В одиночку провести полноценный обыск медицинского отсека, являвшегося рабочим местом Ольги Капленко, представлялось задачей почти невыполнимой. Поэтому я ограничился довольно поверхностным осмотром, исходя из соображений здравого смысла, а именно: если и было в этих помещениях нечто компрометирующее арестованную, то это «нечто» не могло быть спрятано за обшивкой стен, под настилом палубы или за потолочным подволоком. Повреждать целостность конструкции хозяйка этого офиса не стала бы ввиду того, что его уборка осуществлялась малоразмерными автоматами под руководством высокоинтеллектуальной системы, способной выявлять малейшее изменения состояния поверхностей и материалов. Попытка засунуть что-либо за фальшпанель закончилась бы тем, что робот-уборщик заметил бы её неплотное прилегание или царапины на поверхности, подал бы соответствующую заявку и через пару часов на осмотр тайника явился бы дежурный инженер. Кроме того, я был уверен в том, что если Ольга Капленко и хотела что-либо спрятать, то не стала бы использовать под тайник функционирующее устройство или прибор. В силу примерно тех же самых соображений — вскрытие опечатанных и включенных в нейросеть установок грозило визитом инженера по дефектации в течение часа.
Нет! Если арестованная нами дамочка и имела нечто такое, что желала скрыть, то прятать это ей пришлось бы на виду, в месте легкодоступном.
Я внимательно осмотрел все предметы интерьера, годившиеся на роль тайников — кресла, диваны и настенные украшения. Не поленился даже открыть по очереди плафоны всех светильников. Прятать небольшой предмет возле источника света, особенно яркого — это очень умный приём, поскольку люди избегают смотреть на яркий свет, уж такова наша физиология. Я не знал, что именно ищу, меня интересовало всё, что могло бы хоть как-то объяснить поведение главного врача или подтолкнуть к подобному объяснению.
Обстановку медицинского отсека нельзя было назвать обезличенной, но она несла минимум информации о женщине, работавшей здесь. Две небольшие мягкие игрушки в столе, три медальона международных конференций по космической тематике — два золотых за выступление с докладами, и один серебряный — за участие в подготовке — вот, пожалуй, и всё! Прочая мелочь, вроде флакона духов и гребня для волос, могли принадлежать кому угодно — никакой личной информации эти предметы не несли.
Я уже заканчивал осмотр, когда ожили невидимые динамики громкой трансляции и приятное контральто прокатилось по каютам и отсекам с лаконичным оповещением: «Внимание всем, находящимся на борту операционной базы „Академик Королёв“! В течение ближайших пяти минут последует обращение к личному составу командира базы». Вот оно значит как! Вадим решил не выступать без подготовки, а пустил вперёд себя лаконичное оповещение, дабы подогреть людей — наверное, это разумный ход. Содержание его речи мы согласовали, но имело смысл прослушать какие именно слова отыщет командир для своего, прямо скажем, драматичного по форме и содержанию выступления.
Но стоило мне присесть на диван в приёмном покое, как взгляд мой упал на пластиковый мешок с одеждой Капленко, который я внёс в медотсек и оставил у дверей. Увлёкшись осмотром помещений, я совершенно забыл о лежавших в нём вещах, а ведь их следовало осмотреть в первую очередь. Быстро вытащив из пакета одежду и разложив её подле себя на диване, я принялся ощупывать швы комбинезона. Начал с нижней части штанин, поднялся наверх, ощупал швы проймы и рукавов, воротник. Затем принялся за карманы. В накладных на бёдрах оказались только три листка с распечатками операций по каким-то банковским счетам с пометками, сделанными женской рукой — я бегло просмотрел листки и спрятал их в собственный карман, дабы поподробнее изучить позже. Из правого нагрудного кармана я вытащил какой-то пластиковых то ли значок, то ли жетон с голографическим изображением чего-то, что я поначалу не разобрал. Лишь покрутив этот жетон и «поиграв» отражённым светом, я понял, что рисунок изображает яхту на фоне морского горизонта. По краю этой странной приблуды шла надпись «Остоженск. Причал №4. Место №10». Что такое Остоженск я не знал и посчитал правильным забрать странный предмет.
В левом нагрудном кармане я нащупал нечто плотное и квадратное размером четыре сантиметра на четыре. Можно было к бабке не ходить, чтобы сказать, что это был тот самый «биологический маркер», который Капленко хотела забрать с собою во время переодевания. Строго говоря, эта модель являлась уже устаревшей, поскольку с год или даже поболее весь лётный персонал «Роскосмоса» был переведён на вживленные чипы. В силу того, что большая часть экипажа и персонала экспедиций «Академика Королёва» работала в системе Сатурна около двух лет, биомаркеры в виде карточек продолжали здесь оставаться в ходу. Только я засунул руку в карман с намерением извлечь биомаркер Капленко, как из скрытых динамиков раздался синтезированный голос компьютера, торжественно провозгласивший: «Прослушайте сообщение командира операционной базы «Академик Королёв!» После этого звякнул какой-то замысловатый акустический сигнал и через пару секунд послышался голос Королёва.
