— Ах-ха-ха, — закатился Макс.
— Какой милый мальчик, — прыснул Кузя.
— Ну, а если я возьму и отшлёпаю тебя прямо сейчас? — не переставая смеяться, поинтересовался Макс. — Какая организация мне помешает?
Марков непроизвольно поправил очки, которых на его носу уже давно не было:
— Только попробуйте.
Тогда Макс шумно отодвинул стул, встал, и, задрав Старому футболку, вытащил из его штанов здоровенный кожаный ремень с металлическими клёпками.
— А вот и попробую.
— Всё, пятнадцать, — браво доложил Петров, вставая и отряхивая руки.
Но за ними никто уже не смотрел и тем более не считал количество отжиманий.
Старый и Кузя подозрительно уставились на Макса.
— Ладно, не ссы, твои родители мне только спасибо скажут.
— Если вы меня хоть пальцем тронете, — в голосе Маркова послышались нотки неуверенности. — Мой папа вас засудит.
— А мне казалось, ты хотел быть свободным и самостоятельным, — Макс медленно, демонстративно помахивая ремнем, двинулся к Маркову. — А теперь чуть что за папку спрятался? Не расстраивай меня, будь уж мужиком до конца. Ты так хорошо начал.
Макс звонко шлёпнул ремнем по своей ладони.
— Маленькая порка, без обид, чисто в профилактических целях.
Марков попятился.
— Слышь, не надо, — Старый поморщился. — Это лишнее.
— Вот, я так и знал. Тут не Ленка виновата, а ты сам чересчур добренький.
— Да, Макс, брось, — Кузя, сполз со стула и, подойдя к нему на подгибающихся ногах, попытался забрать ремень из рук. — Давай, какое-нибудь другое воспитание придумаем. Нужно их чему-нибудь полезному научить. Такому, чтоб в жизни пригодилось. Чтобы они дядю Старого и дядю Макса потом добрым словом вспоминали.
— Например, пить водку, — Старый вернулся к столу.
— Мы всё допили, — Кузя расстроено поднял пустую бутылку. — Нужно в машину тащиться. А там снег и холод.
— Ну так пошли кого-нибудь, — сказал Макс. — Вон тех, покладистых, они уже и на коленях постояли, и отжались, теперь и за водкой сбегают. Правда, пацаны?
— Я могу, — охотно отозвался Петров. — Только скажите где.
— А ты чего? — Макс ткнул всё ещё сидящего на полу Амелина, и тот снова машинально прикрыл голову руками. — Расслабься, дурачок, порка временно откладывается.
— Идите за водкой! — скомандовал Старый. — Бегом.
Амелин медленно поднялся на ноги, потер ладонями лицо, точно отходя ото сна и, пока мужики объясняли Петрову, где оставили машину, и где в ней искать водку, быстрым шагом подошел ко мне, крепко схватил за руку и вытащил за дверь.
— Всё. Уходим, — на его лице было непривычное выражение серьёзности и сосредоточенности.
— Куда это мы уходим? — я рывком высвободила руку. — Что с тобой происходит? Ты какого чёрта на коленях ползал? Испугался ремня?
— Ты не понимаешь. Это всё очень опасно.
— Да? А вот Марков не испугался. Я его теперь уважаю, а тебя — нет.
Черные глаза недоуменно расширились, в них промелькнули укор и смятение.
В тот же момент из зала выскочил обрадованный Петров:
— Пойдемте, проветримся.
И мой гнев мгновенно перекинулся на Петрова:
— Слушай, Петров, а если они прикажут, ты им и ноги будешь целовать?
— Ой, Осеева, не утрируй, — небрежно отмахнулся Петров. — И не драматизируй. От меня не убудет, а геморроя меньше. Может и пронесет. Главное, чтобы камера не сломалась.
— Ничего не пронесет. Знаю я таких воспитателей. Нам не нужно туда возвращаться, — никогда не видела, чтобы Амелин так нервничал. На нем буквально лица не было. — Можно пойти, закрыться где-нибудь и переждать.
— Можно и переждать, — согласился Петров. — Но у меня ключи от их машины и, если мы не вернемся, то они пойдут нас искать. И тогда, будет не лучше, чем сейчас.
— Ключи оставишь в машине, — сказал Амелин, — а сами в подвале закроемся. Там дверь железная.
— С ума сошел? — закричала я. — А Настя? А Марков? Мы что их бросим? Противно даже слушать.
