Якушин не раздумывая, без промедления направился к окну, но Амелин, держась одной рукой за створку, дернулся так, словно вот-вот собирается спрыгнуть, и сердце у меня чуть было не выпрыгнуло вслед за ним.
— Немедленно слезай! — закричала я не своим голосом.
— В какую сторону? — он пребывал в своем идиотском глумливом настроении.
— В комнату, конечно.
— Боже! Какая тебе вообще разница? — он демонстративно покачался туда-сюда на створке.
Я нервно зажмурилась, а Настя начала отчаянно истерить срывающимся голосом «Костя, не нужно»! Так истошно, что Герасимову попросту пришлось выпихать её за дверь.
— Слушай, правда, чего ты психуешь? — Петров в недоумении развел руками.
— О! — воскликнул Амелин, точно только что его заметил. — Давай, доставай камеру. Я сейчас тебе, знаешь, какое кино устрою — настоящий жесткий реализм. Кровь, кишки и всё такое. Ютуб на руках носить будет.
Петров замялся в нерешительности, но Амелин ждал и, под встревоженными взглядами, Петрову всё же пришлось поднять камеру.
— Я готов начать,
Не важно, с чего. Открыть
рот. Я могу молчать.
Но лучше мне говорить.
Амелин произносил слова четко, но негромко, хриплым полушепотом, и мы сначала не поняли, что он декламирует очередной стих, настолько естественно это прозвучало.
— О чем? О днях, о ночах.
Или же — ничего.
Или же о вещах.
О вещах, а не о
людях. Они умрут.
Все. Я тоже умру.
Это бесплодный труд.
Как писать на ветру.
Он то поднимал глаза на нас, то косился вниз, точно именно сейчас обдумывал, что ему предпринять дальше.
— Да перестань ты уже. Какая муха тебя укусила? — не выдержал Якушин, делая несколько осторожных шагов.
Амелин осекся и резко изменился в лице, я ещё ни разу не видела, у него такое темное и страшное выражение.
— Ещё приблизишься хоть на шаг, и падать будем вместе.
— Я не буду тебя трогать, просто подойду, — попробовал договориться Якушин.
— Ты меня понял, герой хренов?
Якушин остановился, немного опешив от такого неожиданного наезда.
— Я тебя чем-то обидел?
— Обидел? Пожалуй. Не то, чтобы очень сильно, просто получилось метко, — Амелин смотрел на него прямо, не моргая.
Приняв этот вызов, Якушин вперился в ответ. Повисла напряженная тишина. И это было ещё страшнее, нежели глупая эпатажная болтовня и стихи.
— Эй, — крикнул Петров и пихнул Якушина в плечо.
Тот вздрогнул и опустил голову.
— Костя, — как можно спокойнее сказала я. — Это из-за того, что я тебя закрыла? Извини, пожалуйста, сегодня было сумасшедшее утро.
Амелин неопределенно покачал головой, так, словно дело было в другом. Но я-то знала.
— Трагедия человека не в том, что он один, а в том, что он не может быть один, — сказал он в камеру Петрову.
— Нафига ты это делаешь? — неожиданно подал голос Герасимов. — Что за хрень? Мало нам Ворожцовой. Ну, скинешься ты и чего? Нам же это в итоге предъявят. И так проблем по горло. Было бы лето — кидайся сколько влезет, закопали бы в лесу, никто бы не узнал. А сейчас? Только если выбросить куда подальше, чтобы звери сожрали.
— Герасимов! — я в негодовании бросилась к нему и зажала рукой рот, чтобы больше ничего не ляпнул. Впрочем, куда уж больше.
Наступила напряженная тишина. Занавески беспомощно трепыхались на порывистом, студеном ветру, и было слышно, как шелестят страницы в раскрытой, оставленной на полу книге. Затем, после этого тяжелого молчания, Амелин кивнул в сторону парней:
— Пусть они уйдут.
И те, ни слова не говоря, немедленно вышли, а когда дверь за ними закрылась, он медленно опустился и сел на подоконник, свесив ноги наружу.
— Глупо получилось. Хотя, может теперь и к лучшему. Кстати, из окна я ещё ни разу не прыгал. Возможно, стоило попробовать.
— Я как-то читала в новостях, что одна женщина упала с тринадцатого этажа и не погибла.
— Пьяная, наверное?
— Ну, да.
— А этим вообще ничего не бывает.
— Можно я подойду?
— Валяй. Если хочешь, можешь даже подтолкнуть. Мне будет приятно.
Я подошла и села рядом. Спину обжигал мороз.
— Тут случайно вспомнилась одна история, — сказал он неожиданно спокойно, словно я как обычно просто заглянула поболтать. — Так, неожиданно на ум пришла. И как-то всё завертелось, одно за другим.
На самом деле история веселая. Ну, почти.
Однажды Милу кинул частный таксист. Отнял деньги, телефон, даже украшения заставил снять. Нет, он её и пальцем не тронул, но она перепугалась, и ей было ужасно обидно, что так произошло. Пришла домой вся в истерике и рыдала, как маленькая. А я бегал вокруг и не знал, как утешить.
