Петров задумался, я тоже, а Марков строго и по-деловому сказал:
— Тогда давай быстрее натирать, а то снег весь растает. Ща, только очки сниму.
И я послушно полезла на печь, легла и прикрыла глаза.
— Если мы это будем делать прямо на кровати, — послышался деловой голос Маркова, — то всё кругом будет мокрое. Давай, может, на пол его?
— Давай, — согласился Якушин.
Послышалась невнятная возня. Видимо Амелин сопротивлялся, и ребятам пришлось разбудить Герасимова, чей недовольный и ничего не понимающий голос вскоре присоединился к остальным.
— Держи за ноги, — приказал ему Марков. — Как следует, держи.
— Пусть Петров держит, а я лучше уши девочкам зажимать буду, — глухо отозвался Герасимов. — Мне одно фингала достаточно.
— Дурак, это не шутки, — закричал на него Якушин. — Держи и всё. А то я эту кофту с него никак стащить не могу. Мокрая насквозь.
— Блин, — выругался Герасимов. — Мне неудобно.
— Да сними ты уже, свой Рамштайн, нафиг. Он тебе мал.
Они снова усердно запыхтели, и тут вдруг Марков как воскликнет:
— Фигасе!
— Мать моя женщина, — вторя ему, медленно проговорил Герасимов. — Больной придурок.
— Никогда такого не видел, — в голосе Якушина тоже слышалось удивление.
— Погодите, чего там? О, боже! — присоединился к ним Петров.
Я хотела уже высунуться, но в ту же секунду раздался ужасный душераздирающий вопль. Никогда не слышала, чтобы люди так кричали. Жалобно и дико, словно из него изгоняли дьявола. И я в страхе моментально забралась под подушку, но и через неё было всё слышно.
Амелин то сыпал отборными ругательствами, то трогательно умолял «пожалуйста, не надо», то просто истошно орал. Проснулась Сёмина, и Петров принялся заговаривать ей зубы, чтобы она не слушала и не смотрела.
Скорей всего экзекуция длилась не дольше пяти минут, но мне это время показалось бесконечно долгим. Амелина было очень жалко, тем более я остро чувствовала свою вину, что потащила его через это дурацкое поле.
Под конец он, видимо, совсем обессилел или привык и сдался, потому что стало почти тихо, только Сёмина горестно всхлипывала.
Потом я слышала, как его подняли и положили обратно в кровать, и как Герасимов обозвал Амелина сильной скотиной, и что с первого взгляда этого не скажешь, а Марков похвалил себя за то, что предусмотрительно снял очки и Якушина за то, что «вырубил его».
После этих последних его слов, я так возмущенно подскочила, что даже стукнулась головой о потолок. Натянула, наконец, джинсы и спустилась вниз.
— Вы чего тут устроили?
На полу, посреди комнаты, растекалась огромная талая лужа с кусочками льда.
— Всё нормально, — Марков тоже был весь мокрый. Они все по уши были мокрые. — Чего вылезла?
Амелин лежал под простынкой на кровати, с закрытыми глазами, мертвенно бледным лицом, мокрыми прядями, спадающими на лоб, и напоминал уснувшего ангела. Слева у него на шее я заметила большое буро-красное пятно от ожога. А на открытой части плеча с той же стороны белый неровный рубец.
— Мне кажется, вы его насовсем вылечили, — Петров, по-прежнему сидел на постели Сёминой, а та, прижав руки ко рту, с ужасом в глазах смотрела на безжизненное тело.
— Ему насовсем не помешает, — отозвался Герасимов.
— Он так кричал, так кричал, — в глазах у Сёминой стояли слёзы.
— Что произошло? — я повернулась к Якушину.
— Ничего страшного не произошло, — твердо сказал он. — Отвечаю, полчаса и на градус точно снизится, а если бы ждали, то неизвестно чем оно могло обернуться. Меня в детстве отец всегда так закалял. Это не больно, просто сильно неприятно.
— Ты что, его ударил?
— А чего он меня ударил? — тут же подхватился Марков.
Мило ухмыльнувшись, Якушин развел руками:
— Лёгкий анестезирующий апперкот. Хочешь, покажу, это не больно?
Все парни тут же весело заржали, после происшедшего они все как-то чересчур агрессивно взбудоражились.
— Да вы просто садисты. У человека температура, а вы его пытаете и бьёте.
Я подошла и потрогала лоб Амелина. Однако он, действительно, немного остыл, а дыхание стало более ровным.
— Ты как? — я перевела взгляд на Сёмину.
Та немного подумала, прислушиваясь к себе, а потом на удивление спокойно сказала:
— Если не считать душевной травмы, замечательно. Выспалась прекрасно. Лучше, чем на каникулах. Только теперь очень хочется есть.
========== Глава 11 ==========
Угомонились мы лишь часов в семь, так как оказалось, что Герасимов и Якушин тоже проголодались и смогли уломать Сёмину приготовить нормальную еду.
Они нашли настоящий чугунный котелок, и Настя на растопленном снеге сварила в нем гречку с тушенкой. И это её варево так вкусно пахло, что мне тоже пришлось есть. Так что расползаясь во второй раз по кроватям, мы были гораздо более довольные и умиротворенные, чем прежде.
