а выгодно во всех отношениях. При этом он отличный манипулятор людьми. Для мужчин это, вообще-то, нехарактерно, к манипуляциям более склонны женщины, но Александр Сергеевич умеет убеждать и добиваться того, что ему нужно. Очень ловкий!
— То есть, вы хотите сказать, что на роль конфиденциального информатора он вполне сгодился бы? — я попытался пошутить, но к моим словам Татьяна отнеслась совершенно серьёзно.
— Именно! Он ловкий и оборотистый мужик. Сидя здесь, в системе Сатурна, за миллиард с лишком километров от Земли, он умудряется устраивать какие-то невообразимые комбинации в «Роскосмосе». Его папа — прославленный космонавт, мама — прославленный учёный, старшая сестра — прославленный организатор процесса управления. Сам он довольно долго работал на околоземной орбите — там спокойно, относительно безопасно и рядом с домом — но когда пошла большая движуха в наших дальних сусеках, подался сюда. Разумеется, после того, как «Академик Королёв» был достроен, быт более-менее наладился, да и с безопасностью проблемы в общем и целом оказались успешно решены. Сами знаете святой принцип «Роскосмоса» — одним вершки, а другим — корешки. Тех, кто обустраивал всё это благолепие, под благовидными предлогами отозвали, а их места заняли более достойные… Чьи-то сынки, племяннички, просто надёжные друзья и дети надёжных друзей. Такие, как Александр Сергеевич Баштин.
Речь Татьяны была исполнена яда, но основания для такого рода заявлений у неё имелись. И кому, как не мне, ревизору «Роскосмоса», знать обо всех этих специфических нюансах нашего кадрового отбора? А также множестве других, не упомянутых моей собеседницей. Я помолчал некотрое время, рассчитывая на то, что Татьяна продолжит свою эмоциональную речь, но она молчала, явно дожидаясь моей реакции.
— Очень интересно, продолжайте. — я посчитал, наконец, необходимым продемонстрировать свою заинтересованность в продолжении разговора.
— Знаете, господин ревизор, мы иногда собираемся большой компанией поиграть в «Кота Шрёдингера» — это такая интеллектуальная игра, слышали, наверное?
— Слышал, разумеется, — я поднялся со своего места, вытащил из холодильника ещё пару пива, вернулся на банкетку, открыл бутылки и подал одну из них собеседнице. — Игра гиков, умников и людей, хорошо знающих точные науки.
— Да, именно так. Есть в её правилах вариант, позволяющий перестроить в определенный момент исходные условия игры…
— Угу, я в курсе, называется «сломать константу». — поддакнул я.
— Замечательно! То есть вы понимаете о чём я говорю. — Татьяна заметно возбуждалась, глаза её блестели, голос сделался громче, появилась вальяжная жестикуляция, которой ранее не было. Не совсем понятно было, что именно оказывало на мою собеседницу столь странное действие — то ли выпитое пиво, то ли обсуждаемая тема, то ли сам факт нашего тайного общения. — Это довольно опасный для команды манёвр с последствиями, которые сложно просчитать заранее, поскольку противная сторона тоже может ответить переменой констант. Мало кто прибегает к такому сценарию, обычно игроки ведут себя более консервативно. Так вот Баштин всегда «ломает константу». Понимаете, что это значит? Он повышает ставки и стремится видоизменить правила в процессе игры.
— Всегда выигрывает? — уточнил я на всякий случай.
— Нет, не всегда. «Кот Шрёдингера» — это такая игра, в которую невозможно выигрывать постоянно. Но если команда, за которую играет Баштин, проигрывает, то не по его вине — это точно. Он… как бы это лучше сказать? резкий, непредсказуемый, но… хорошо сбалансированный. Я, наверное, не очень ясно выражаюсь?
— Нет, отчего же, по-моему, всё очень даже понятно. — душой я не покривил, поскольку хорошо понял то, что Татьяна Авдеева пыталась мне втолковать. — Вопрос «на засыпку» можно?
Татьяна искоса посмотрела на меня, явно ожидая подвоха:
— Сейчас, наверняка, последует вопрос о том, не поддерживаю ли я интимные отношения с Баштиным?
— Вовсе нет, ответ, по-моему, очевиден. — отмахнулся я. — Мне интересно, с кем поддерживает или поддерживал прежде интимные отношения Олег Капленко?
— Вы знаете, вот это вряд ли вам кто-то скажет, кроме самого Олега Васильевича. Я же говорю — он увалень, человек тихий и внимания на себя не обращающий. Никаких ярких историй с ним не происходило, по крайней мере на моей памяти. Есть некоторые основания считать, что какие-то амуры пролетали между ним и Анитой Бормотовой. А поскольку Анита самая незаметная и непривлекательная дама нашего милого тесного коллектива, я могу допустить, что так оно и есть. Это тот случай, про который обычно говорят «вот и встретились два одиночества».
— Анита? Бормотова? — мне пришлось наморщить лоб в попытке припомнить обладательницу упомянутых имени и фамилии, но попытка оказалась безуспешной. То есть, конечно же, я знал, что в составе экипажа есть такая женщина, но никакой визуальной ассоциации при её упоминании в мозгу не возникло.
