— Пожалуйста, скажи уже нормально.
Но тут, чуть не скинув нас с крыльца, прямо в носках на снег, выскочил Петров:
— Идите скорее, про нас показывают.
Мы бросились в дом.
«Оперативники разыскивают пропавших подростков, ставших известными в сети как группировка Дети Шини, подозреваемая в доведении до самоубийства сверстницы».
И на экране начали по очереди появляться фотографии. Те самые, из Кристининого ролика.
«Ушли из дома и до настоящего времени не вернулись:
Герасимов Владислав. На вид восемнадцать лет, рост сто девяносто два сантиметра, волосы русые, коротко стриженые, глаза серые, телосложение спортивное, имеет шрам от операции по удалению аппендицита. Был одет в серую дутую куртку и тёмные брюки.
Петров Егор — на вид семнадцать лет, рост — сто семьдесят четыре сантиметра, волосы темно-русые короткие, глаза карие, среднего телосложения, проколото левое ухо. Был одет в синюю куртку, синие джинсы, на ногах кроссовки.
Осеева Антонина — на вид пятнадцать лет, рост — сто шестьдесят сантиметров, волосы до плеч, окрашенные в оранжевый цвет, глаза серо-зеленые, телосложение нормальное, на пояснице большое родимое пятно. Была одета в темно-зеленую куртку.
Сёмина Анастасия — на вид шестнадцать — семнадцать лет, рост — сто семьдесят пять сантиметров, волосы светлые длинные ниже плеч, глаза голубые, телосложение худощавое, шрам на правом колене, на предплечье татуировка в виде черно-белого круга. Была одета в черное зимнее пальто, на ногах ботинки.
Якушин Александр — на вид девятнадцать — двадцать лет, рост — сто семьдесят восемь сантиметров, волосы короткие темно-русые, глаза серые, телосложение спортивное, на левой брови шрам в виде глубокой царапины. Был одет в куртку с капюшоном цвета хаки.
Амелин Константин — на вид семнадцать лет, рост сто восемьдесят сантиметров, волосы светло-русые волнистые, глаза темно-карие, телосложение худощавое. Особые приметы: на предплечьях обеих рук множественные шрамы, на спине и шее имеются ожоги. Был одет по сезону.
Марков Даниил — на вид семнадцать лет, рост — сто семьдесят семь сантиметров, волосы темные, волнистые, глаза карие, худощавого телосложения, носит очки.
Двое несовершеннолетних, находящихся в розыске, состоят на учете в полиции.
Параллельно с розыском участников группировки, проводятся следственные действия на установление роли каждого из них в деле Кристины Ворожцовой.
Всех, кто что-либо знает о местонахождении подростков, правоохранители просят обратиться в ближайший отдел полиции или позвонить на номер 102».
Мы с ужасом переглянулись. Паника и стыд.
— Двое из нас на учете? — сказала я, оставив в стороне возмущение по поводу того, что, по их мнению, «на вид» мне пятнадцать. Нужно было говорить о чем угодно, лишь бы не начинать жалеть себя. — Вот так сюрприз.
— Это не я, — выпалил сидящий на полу, прямо под телевизором, Петров. Его и без того взъерошенные волосы от избытка чувств начали топорщиться ещё сильнее.
— И не я, — Герасимов стоял рядом со мной посреди комнаты, скрестив руки на груди, и всем своим каменным видом демонстрировал упрямое равнодушие.
— Ну, естественно, и не я, — Марков, устроившийся на диване вместе с Сёминой, нервно заерзал, — думаю, это и так понятно.
— А чего вы все на меня смотрите? — возмутился Якушин с другого дивана. — Сто процентов нет.
— Точно он, — ткнул пальцем в сторону спящего Амелина Марков.
— А то, — согласился Герасимов, — я бы его за одни эти шрамы на учет поставил.
— За это не в полицию, а в психушку сажают, — отозвался Марков.
— Это из-за них вы вчера так орали? — спросила я Герасимова, и он кивнул.
Наконец, хоть что-то прояснилось.
— Короче, — сказал Марков, — давайте по-честному. Кто второй?
— Точно не я, — отрезал Герасимов.
— Ну, ладно, — сдалась молчавшая всё это время Сёмина. — Это я.
— Ты? — воскликнули мы в один голос.
— Ничего такого. Мы с одной моей сетевой знакомой косплеили в парке. Она — была розоволосая Юно Гасай, я — Мэй. В первый раз встретились в реале, просто сидели на лавочке зимой и болтали. Было холодно, поэтому забрались на спинку, а ноги поставили на сидение. Мимо шли полицейские и объявили нам, что, сидя подобным образом, мы совершаем грубое административное нарушение. Мы сразу слезли, но они всё равно стали высказывать, что у нас, уродок, уродские родители, потому что плохо воспитали, и что дети наши тоже будут уродами, потому что мы такие. В общем, стоило, конечно, выслушать всё это спокойно, но Юно не выдержала, вошла в образ, достала нож, у неё был такой страшный кривой, окровавленный, косплейный нож, и начала изображать настоящую безумную Юно. Это было забавно и убедительно, но полицейские не впечатлились. Просто забрали в отделение и поставили на учет. Вот и вся история.
— А татуировку покажешь? — нахально спросил Петров.
