— И вы никогда прежде с этим не сталкивались? — мой вопрос прозвучал, конечно же, по-дурацки; ясно же ведь было каким окажется ответ.
— Вообще никогда. — выдохнул Антарёв. — Никаких оснований подозревать подобное не имелось. Вы же сами видите — стенки совершенно гладкие, подогнаны идеально! Никому и в голову не приходило, что через местные холмы и кратеры проходит такой вот… разрез.
Далеко внизу появился огонёк, быстро приближавшийся и превратившийся через десяток секунд в космонавта в отечественном скафандре. На его плечах и руках горели фонари, отчего казалось, будто космонавт находится в световом коконе. По мере его приближения стал хорошо различим интересный оптический эффект — на обеих отвесных стенах «разреза» вслед за космонавтом двигались светлые пятна, созданные фонарями, благодаря чему стало возможным рассмотреть структуру спутника Сатурна. Он выглядел каменным и притом отменно отполированным. Я отметил про себя, что хорошо заметны разноцветные прожилки пород. И ещё подумал, что нет никаких лесенок, переходов, монтажных площадок, следов штробления и прочего, что однозначно следовало бы признать рукотворным. Казалось, будто небесное тело просто раскололось пополам и… попутно отполировало образовавшийся скол.
— Маша, что там? — спросил Антарёв. Вопрос его был адресован поднимавшейся из недр спутника Марии Маховой.
— Там пустоты… правильнее сказать — помещения… большие… между образовавшимися половинками — мостик… ну, как мостик — переход шириною сорок два метра… помещения находятся по обе стороны этого условного мостика. — женщина говорила не спеша, с большими паузами, явно подбирая слова.
— А расстояние от поверхности до этой самой перемычки, или «мостика», как ты сказала, замерить удалось? — последовал новый вопрос Антарёва.
— Четыреста восемьдесят метров.
— То есть, почти сто пятьдесят секунд в одну сторону… Если особенно не разгоняться. — Антарёв тут же подсчитал продолжительность спуска.
— Можно и побыстрее, конечно, но в любом случае, нужна примерно минута на проход. — заметила Мария.
Они ещё немного поговорили о разных пустяках, я не вмешивался в их беседу. Когда Махова поднялась на уровень поверхности и, описав небольшую дугу, аккуратно стала на грунт, подняв небольшое облачко пыли, Антарёв представил нас друг другу. Через стеклянный шлем мне было хорошо видно, как Махова подняла голову вверх и указала левой рукой на зависший в чёрном небе «Скороход»:
— Это ваш кораблик?
— Да, мой. — подтвердил я.
— Первый раз вижу «Скороход»! Большой корабль! А почему вы не захотели его посадить возле нашего «бульдозера»? — неожиданно спросила Мария.
— Далеко идти… — отмахнулся я, хотя её интерес меня до некоторой степени озадачил. Сначала Антарёв отчего-то обратил внимание на моё нежелание сажать корабль на грунт, теперь вот его напарница. Как-то странно это выглядело, неуместно… Тут такие необыкновенные события происходят, планеты раскрываются, как матрёшки, а они беспокоятся из-за моего корабля, висячего над их головами…
— Я даже не знаю, что делать. — подал голос Антарёв. — Через полчаса причалит Баштин, будем его ждать?
— Олег, я всё слышу! — отозвался Баштин. — До меня менее восьмидесяти тысяч километров, я мчусь к вам на всех парах! Развлекайте до моего появления господина ревизора!
У меня немного кружилась голова — то ли от ощущения нереальности происходившего, то ли просто по причине недавно перенесенной замены крови и связанных с этим медицинских эффектов. Но в какой-то момент появилось устойчивое ощущение абсурдности окружавшего меня мира, подобное тому, какое бывает иногда во снах перед самым пробуждением. Мне вдруг показалось, что я смотрю фантастический фильм с собственным участием и фильм этот мне, в общем-то, знаком, вот только концовку его я почему-то не знаю. Вернее, знаю, но напрочь позабыл…
— Ваша честь, что бы вы хотели осмотреть, — Антарёв повернул в мою сторону голову. — наш уютный лагерь или эту странную… кхм… щель?
— Ответ очевиден: давайте начнём с удивительных аномальных разрезов. — я ни секунды не раздумывал над ответом. — По-моему, земная планетология ничего подобного никогда ещё не описывала. Мария Владимировна, составите мне компанию?
Махова странно замешкалась — это действительно выглядело необычным и даже неуместным. Сначала она молчала несколько секунд, потом проговорила что-то невнятное, похожее на «я только что там была» и лишь после этого, словно стряхнув оцепенение, ответила негромко:
— Ну-у… да.
Тут бы мне насторожиться! Тут бы мне придержать свой гагаринский порыв! В конце-концов, не убежал бы никуда этот разрез и не исчез бы со своей ретроградной орбиты спутник, но — нет! — ничего у меня в мозгу не щёлкнуло, не свистнуло, не затренькало и не предупредило меня как-то иначе. А потому я бодро оттолкнулся от грунта, направив тело в полёт над «разрезом» по пологой параболе, и включил ранцевый двигатель, развернув его соплами вверх. Беззвучно вспыхнул за спиной на долю секунды иссиня-белый форс пламени, и полёт вверх сменился плавным движением вниз. Если это и было падение, то весьма условное, я двигался ногами вперёд со скоростью лишь чуть более двух метров в секунду.