— Она в составе Аварийно-Спасательной Группы. — подсказала Татьяна. — Видите, вы даже припомнить её не можете, хотя наверняка изучали списочный состав перед полётом… Да и в полёте тоже!
— Хорошо, будем считать, что Олег близок с Анитой. А Ольга Капленко с кем? — я посчитал нужным перевести разговор на другое.
— И вот в этом вопросе никакой определенности тоже не существует. Даже если и были у Оли за последние полтора года интимные друзья, то мне об этом ничего неизвестно.
— Ну кто-то же ведь должен быть! Она красивая женщина, находится здесь уже два года… — не унимался я. — «Роскосмос» не только не препятствует ныне сексуальным контактам между членами экипажей, но прямо их поощряет! Может, был у неё друг или друзья, из числа покинувших операционную базу? Ротация-то проводится непрерывно!
— Я всё понимаю, но ничего добавить к сказанному не могу. Если и имели место в жизни Ольги некие романтические приключения, мне о них ничего неизвестно. В этом вопросе она чрезвычайно аккуратна и скрытна. Я с нею не особенно дружна, слишком уж разные у нас направления работы.
— Так, понятно. — я задумался на несколько секунд, решая, следует ли задать ещё один важный для меня вопрос, и пришёл к выводу, что сделать это необходимо. — А попробуйте, пожалуйста, охарактеризовать Вадима Королёва.
— Это святой человек! — Татьяна лучезарно улыбнулась и по этой улыбке не составляло труда понять всю степень иронии, вложенной в эти слова. — Я повторюсь, что не знаю, в чём подозревается Ольга Капленко, но заподозрить Королёва в причастности к тому же самому вообще немыслимо.
Строго говоря, я не испытывал каких-либо подозрений в адрес командира базы отнюдь не в силу своей особой информированности или доверчивости. В пользу того, что Вадим никак не вовлечён в расследуемую мною историю, имелся довольно очевидный и практически неопровержимый довод. Если считать, что цепочка криминальных событий началась с убийства Йоханна Тимма — или, по крайней мере, напрямую связана с этим преступлением — то следовало признать, что Королёв сделать этого не смог. По той простой причине, что практически безотлучно находился на борту операционной базы и попросту не имел возможности встретиться с жертвой. У командира имелось идеальнейшее alibi из всех возможных. Вопрос возможной вовлеченности Вадима Королёва в трагические события последних недель серьёзно обсуждался ещё до моего вылета с Земли. Тогда общее мнение всех участников расследования свелось к тому, что командира можно подозревать в каком-то косвенном содействии, например, в виде недонесения или сокрытия улик, но о его непосредственном участии в убийстве говорить не приходится. Именно в силу этого вывода я с самого момента прибытия на базу рассматривал Королёва как ближайшего и надёжнейшего помощника. Однако последующие события меня до некоторой степени дезориентировали. Я стал подозревать, что в своих умозаключениях допускаю некую системную ошибку и это заставляло меня подвергать теперь сомнению даже те суждения, что изначально принимались за аксиомы.
— Расскажите мне о святости Вадима Королёва, пожалуйста. — попросил я Татьяну.
— Это человек-схема. Он всегда знает, что такое «хорошо» и что такое «плохо» и всегда поступает хорошо. Есть люди у которых слово и дело расходятся, собственно, таковых большинство, у кого-то это расхождение больше, у кого-то меньше… Так вот у Королёва такого расхождения нет. Он всегда поступает правильно, по инструкции, по закону. Не скажу, что по справедливости, но по закону точно. Эдакий человек-функция по своей душевной потребности.
— В криминальной психологии для обозначения таких людей используется словосочетание «правый человек». — подсказал я. — «Правый» — это значит правильный, не ошибающийся. Подтекст у такого определения, кстати, не всегда позитивен, коннотации могут быть весьма разными, порой диаметрально.
— Я такого словосочетания не слышала, но, думаю, что к Королёву приложить его можно. Добавлю, что он, как и многие формально мыслящие люди, склонен перегибать палку и… м-м… кажется не очень умным человеком. Нехорошо так говорить про командира, да? — Татьяна изобразила растерянность, но понятно было, что это не более чем дань приличию. Никаких колебаний она на самом деле не испытывала.
— Вообще-то, конечно нехорошо, но со мной именно здесь и сейчас сказать такое можно. — мои слова тоже были своего рода данью приличиям и не более того.
Мы сидели друг напротив друга: Татьяна — откинувшись на спинку дивана, а я — на низенькой банкеточке перед ней. Без всякой видимой к тому причины в нашем разговоре что-то вдруг переменилось, женщина подалась вперёд, приблизившись к моему лицу, бутылки, столкнувшись, мягко звякнули, а пальцы — встретились. Татьяна в упор смотрела мне в глаза и я не сомневался, что в эти секунды она думала о том же самом, о чём думал я.
— Вы ведь прекрасно понимаете, что представляет из себя Ольга? — спросила шёпотом Татьяна. — Никаких иллюзий не испытываете, верно?
— Ни малейших. — я кивнул, хотя не вполне понимал, что именно имела в виду моя собеседница.