной сути которого не знает никто, из находящихся на борту базы. Даже её командир. Я прекрасно легендирован и нет никаких оснований считать, что «легенда» моя раскрыта, поскольку о настоящих деталях операции даже на Земле знали кроме меня всего три человека. Я — четвёртый.
Первый мой шаг — встреча с доктором Акчуриной, подготовившей подложную сопроводительную документацию на вализу, направленную на Землю. Вализа — это попросту гроб, в котором вместо тела погибшей Баженовой почему-то оказался труп Тимма. Я ничего не сказал Акчуриной о том, что её фальсификация раскрыта — она была убита раньше, наш принципиальный разговор не состоялся.
Итак, я её скомпрометировать не мог. Сами по себе мои встречи с персоналом базы — это неотъемлемая часть работы, я много с кем встречаюсь! И ведь никого не убили, кроме того человека, который был мне нужен более остальных.
А что если перевернуть ситуацию и посмотреть в другую сторону: это не я скомпрометировал её — это она скомпрометировала себя! Другими словами, это именно она сделала что-то неправильно и тем насторожила убийц. Она явно находилась в тесном контакте с преступниками, именно поэтому она подделала документы на вализу и опечатала своей печатью гроб, в котором вместо одного трупа лежал совсем другой! Она была участником группы, но сделала что-то, что побудило её товарищей избавиться от неё.
Что это могло быть? Можно допустить, что некий эпизод произошёл ещё до моего появления на станции. Но мне почему-то полезли в голову воспоминания о непонятном золотом шарике, полученном от Акчуриной во время нашей первой и последней встречи. Этот предмет сам по себе был настолько необычен, а обстоятельства его получения столь странны, что выбросить из головы мысли о нём никак не получалось. В какой-то момент я заволновался до такой степени, что, отключив маршевый двигатель и тем обнулив ускорение, нащупал правой рукой карман на правом бедре скафандра — именно туда я положил золотой шарик перед вылетом. Несмотря на толстую многослойную перчатку, надетую на руку, таинственный артефакт уверенно прощупывался.
Успокоившись, я вновь запустил двигатели и вернулся к своему неспешному внутреннему монологу.
Мог ли спровоцировать активность преступников факт передачи мне Акчуриной этого самого золотого шарика? Разумеется, они каким-то образом должны были об этом узнать, но как это случилось — вопрос десятый, пока следует разобраться с этим вопросом в принципе. Могла ли передача шарика напугать друзей Людмилы? Могла, но только в одном случае — если они знали что это такое и понимали тайный подтекст действий Акчуриной. Я, например, до сих пор этого не понимаю. Но ведь её убийцы информированы больше меня, что логично — они знают скрытую подноготную происходящих событий, а я — нет.
В моей голове грохотали набатом слова убитой, назвавшей шарик «вообще бесценным». Я-то пошутил, предположив, что эта безделушка наверное, дорогая, а вот Акчурина не шутила. И вот ведь что интересно — она как будто бы не удивилась моему интересу к её персоне. Ревизор только-только появился на станции, ещё не успел даже пообщаться с руководителями групп и подразделений, связывается почему-то напрямую с ней, а она… как будто бы ждала. Вот рядом со мной сидит Юми Толобова — у неё на мой один вопрос десять встречных! Когда человек чего-то не понимает — это всегда видно. Так вот Акчурина отнюдь не казалась чего-то не понимавшей, напротив, она всё прекрасно сознавала и словно бы ждала моего появления.
И труп Тимма, присланный на Землю вместо тела Баженовой — это именно её умышленная проделка. Она заманивала меня сюда… Ну, не меня, конечно, обо мне лично она не знала ничего, но такого, как я ревизора. Человека, который прилетит с Земли и разрулит ситуацию.
Ай-яй-яй, какое интересное умозаключение, почему я не подумал об этом ранее? Надо чаще оставаться наедине и больше молчать.
Если ход моих рассуждений верен и Акчурина действительно ждала моего появления, то почему сразу же не вывалила всю ту информацию, какую собиралась сказать позже? Почему передала странный золотой шарик и не сказала самые главные слова, вроде: «Мой любовник убил иностранного космонавта и заставил меня отправить его труп на Землю под видом трупа Баженовой!» Я бы понял! Или нет, напротив, ничего бы я не понял, стал бы задавать вопросы, терять время, а этого она в ту минуту, видимо, допустить не желала.
И потом — в своих рассуждениях я постоянно исходил из того, что Андрей Завгородний являлся интимным другом убитой Людмилы Акчуриной, но ведь всё говорит против этого. Прямо-таки вопиёт! Данную связь отрицает сам Завгородний, его нынешняя интимная подруга Юми Толобова и, наконец, Танечка Авдеева! Мнение последней представляется особенно ценным, поскольку она — лицо незаинтересованное, по крайней мере, кажется таковым. Её информация о конфликте между Завгородним и Шастовым получила полное подтверждение, а ведь об этой пресловутой дуэли не был осведомлен и сам командир операционной базы! Авдеева — ценный источник информации и надо будет обязательно поработать с нею ещё… Кроме того, она очень красивая женщина, хотя к ценности получаемой от неё информации сие и не относится. Да!
Итак, всё свидетельствует против того, что между Завгородним и Акчуриной на протяжении последнего полугода существовали интимные отношения. Однако молекулярно-генетическая экспертиза материала плода, проведенная Ольгой Капленко, однозначно доказывает отцовство Завгороднего.
Могла ли Акчурина воспользоваться его законсервированной спермой из имеющегося на борту базы хранилища без получения надлежащего согласия? Теоретически да, такой фокус проделать можно, но зачем? На практике сие чревато страшным скандалом и изгнанием из рядов «Роскосмоса», причём с позором и разглашением через средства массовой информации причины произошедшего. Банк спермы создаётся для экстренного клонирования биоматериалов, прежде всего кожи, крови и стволовых клеток, на случай чрезвычайной ситуации. Если донор жив и здоров, то несанкционированное использование его спермы является преступлением. Могла ли Акчурина пойти на подобное преступление? Во имя чего ей заниматься такими подлыми фокусами? Она враг сама себе? Не сходится как-то… глупо выглядит… безмотивно. Не просматривается ни единого плюса, а вот минусов — огромное количество и притом таких, что лишают подобную затею всякого смысла.