— Не покажу, — Настя стыдливо потупилась. — Это просто Инь-Ян.
— Чего? — не понял Герасимов.
— Инь-Ян, — повторила Настя. — Китайский символ объединения и взаимодействия.
— Ещё одна любительница самоповреждений, — неодобрительно сказал Марков. — Зачем это тебе, если даже показывать не хочешь?
— Это отражение моей жизненной позиции.
— Позиции? — поморщился Герасимов. — Что за позиция такая?
— Что всё взаимозависимо и взаимопроникновенно.
— Вот ты загнула, — покачал головой Якушин и принялся скатывать матрас, на котором спал.
— Согласно Инь-Ян, все явления, существующие в природе, имеют два противоположных, но влияющих друг на друга начала, — пояснила Настя. — Как свет и тьма. Как добро и зло. Как мужчина и женщина. Как жизнь и смерть.
И тут Амелин зашелся в таком диком кашле, что все замолчали. От этих его сдавленных хрипов нам всем стало не по себе.
— Это всё, конечно, здорово, но сейчас не до лирики, — рассудительно сказал Якушин. — Мы должны очень серьёзно и по-взрослому решить, что каждый из нас будет делать дальше. Теперь мы не просто какие-то мифические интернет персонажи, а в реальном розыске находимся. И сейчас, тем, у кого дома с родителями всё нормально, как раз самое время вернуться.
— Давайте, сначала позавтракаем, — попросил Герасимов, но на него даже никто и не посмотрел.
— Никому нельзя возвращаться! — Марков выскочил на середину комнаты и стал на нас всех по очереди воинственно зыркать сквозь бликующие голубыми огоньками стёкла очков. — Стоит хоть одному к ним попасть, и он тут же сдаст остальных.
— Я тебя не понимаю, Марков, — сказала я. — У тебя, вроде, благополучная семья. Мама, папа, сестра младшая, вы хорошо обеспечены и выглядите дружными. Родители носятся с тобой как с писаной торбой. Что тебя не устраивает?
— У меня благополучно, — немного подумав, согласился Марков. — Но тут уже вопрос принципа. Отец, когда узнал про всю эту фигню с Ворожцовой, сказал, что я недоумок, потому что он тысячу раз предупреждал, не связываться с тупыми школьниками, а я связался. А ещё, что я лузер, и без него ничего не могу. Понятное дело это чушь, наверняка на понт брал, но всё равно, пусть теперь подумает, стоило ли меня так унижать.
Петров потрясенно выпучил глаза:
— Значит, тебе за это ничего не будет?
— Да, он мажор, известное дело, — Герасимов пошел и взял чайник.
— А ты тупой, — крикнул ему вслед Марков.
— Ты вообще в курсе, — Якушин развернулся к Маркову, — что за побег тебя тоже поставят на учет, и вместо института пойдешь в армию?
— Его папаша откупит, не волнуйся, — Герасимов остановился с чайником в дверях.
— Завидуй молча, — продолжал отбиваться Марков. — Твои, небось, на тебя и копейки не потратят.
— А Настя домой собиралась, — прервала я очередную перепалку.
— Нет уж, после такого я теперь не поеду, — Сёмина быстро замотала головой. — Лучше уж буду вас терпеть, чем полицию. Я точно расколюсь и расскажу, где вы прячетесь.
— Вообще-то когда мы разделимся, то это будет уже не важно, — сказал Якушин.
— Как разделимся? — не поняла Настя. — Я с вами.
— С какими нами? Ты же сама видела, что нас ищут всех вместе. Мы не можем таскаться толпой. Я сегодня заведу машину, и завтра утром могу отвезти вас всех на станцию.
— Слушай, — в веселых глазах Петрова засела озабоченность, — у нас ни нормальных телефонов, ни Интернета, ничего. Как понять, куда ехать?
— Меня это не волнует, — ответил Якушин. — Ещё неделю назад я знал только тебя.
Петров тут же подскочил к Якушину на диван и пристроился рядышком, театрально сложив руки на коленях.
— Саш, может, по старой дружбе возьмешь меня с собой? А? Обещаю, я тебе пригожусь.
— Тебя? — Якушин бросил на него рассеянный взгляд. — Тебя возьму.
— А что же нам делать? — Настя начала медленно раскачиваться и уже была близка к тому, чтобы начать страдать. — Тоня, ты собираешься вернуться?
— Нет. Во всяком случае, пока. У меня есть деньги, наверное, можно снять номер в гостинице где-нибудь. Как-то же люди живут.
Вообще-то, я всё же хотела, чтобы родители точно заметили моё отсутствие, потому что если сейчас у них какой-нибудь важный проект, то я могла находиться в бегах, хоть до весны.
— Кто это тебе в шестнадцать лет-то сдаст номер? Лучше думай о бабушках или каких-нибудь тётках, — посоветовал вернувшийся с улицы Герасимов.
— Моя тётка в Орле живет, но я не уверена, что она мне будет рада, — сказала Настя.
— Нам сейчас никто рад не будет, — согласился Герасимов.
— А сам ты, что будешь делать? — Сёмина перестала раскачиваться и вопросительно уставилась на него.
Герасимов состроил постную физиономию и потер синяк. Марков, расхаживающий туда-сюда в нервном возбуждении, на секунду остановился, глянул на Герасимова и снова принялся ходить.