Там была её зарплата за месяц. Сначала я предложил, заявить в полицию, но она ответила, что это бесполезно, потому что им некогда такой ерундой заниматься, тогда я хотел пойти и найти его. Выследить там, и всё такое, ну, а что ты хочешь, мне было лет тринадцать, и я много смотрел всякого кино, но она всё равно плакала и плакала. Я сказал, что если нужно могу вообще хоть месяц не есть. Но это тоже не помогло. В общем, я и так и эдак — лежит себе на диване, прямо в платье и туфлях, лицом вниз и трясется, как осиновый лист.
Так что мне пришлось позвонить её подруге Диане, обрисовать ситуацию, и та сказала: «Подобное подобным. Если деньги уплыли, то нужно тратить оставшиеся».
И уже через час, мы втроем сидели в дорогущем кафе, я потом в таких-то больше и не был никогда. Они пили вино и убеждали себя в том, что всё к лучшему. А потом, я уж не очень помню, как так получилось, но к нам подсели какие-то веселые мужики.
И один из них прям явно запал на Милу, как сел с ней рядом, так и не отходил больше. В общем-то, он был даже ничего. Я подумал, что из всех её ухажеров он самый приличный. Миле мужик тоже понравился. И они постоянно танцевали, я же говорил, что если Мила танцует, то уже никто не может отвести от неё глаз. Так что я их почти уже не видел.
Просто сидел и ковырялся в телефоне, музыку слушал, а когда очнулся, понял, что уже и не вижу их больше. Бросился искать, всё кафе облазил — не нашел. Хотел было позвонить ей, но телефон-то у неё украли. Вот и сидел я там часов до четырех, пока из посетителей уже почти никого не осталось и на улице окончательно не рассвело.
А затем вышел на улицу и очень разволновался, ведь, знаешь, что угодно в Москве может случиться. И решил сначала домой пешком пойти, ведь денег у меня не было, но потом подумал, что если она вот-вот вернется и не найдет меня, то будет очень переживать.
Поэтому сел прям там, на бордюр, и просто сидел, пока из кафе не вывалился какой-то пьяный, возрастной интеллигент. Увидел меня, устроился рядом, и тут же начал какие-то свои любовные страдания изливать, а потом и ко мне прицепился.
Дескать, чего это я такой маленький и тут сижу. Ну, я ему и рассказал примерно, как дело было. А он допытываться стал, что за мужики и всё такое. Я ответил «вроде хорошие», а он такой — «если твоя женщина уезжает с хорошим мужиком, то она уже не вернется». А я говорю: «Мила мне не женщина, а сестра просто». А он: «это не важно — они все такие». Потом дал мне тысячу рублей на такси и так поучительно сказал: «запомни, если не можешь уйти первым, не отпускай».
Наверное, ему всё это было близко. Ну и поехал я домой, а когда вошел в квартиру, то прямо сразу так и натолкнулся на того хорошего мужика, он уже уходить собирался.
А Мила такая выходит из комнаты и говорит: «Ой, Костик, извини, пожалуйста, я совсем забыла про тебя». Представляешь? Она просто забыла и всё.
И я даже сделал вид, что не обиделся, ей и так неприятностей за день хватило.
— Дикая история, — сказала я. — И странная у тебя сестра. А я ещё думала, что это мои родители равнодушные.
— Зачем вы так долго собирались и затеяли эту возню тут под окнами?
Ветер безжалостно дул в шею, волосы постоянно лезли в глаза, и я даже сидя в куртке начала промерзать.
— Слушай, но сейчас-то ты уже можешь слезть? Очень холодно.
— Могу, если ты поклянешься, что ты с ним никуда не поедешь.
Рука, державшаяся за подоконник, осторожно подползла к моей и накрыла её сверху, согревая ледяные пальцы.
— Пусть едет с кем-то другим, — выдохнул он вместе с паром.
— Костя, это называется шантаж.
— Знаю. Но, я имею право.
— Почему это?
— Потому что я антигерой. И могу делать любые гадости.
— Какая всё-таки у тебя в голове ерунда творится.
— И это тоже. Так, что? Обещаешь?
— Ладно, — сказала я, ведь у меня не было другого выхода. — Обещаю.
— Смотри как хорошо, — он поднял голову к небу и глубоко вдохнул. — Одно лишь слово способно убить или вернуть к жизни. Даже воздух пахнет по-другому. Глупо, конечно, но начинает казаться, что, быть может, и ты кому-то немного нужен. Пусть даже из жалости.
— Вот, видишь, если бы ты прыгнул, то ничего бы этого не почувствовал.
— А я бы и не прыгнул, — он хитро прищурился.
— Как? Очередной блеф?
— Конечно, глупенькая. Но получилось хорошо, очень убедительно, мне самому понравилось. Вот, что значит дурная репутация.
— Но это нечестно и гадко.
— Возможно.
— Или это ты меня сейчас дуришь, что не собирался?
— Возможно.
— Твоё хорошее настроение ещё хуже плохого. Пусть ты мне отомстил за дверь, но ребята-то в чем виноваты?
Тогда он по-деловому перевернулся, спрыгнул на пол, пересек всю мансарду и широко распахнул дверь. Там, на небольшой площадке, сгрудившись, стояли все и терпеливо ждали, что будет.