Через «Огневой» пропускались миллионы тонн грузов ежегодно и многие тысячи людей, как профессиональных космонавтов, так и туристов. Поток последних удваивался каждый год на протяжении последних пяти лет. Значительная часть государственных грузов не подвергалась досмотру, либо таковой был сильно упрощён. Для того имелись серьёзные основания, поскольку на российских спутниках — как околоземных, так и работавших в дальнем космосе — производилась широкая номенклатура продукции с уникальными характеристиками, прежде всего, лекарств и разного рода опасных веществ. Часть из них находила применение в космосе, а часть спускалась на Землю через «Огневой». Согласно принятому в «Роскосмосе» регламенту, все погибшие в космосе лица подвергались судебно-медицинскому исследованию в космосе же и после возвращения на Землю не досматривались. Существовала особая процедура их пропуска, при которой лишь фиксировалась неприкосновенность печатей и подлинность электронных подписей на сопровождающих документах. Вместе с тем, старший офицер группы приёмки имел право осуществить досмотр с физическим вскрытием контейнера с трупом, хотя в подавляющем большинстве случаев этим правом никто не пользовался.
Третьего мая Максим Ардашев, старший офицер группы приёмки не заступил на смену по весьма тривиальной причине — накануне во время полёта на параплане он неудачно приземлился и переломал чуть ли не дюжину костей. Вместо него заступил Очилов, который, увидев контейнер с борта «Академика Королёва», в котором было доставлено на Землю тело Регины Баженовой, приказал его вскрыть. Что он там ожидал увидеть никто не знает, впоследствии и сам Очилов толком не разъяснил собственную мотивацию, но вместо женского тела, он обнаружил в опечатанном контейнере мужское. Причём, непонятно кому принадлежавшее, поскольку все мужчины-космонавты «Роскосмоса», работавшие в системе Сатурна, оставались живы и здоровы.
Собственно, с этого открытия всё дело и закрутилось. Меня вызвали из Санкт-Петербурга, где я тогда находился, в Москву, там я полтора суток кипел мозгом в компании генерала Панчишина и ещё пары ревизоров, да и махнул в великой секретности и спешке на «Огневой». Далее маршрут был не простым, а очень простым — подъём лифтом к «Причалу», посадка в «Скороход-десять» и умопомрачительный перелёт к Сатурну за десять суток. И вот теперь я тут с красивой лысой головой занимаюсь тем, что разгадываю шарады, неизвестно кем загаданные. За прошедшее время мы установили личность таинственного мужчины, чей труп был доставлен на Землю под видом тела Баженовой, столкнулись с убийством врача, осуществлявшего вскрытие тела последней, отыскали сам труп Баженовой, о местонахождении которого ничего не знали, и, наконец, доказали причастность к фальсификации судебно-медицинских документов документов главврача базы.
Теперь последовало новое важное открытие. Тот самый Максим Ардашев, чей неожиданный невыход на смену в космопорте «Огневой» запустил цепочку всех этих головоломных открытий, внезапно оказался племянником арестованной нами Ольги Капленко.
Совпадения бывают иногда просто совпадениями. Но в данном случае я отчего-то категорически не верил в случайное стечение обстоятельств. Я пока не мог объяснить свою уверенность, но что-то мне подсказывало, что данное открытие поведёт проводимое мною расследование в очень далёкие дали!
«Не сомневаюсь, что ты помнишь о тех подозрениях, что с самого начала возникли у нас в отношении Ардашева. Действительно интересно, обнаружил бы он труп Йоханна Тимма, или же не заметил бы его? А если не заметил, то чем бы это объяснялось — формальным соблюдением регламента или же сговором с неизвестным нам пока преступником? В начале мая мы вместе с тобой пришли к выводу: Ардашев в данном деле — проходная фигура, лицо случайное! Но обнаружение его родственной связи с арестованным главврачом позволяет оценить ситуацию под иным ракурсом. Этим, однако, интересные открытия не исчерпываются. Сейчас Владимир Копелянц изучает налоговые декларации Максима Ардашева, его матери Марии Ардашевой и самой Ольги Капленко. Буквально за пять минут до того момента, как я сел записывать это сообщение, он рассказал мне о том, что вся эта милая троица играет на Мельбурнской товарно-сырьевой бирже. И они очень успешно, кстати, играют. Особой тайны из биржевых пристрастий не делают, официально показывая доходы в декларациях.»