А утром на улице солнце светило настолько ярко, что от его золотистых, ослепительных лучей оконные стёкла будто горели.
В комнате стояла мирная сонная тишина, только Амелин немного постанывал и кашлял.
Я бесшумно оделась и вышла на крыльцо. Свежий, новенький снег жизнерадостно искрился россыпью бесценных бриллиантов. И воздух был морозный и свежий.
Идеальный, головокружительный воздух. Даже солнце как будто бы грело, а в высоком чистом небе летела пара крупных ширококрылых птиц, и неизвестно откуда во мне взялось сказочное и упоительное чувство радости. Точно на несколько секунд я окунулась в то самое далекое и бессознательное детство, когда всё было хорошо и безмятежно.
Вслед за этим я сразу вспомнила, что дома, должно быть, все уже стоят на ушах. И было бы хорошо просто взять, позвонить и сказать: «мама, папа у меня всё в порядке. Я жива, здорова и целых две минуты за последние два года испытывала настоящее счастье, поэтому, пожалуйста, не волнуйтесь и не ищите меня».
Но сделать этого было невозможно, поэтому тягостное чувство вины снова свалилось на меня, заслоняя всю радость этого чудесного утра, и если раньше я грузилась только из-за Кристины, то теперь стало ещё хуже. И пусть даже я не очень-то нужна своим родителям, но они всё равно не заслужили того, как я поступила.
Вскоре в доме послышалось хлопанье дверей, громкие голоса, и ко мне на крыльцо выползла довольная и светящаяся как это самое утро Сёмина.
Наконец-то она выглядела как нормальная девушка. Очень хорошо выглядела, потому что улыбалась, и я тут же обнаружила у неё на щеках ямочки.
Настя сладко потянулась и крепко зажмурившись, вздохнула:
— Знаешь, я так выспалась, я давно так не высыпалась, я так устала от постоянного недосыпа, а сейчас чувствую, будто проспала лет десять подряд.
— Это, наверное, из-за свежего воздуха, — помимо ломящей в мышцах боли от вчерашнего перехода через поле, я тоже чувствовала лёгкую слабость.
— Знаешь, я тут подумала и решила, что мне, пожалуй, нужно вернуться обратно, — уверенно сказала Настя. — Во-первых, я слабая. Видишь, даже сознание могу потерять и сплю на ходу, а во-вторых, мне очень сложно находить с людьми общий язык. Я не умею жить в коллективе.
— Как хочешь. Но вообще, ты единственный человек, кого мама сама отпустила, и кто может не рисовать себе страшные картины родительских переживаний. Или это ты из-за того, что на тебя парни накричали вчера?
— Мне просто сложно видеть всё время это их снисходительное отношение. Я же знаю, что они терпят меня из жалости. Вокруг тебя все бегают, а на меня либо орут, либо игнорят.
Я отлично понимала Сёмину. Это очень сложно из своей тихой, устроенной, запертой на тысячу замков, жизни попасть в анархическую казарму. Каждый тянет одеяло на себя, спорит по пустякам, психует. Но в отличие от неё, у меня выбора не было.
— В любом случае, тебе придется ждать, пока Якушин не сделает машину, потому что иначе до станции не доберешься. Так, что расслабься. У тебя не так уж всё и плохо.
— И вообще после вчерашнего я поняла, что мы совсем друг друга не знаем. — Настя зябко куталась в накинутый на плечи пуховик. — Что там у каждого из нас в голове, одному богу известно.
— Это ты про Амелина?
— В том числе, — задумчиво сказала она, покусывая губы, и после небольшой паузы добавила. — Вначале, когда я его увидела, он мне очень понравился. Такой симпатичный, миленький кун.
— Миленький кто? — я вспомнила его безумный взгляд.
— Парень. Я даже решила, что вот такой мне бы подошел. Типа Усуи Такуми или Зеро Кирию, или Тору из «Усопших». Точно типа Тору. Мне нравятся светловолосые.
Настя была королева в своём аниме-мире и, вероятно, знала, как выглядят все эти персонажи, но я кое-как представляла лишь Усуи, и Амелин на него был совсем не похож. Но Сёмина вечно жила в этих своих образах, так что разубеждать её было бессмысленно.
— Я даже обрадовалась, что рассказала ему про то, где мы встречаемся, — продолжала она тараторить так, что я чуть было, не пропустила главное.
— Так значит, это ты всё ему растрепала? Настя!
— Я не растрепала, — сказала Сёмина, при этом виновато поджимая губы. — Просто пожалела его, потому что он очень просился с нами. Очень-очень. Я же не железная. И была этому рада, потому что он типа Тору. Но теперь, после того что увидела, буду держаться за километр от него. И ты держись. А то уже заметно, что он к тебе лезет.
Настино простодушие было столь непосредственно и искренне, что у меня даже слов не нашлось, чтобы осудить её за эту «жалость».
— Не волнуйся, меня миленькие не интересуют. Так, что вы там у него такого увидели?
— Ой, Тоня, я такая впечатлительная, мне теперь эти ужасы по ночам сниться будут.