Боковым зрением я видел Марию Махову, прыгнувшую в разрез следом за мной. Она управляла ранцевым двигателем очень сноровисто, намного лучше меня: несколькими включениями она обогнала меня и вышла на строго отвесную траекторию, в то время как я продолжал двигаться по нисходящей параболе и примерно через полминуты секунд достиг противоположной стороны разреза. Поскольку мы уже попали в область тени, то пришлось включить фонари на плечах и руках. Я видел Марию, быстро отдалявшуюся и скоро ставшую похожей на светящийся шар; она двигалась впереди меня, точнее, ниже, я же ускоряться пока не хотел, поскольку меня интересовало качество обработки стены.
Достигнув противоположной стороны разреза, я обратил внимание на то, что стена отражает свет моих фонарей словно зеркало — это означало, что камень отполирован. Вытянув руку, я коснулся стены и погасил горизонтальную составляющую вектора скорости — теперь мне оставалось лишь плавно скользить по инерции вниз. Через многослойную перчатку я не мог почувствовать фактуру стены, но не сомневался, что она очень ровная и гладкая. На Земле таким камнем обычно украшают разного рода помпезные учреждения, такие, где требуется продемонстрировать величие, богатство и пренебрежение экономией.
— Ваша честь, вы не потерялись? — послышался в динамиках голос Маховой. — С вами всё в порядке?
— Да, всё хорошо! Просто подзадержался, рассматривая стену. — отозвался я и включил двигатель за спиной, чтобы придать себе скорости. Датчик скорости, отображавшийся на стекле шлема, сразу ожил и показал, что я разогнался до пяти метров в секунду.
Посмотрев вниз, я понял, что включённые фонари мешают определить направление движения, а потому мне пришлось их выключить. В окутавшей меня тьме я опять внезапно ощутил прилив странного чувства нереальности происходившего. Само место, в котором я оказался, было попросту невозможным. Между двумя половинами небесного тела находилась узкая перемычка, хорошо различимая на фоне звёздного неба. Больше всего она напоминала мостик, переброшенный через узкий поток, зажатый двумя колоссальными скалами. Сравнение, конечно же, выглядело банальным, но очень точным.
Перемычка быстро приближалась. Я видел, как на него опустилась Мария Махова. Поверхность, на которой она стояла, была гладкой, отражала свет и казалась сделанной из тог же материала, что отвесные стены. Никаких предметов вокруг не было видно, по крайней мере в той области, что освещалась фонарями на скафандре. Дальномер определил ширину перемычки в сорок два метра, а длину — в двадцать девять. За несколько секунд до касания, я включил двигатель за спиной и погасил большую часть скорости, затем ещё двумя включениями практически её обнулил, опустившись на перемычку почти без толчка. После этого включил фонари.
— Для кабинетного работника вы отлично управляетесь с ранцевым двигателем! — проговорила Мария, очевидно, рассчитывая сказать комплимент.
— Кто назвал меня кабинетным работником? — я попытался пошутить в ответ. — Я самый что ни на есть труженик пыльных дорожек далёких планет.
Посмотрев наверх, я увидел далёкую полоску звёздного неба. Казалось, что я нахожусь между двумя огромными небоскрёбами, лишившихся по какой-то причине без электричества. Картина была не то, чтобы пугающей, но тревожной, рождавшей смутное опасение чего-то, чего ты не видел, не знал и не мог постичь. Какое-то нехорошее предчувствие в который уже раз зашевелилось в душе и я в который уже раз подавил этот приступ малодушия. Бояться мне, в общем-то, сейчас было нечего — никаких инопланетян здесь, посреди чёрного безжизненного космоса, быть не могло, рядом со мной находилась безоружная женщина-космонавт. Она не представляла для меня ни малейшей угрозы, будучи одетой в скафандр она даже ударить меня толком не сможет! Ну чего, скажите на милость, следовало опасаться в такой обстановке?
Впереди, там, где перемычка должна была упереться в отвесную стену, зиял внушительных размеров провал, точнее, прямоугольный проём. Если верить дальномеру, рисовавшему на стекле моего шлема картинку перепада контрастности находившейся передо мной поверхности, проём этот имел ширину восемьдесят четыре метра, а высоту — двадцать семь. разумеется, с какими-то там сантиметрами, на которые я просто не обращал внимания. Я поймал себя на банальной мысли — все геометрия этого места была чужда человеческим размерностям, какая-то несуразность ощущалась в этих странных пропорциях и некруглых величинах. Прямоугольный проём напомнил мне раскрытый рот, как иногда его рисуют дети, а перемычка, на которой я сейчас стоял, походила на высунутый язык. Медленно повернувшись в другую сторону, я увидел точно такой же проём, в глубине которого сгущалась клочковатая тьма.
— Предлагаю пойти вот в ту сторону. — Махова движением руки указала перед собой, но что-то меня побудило ей возразить: