е искали, найти не смогли.
И теперь Петров, как и Амелин, был вынужден сидеть безвылазно в машине, потому что запасной обуви не было ни у кого. Только он всё равно был преисполнен восторга от того, что таки «заснял» лося.
А затем началось. Бесконечная белизна: леса, поля, небо, дороги, а вместе с ними — бензозаправки, придорожные магазинчики, припаркованные на обочинах фуры. Мы кружили, петляли, доезжали и снова возвращались. Выясняли, спрашивали, всем подряд совали под нос карту.
Так что совсем позабыли, что нам нужно прятаться и оставаться неузнанными. Просто старались держаться, как могли.
Петров дурным голосом попевал под радио. Марков загадывал нам логические задачки, отгадывать которые почему-то получалось только у Герасимова.
Якушин травил медицинские анекдоты из серии: «глухие хирурги помогают сэкономить на наркозе» или «хирурги одевают маски, чтобы в случае неудачной операции их не могли опознать», и мы с Настей хохотали, как полоумные.
Даже Амелин затих и перестал пугать своими удушливыми приступами кашлями. Видимо, снова «очень сильно терпел».
Словом, все были на грани. На последней стадии отчаяния. И чувствовалось, стоит хоть кому-то заикнуться, что всё идет не так, что он устал или передумал, как в ту же секунду наше хрупкое напускное самообладание треснет и расколется на тысячи малюсеньких осколков. А мы навсегда останемся среди бескрайних полей, на этих чужих дорогах без начала и конца.
Застрявший Жигулёнок попался нам, когда мы решили доехать хоть до какой-нибудь деревни и там уже узнавать дорогу, потому что, по словам Якушина, бензина у нас оставалось совсем мало. Водитель Жигуленка, видимо, пытался развернуться, но его занесло, и машина задними колесами прочно засела в сугробе. Вокруг неё суетилась пожилая пара.
Лысый, пухлый мужчина с красным взволнованным лицом и трясущимися руками и высокая, худощавая, похожая на училку, женщина.
Якушин подъехал и сразу велел Маркову и Герасимову идти за ним. Я пошла тоже.
Мужчина сел за руль, а мы стали толкать, но колеса всё равно прокручивались, и вылетающая из-под них мерзкая каша окатывала нас с головой. Да так сильно, что женщина причитала и извинялась одновременно.
Якушин и Герасимов скинули куртки, я тоже взмокла и, хотя парни меня постоянно прогоняли, уходить я не собиралась.
— Ладно, ладно, ребятки, — говорила женщина. — Тут без грузовика не обойтись. Мы бы вызвали кого-нибудь, но в этом районе совсем нет связи. Если вы случайно будете проезжать мимо какого-нибудь населенного пункта, будьте любезны, позвоните в аварийную службу.
— Нет уж, нужно дожать, — упрямо мычал Герасимов, и мы продолжали толкать.
Однако вскоре стало ясно, что, несмотря на всеобщее упорство, ничего у нас из этой затеи не выйдет, и уже собирались вернуться в Газель, как вдруг откуда ни возьмись, появился Петров, обутый в здоровенные ботинки Сёминой, пристроился справа от меня, и со второго же толчка нам удалось выпихнуть машину на дорогу.
Не брезгуя забрызганными грязью лицами, женщина расцеловала нас всех по очереди.
— Какие вы молодцы! Прямо спасители наши. Вы что, из пионерской дружины?
— Откуда? — с иронией переспросил Марков.
— Ну, я не знаю, как сейчас называются отряды молодых людей, помогающих попавшим в беду, — она мило и по-доброму улыбалась.
— Мы просто ехали мимо, — скромно сказал Якушин.
— Не знаю, как вас и благодарить, — мужик пожал все парням руки, а потом полез в карман и достал тысячу рублей.
Мы переглянулись, а Петров даже потянулся, чтобы их забрать, но Якушин резко одернул его.
— Не нужно. Спасибо. Каждый может попасть в затруднительную ситуацию.
— Точно — пионеры, — с уважением произнесла женщина.
Лица Маркова и Герасимова позеленели на глазах.
— А вы случайно не знаете, где находится Капищено? — скороговоркой выпалила я, чтобы те не успели пооткрывать рты.
— Нет, к сожалению, — мужчина развел руками, убирая деньги обратно в карман, и я видела, с какой тоской проводил их взглядом Герасимов.
— А я знаю, — неожиданно обрадовалась женщина. — Моя мама как-то ездила туда к своей подруге. Давно ещё, лет десять назад.
Женщина замялась, но Якушин тут же выдернул из заднего кармана изрядно потрепанную карту и сунул ей.
Выяснилось, что нам нужно повернуть в другую сторону, пересечь трассу и там ещё по просёлочным дорогам проехать километров пятнадцать. Но сейчас пятнадцать километров казались сущей ерундой по сравнению с шестьюстами километрами ночного переезда и бесчисленными петляниями по Псковской области.
Всеобщее ликование не смогли омрачить даже нешуточные разборки, которые парни потом устроили в машине. Марков кричал, что Якушин просто выпендрился перед незнакомыми, чужими людьми, а мы свои, родные, целый день не ели. На что Якушин ответил, что понятия не имеет, о чем речь, потому что знаком с Марковым всего неделю и никаких обязательств на себя не брал.