Сердце моё как будто бы пропустило удар. Это был просто «вах!» какой-то. Мельбурнская товарно-сырьевая биржа не только вела торговлю стандартными биржевыми активами, но и осуществляла физическую поставку торгуемых товаров. Это была крупнейшая в мире площадка по торговле разного рода редким и ценным минеральным сырьём, имевшая репутацию «прачечной» по отмыванию сомнительных капиталов и товаров. И вот Ольга Капленко и её ближайшие родственники, оказывается, успешно торгуют на этой площадке! То ли везёт им, то ли слово потаенное знают…
«Пока что я не усматриваю формального нарушения этических норм, поскольку работа упомянутых лиц не связана напрямую с добычей и переработкой сырья. Кроме того, они не имеют доступа к инсайдерской информации, по крайней мере в явном виде. То есть говорить о конфликте интересов вроде бы не приходится. Но надо будет отдельно разобраться в том, что у них там идёт за торговля, придётся, возможно, подключать серьёзных аудиторов и финансовую разведку. Я пересылаю тебе, Порфирий, все те документы, что ты запрашивал, оцени их сам, может отыщешь нечто, чем можно будет озадачить Ольгу Капленко или её брата. Кстати, в отношении последнего мы пока ничего дельного не нашли, хотя отсутствие явного компромата само по себе ничего не означает. Ты же понимаешь, что опасная для него информация может быть хорошо закопана, а работа наша только началась. Что касается тех золотых предметов, что ты мне показал… я даже не знаю, что и сказать. Интересно, каково происхождение золота, из которого эти цацки изготовлены. Если золото земное, то вопросов нет, а вот если его добыли в космосе, то… кхм… вопросы будут!»
Из этой тирады я понял, что генерала заинтересовал лишь материал необычных предметов. То, что золотой шар странным образом перемещался в пространстве, избегая соударений с окружающими преградами, его либо не впечатлило, либо он этой детали вообще не уловил. Генерал явно был сильно загружен и не приходилось удивляться тому, что какие-то нюансы он попросту мог пропустить.
«И напоследок», — продолжил, глядя на меня с потолка, виртуальный образ моего начальника. — «Обрати максимум внимания на безопасность Ольги Капленко! Если наши догадки верны и она действительно выгораживает человека, связанного с убийством Акчуриной, то у этого человека имеется прямой резон покончить с нею. Свидетель, который слишком много знает — плохая профессия! Побеспокойся об исключении физического доступа к месту содержания Капленко посторонних, исключи возможность связи с нею посредством технических средств, не забудь о необходимости контроля воды и пищи. Понимаю, что ты сам всё это знаешь, но не указать на это я не могу. На этом заканчиваю, желаю тебе успеха, надеюсь, он не за горами! До связи…»
Сообщение окончилось. В приложении шли документы на брата и сестру Капленко, их племянника Максима Ардашева, их старшую сестру Марию Ардашеву. Документов было много, более четырёх десятков — сводные справки о доходах и имуществе за последние десять лет, личные дела кадровых служб по местам работы, медицинские карты, отчёты по результатам оперативных проверок Службы режима «Роскосмоса». Всё это датировалось разными годами, поэтому можно было проследить за изменениями в жизни этих людей в динамике.
Что ж, теперь у меня имелось интереснейшее чтиво, которое могло сильно помочь мне в дальнейшей работе!
Нельзя сказать, что я прекрасно выспался, но четырёхчасовой сон до некоторой степени меня освежил. Хотя все мы, космонавты России, и сделаны из стали и титана, никогда не скрипим и ни на что не жалуемся, но даже ревизорам «Роскосмоса» надо спать хотя бы раз в двое суток. А желательно даже каждые сутки, хотя сие не всегда бывает в наших силах! Не имея намерения тратить время на поход в буфет, наскоро перекусил запасами из холодильника. Хотя меня снедало желание зарыться в полученные с Земли документы, я не позволил себе на них отвлекаться и, покончив с завтраком на траве, если мою трапезу можно было так назвать, направился в научно-исследовательскую зону. Мне надлежало провести анализ улик, имевшихся в моём распоряжении — двух золотых изделий и двух клиньев, посредством которых были заклинены двери моей каюты. Эта работа представлялась мне сейчас куда более важной, чем чтение справок о доходах и характеристик.
Когда я вошёл в лабораторию металловедения, меня не без некоторого удивления на лице встретил невысокий, крепко сбитый брюнет, на клапане кармана которого был закреплён идентификатор личности с надписью «Михаил Кольчужников, Группа дежурного обеспечения». Чуть повыше на груди светился золотом V-образный знак с единственным словом на правой перекладине «Стерх». Я вспомнил, что видел этого человека во время построения мужской части команды в коридоре после нападения на меня в медицинском отсеке. Тогда обладатель золотого значка был облачён в старое кимоно, явился на построение, видимо, прямиком из дожо, зала для занятия боевыми искусствами.
Судя по золотому значку, Михаил некогда входил в состав экипажа аварийного «Стерха», корабля, построенного для разведки дальних районов Солнечной системы — занептунья и пояса Койпера. Во время своего первого и последнего полёта корабль едва не погиб из-за выхода из строя автоматики управления бортовой энергетикой. Членам экипажа пришлось вручную работать с хлопотным и очень опасным хозяйством, работавшим фактически в режиме управляемого взрыва. Полёт закончился благополучно, никто не погиб и даже не причинил ущерб здоровью, что прославило корабль и его экипаж на весь мир. В честь случившегося Федеральное министерство «Роскосмос» наградило членов экипажа особыми нагрудными знаками, что было, вообще-то, против правил, принятых в нашем ведомстве, но именно это обстоятельство и сделало эти значки ценнее любого ордена.