«Считаю необходимым довести до сведения всех членов экипажа операционной базы и персонала экспедиций, действующих в системе Сатурна, информацию о последних событиях.» — внушительно начал Вадим и выдержал многозначительную паузу. — «В ходе реализации мероприятий по защите личного состава во время последней радиационной угрозы, стало известно об отсутствии Людмилы Акчуриной, второго врача нашей базы. В настоящее время установлено, что Людмилы нет в живых. Прошу почтить её память минутой молчания.»
Сказанное прозвучало весомо, трагично и эмоционально, при этом никакой значимой информации не несло. Невозможно было понять когда и отчего погибла Акчурина и этот момент был очень важен, поскольку осведомленность в этих деталях могла помочь нам найти дорожку к убийцам.
После паузы Королёв продолжил всё тем же глубоким голосом с многозначительными интонациями:
«Прощание с погибшим космонавтом проводиться не будет. В ближайшее время тело Акчуриной будет направлено на Землю. Помимо сказанного, считаю необходимым довести до сведения всех космонавтов „Роскосмоса“, что Ольга Капленко, главный врач и по совместительству начальник медико-биологического отделения, отстранена мною от выполнения служебных обязанностей и изолирована. Её ждёт отзыв на Землю и она покинет операционную базу первым же рейсом транспортного корабля. Особо уточню, что между гибелью Людмилы Акчуриной и снятием с должности Ольги Капленко нет причинной связи.»
Что ж, сказанное звучало складно, хотя и было по сути своей лживо. Но никто ведь не давал командиру право разглашать тайну следствия, верно? Так что рассчитывать на правду было бы верхом легкомыслия!
«Хочу напомнить, что Космический кодекс наделяет действующего командира правом ведения следствия и осуществления всех целесообразных следственных действий. Я намерен этим правом воспользоваться и призываю всех подчинённых оказать мне в этой работе помощь, в частности, сообщать значимую информацию о жизни и деятельности Ольги Капленко и Людмилы Акчуриной, а кроме того, информировать о любой подозрительной активности. Если кто-то посчитает нецелесообразным поделиться этой информацией с командиром, то такой человек может сообщить её находящемуся борту операционной базы ревизору „Роскосмоса“ Порфирию Акзатнову. Соблюдение анонимности и защиту законных прав конфиденциальных помощников гарантирую.»
Тут командир, конечно, выразился несколько косноязычно, но в целом мысль свою донёс доходчиво и даже выразительно. Океюшки, поглядим, отыщутся ли борту «Академика Королёва» конфиденциальные помощники!
«Ввиду того, что из штатного расписания исключены два врача, мною принято решение внести временные изменения в структуру подчиненности личного состава.» — продолжил между тем Вадим. — «Временно исполняющей обязанности главного врача и начальником медико-биологического отделения назначена Илона Нефёдова, а Мартемьянова и Гуреева выведены из состава сектора биологических исследований и включены в состав медицинского сектора. Так будет вплоть до прибытия на базу новых врачей. Сделано это в целях поддержания высоких стандартов медицинского обслуживания, всегда присущих „Роскосмосу“, и выполнения обязательного норматива количества медицинских работников в составе экипажа — не менее одного врача на пятнадцать человек. В завершение своего обращения, считаю необходимым выразить твёрдую уверенность в том, что неординарная ситуация, сложившаяся на борту нашей операционной базы, не приведёт к срыву научно-исследовательских и производственных работ, а только будет способствовать сплочению членов экипажа и послужит зримым напоминанием незыблемого принципа российской космонавтики: успех — это не героизм одиночки, успех — это работа каждого! Благодарю за внимание!»
Что ж тут сказать, выступил Вадим Королёв примерно так, как мы с ним и обсуждали, получилось складно. И даже пафос его пришёлся к месту. Ничего лишнего не сказал, никакой конкретики не разгласил, пусть теперь убийцы Акчуриной ломают голову над тем, что же именно означает происходящее и как много мы знаем?
Я вернулся к комбинезону Ольга Капленко, который осматривал перед началом речи Королёва, и к своему недоумению обнаружил, что не могу извлечь из нагрудного кармана её биологический маркер. То есть карточку я продолжал ощупывать, но между ней и пальцами находилась ткань. Засунув пальцы в нагрудный карман, я явно угодил куда-то не туда, куда рассчитывал. Открытие это до такой степени заинтриговало меня, что я не поленился полностью раскрыть «молнию» на кармане и вывернуть его.
Дальше стало только интереснее. Оказалось, что внутри аккуратно прорезан вход в другой карман, внутренний, причём проделано это на неплохом портновском уровне. Чтобы втачать этот внутренний карман надлежало сначала отпороть накладной, а потом аккуратно пришить его на место. Надо было быть очень мотивированным человеком, чтобы убивать время на эту возню с повседневной одеж