А на Герасимовское «Ну, мы же реально жрать хотим», ответил, что для него это вопрос принципа, и что за помощь деньги брать нельзя. Герасимов про это ничего не понял, а Марков сказал, что с такими принципами Якушин врачом стать не сможет. В общем, все обиделись друг на друга и замолчали.
Наконец, мы свернули на отмеченную на карте дорогу и наткнулись на указатель «Капищено», чему страшно обрадовались, потому что все уже начали сомневаться в существовании такого места.
Ехать по узкой заметенной дороге было очень рискованно, мы в любой момент могли застрять, как тот Жигуленок. Но выбирать не приходилось, и, в конце концов, мы всё же добрались до внушительных чугунных глухих ворот.
В обе стороны от них, уходя далеко в лес, тянулась высокая кирпичная стена. Мы позвонили в звонок на калитке, постучали в ворота, покричали, но безрезультатно. Вечерело.
Герасимов предложил попробовать перелезть стену, если Якушин, например, поставит его к себе на плечи. Но у того, видимо, на почве усталости, с новой силой обострился приступ крайней порядочности, потому что он наотрез отказывался «проникать на чужую территорию».
Его принципиальное упрямство даже мне показалось нелепым, поэтому оставив их спорить втроем на одного, я снова полезла в сугробы, но на этот раз не «на спор», а чтобы попробовать обойти вокруг забора и, может быть, найти в стене какую-нибудь дыру или второй вход. И, как ни странно, довольно быстро его нашла.
Дошла до конца стены, свернула за угол и сразу наткнулась на кованую решетчатую калитку. Попыталась заглянуть внутрь, но из-за растущих на территории деревьев, различить, что там внутри, не получалось.
Калитка была значительно ниже стены, и если бы я, например, пошла с Герасимовым, и он меня подсадил, то точно перелезла бы. Но и без Герасимова соблазн оказался слишком велик.
Присмотрела упор для ноги, схватилась рукой за толстый чугунный прут и, оттолкнувшись, подпрыгнула, пытаясь дотянуться до верхнего края калитки, однако нога в первую же секунду соскочила, и я шлепнулась.
Попробовала ещё раз, уцепилась за другой прут повыше, и даже продержалась таким образом пару секунд. На третий раз достала до края решетки, а на четвертый зацепилась уже обеими руками и повисла.
Оставалось придумать, как подтянуться. И тут я скорее почувствовала, чем услышала, что сзади меня кто-то есть. Попыталась обернуться, но пальцы заскользили, и в этот момент, когда я уже летела, меня кто-то схватил. Я закричала, и мы свалились в снег. Сначала тот, кто меня схватил, а сверху я.
— Ты чего творишь? — прошипел в ухо Якушин, барахтаясь в сугробе.
— Зачем ты помешал? — мне было стыдно, как ребенку, которого застукали за кражей сладостей.
— Хотел поддержать. Потому что ты падала.
— Я не падала.
— Я же видел.
— Ты чего вообще пришел? — мне удалось подняться первой, и я дала ему руку.
Он с горем пополам вылез и отряхнулся. Синяки у него на лице заметно потемнели, но на их фоне зеленый оттенок глаз казался более ярким.
— Потому что ты ушла и пропала. Зачем ты туда лезешь?
— Чтобы проверить, есть ли кто-то дома.
— Ты понимаешь, что это проникновение на чужую территорию? — завел он опять своё. — Это незаконно и неправильно.
— А что правильно? Замерзнуть тут всем к черту? Ты, Саша, сегодня уже совершил правильный поступок, в результате которого мы остались без еды.
— Не знаю, — Якушин раздраженно махнул руками. — Я устал от вас, от себя, от всего, что произошло, и понятия не имею, что делать дальше. Но, чтобы ни происходило, человек должен принимать взвешенные разумные решения и отвечать за свои поступки.
— Поверь, у меня всегда всё под контролем.
— По тебе заметно, — без тени иронии сказал он.
— Короче, — мне не хотелось продолжать этот разговор. Бог знает, куда он мог завести. — Ты можешь подсадить меня на калитку? Я открою её с той стороны, мы зайдем и посмотрим, что там.
— Говорю же, это нехорошо.
— Тогда я полезу без тебя. Или позову Герасимова.
— Ладно, — сдался Якушин. Видимо угроза с Герасимовым подействовала.
Тогда я встала ему на руки, чуть-чуть подтянулась и повисла на животе. Калитка оказалась запертой на засов с другой стороны, и дотянуться до этого засова не получалось.
— Я сейчас спрыгну и отопру тебе.
— Не нужно, — запротестовал Якушин.
Но я уже присмотрела сугроб побольше и сиганула прямо в него.
Выбралась кое-как, немного помучилась с примерзшим засовом, но открыла.
Якушин вошел, всё ещё осуждающе качая головой.
— Как же я устал от ваших детских выходок.
— Не хочешь, можешь не ходить, — сказала я, вытираясь от попавшего на лицо снега, — я тебя не заставляю. Просто подожди. Я постучу в дом, может, хозяева телевизор смотрят и не слышат.