— А как ты их можешь защитить? Вот, скажи, как? — закричал он в ответ. — Что ты сделаешь, если эти полезут? Если они докопаются до тебя?
Мы похватали с вешалки одежду и вывалились в метель.
Ночь отступала, близилось утро, тьма едва заметно поредела, а снегопад уменьшился. Но ветер всё равно дул такой, что срывал капюшон и заставлял глаза слезиться.
Повсюду намело огромные сугробы, закрываясь локтем от колючих порывов, я лезла за Петровым след в след, а Амелин за мной, продолжая, что-то бешено орать в спину. Но слышно было плохо, и я даже не оборачивалась.
Меня переполняли злость, разочарование и обида, но я только кусала губы, чтобы продолжать молча идти дальше, потому что всё равно не смогла бы объяснить ни ему, ни себе, в чем именно его вина.
Вскоре, пройдя через лесную калитку, мы выбрались на дорогу. Огромный навороченный черный Форд охотников был припаркован вплотную за нашей Газелью, и напоминал хищника, загнавшего жертву.
— Может, угоним? — мечтательно предложил Петров.
— Ты водить не умеешь, — отрезала я. — А того, кто всё умеет, с нами нет.
Петров разочаровано пожал плечами и полез открывать багажник. Сверху были беспорядочно накиданы: одеяла, пледы, куртки, собранная палатка, фонарь, складные стулья, лопата, канистры с водой и какая-то мелочь.
Должно быть, они перевернули всё это в спешке, когда вытаскивали мангал и колонки. Коробки с продуктами обнаружились чуть дальше, но для того, чтобы достать из них что-либо Петрову потребовалось влезть в багажник целиком.
Он зажег фонарь, повозился там немного и вдруг удивленно воскликнул:
— Вот, это да!
— Что там? — мы тоже сунулись внутрь.
В самой глубине, под куском откинутого Петровым брезента, обнаружился целый оружейный склад: ножи, арбалеты, сигнальные пистолеты и ружья большие и маленькие.
И у них обоих тут же, как у детей, попавших в игрушечный магазин, глаза жадно загорелись.
— А давай, пойдем и их на колени поставим? — Петров призывно потряс над головой ружьем. — И потом воспитывать будем.
— Сдурел? — я постучала ему костяшками пальцев по лбу. — У них же тоже оружие, и они, в отличие от нас, им пользоваться умеют. Жутко представить, что будет, если они за него схватятся.
— Бабские страхи, — с вызовом бросил мне в лицо Петров.
Но Амелин неожиданно поддержал меня.
— Она права. При таком раскладе может случиться что угодно. Это тебе не кино, — он взял в руки короткий охотничий нож, покрутил, вытащил из ножен, посмотрел на лезвие и положил к себе в карман. — Вот, это то, что нужно.
— Ты, что? А ну, положи на место!
— Тоня, послушай, если мы всё же решим вернуться к ним, то у нас должно быть хоть что-то, чем защищаться.
— От чего защищаться-то? От отжиманий? — я отобрала у него нож. — Что ж ты такой трус-то? И вообще, Амелин, не беси. И отвяжись уже от меня. И вы оба сейчас же прекратите нагнетать обстановку. Они уже такие пьяные, что через полчаса просто упадут и заснут. Ну, почему Якушин с Герасимовым уехали именно сегодня?
Забрав две бутылки водки, черный хлеб и банку с огурцами, мы потащились назад. Особо, конечно, не торопились, но для прогулок погода была не самая приятная.
А когда зашли в дом, отряхнули снег и скинули одежду, Амелин снова докопался. Просто прижал меня силой к стене и завел прежнюю песню:
— Тоня, я тебя умоляю, не ходи туда. Хочешь, мы с Петровым пойдем, а ты останешься. Обещаю, я обязательно придумаю, как забрать оттуда Настю. Давай так, ты пойдешь в подвал, а потом к тебе придет Настя, и вы закроетесь, и будете там сидеть, пока они не уедут.
— Да отвали ты! — я решительно отпихнула его. — Иди сам отсиживайся.
— Что ж ты такая глупая-то? — он трагически закрыл глаза ладонью.
— Ну, давай, самое время поплакать.
Когда же он убрал руку, то его лицо было темное и каменное.
— Где вы там? — крикнул Петров уже сверху.
— Идем, — отозвалась я.
— Хорошо, — сдался Амелин. — Пусть будет по-твоему.
А когда мы догнали Петрова, и все вместе вошли в залу, то нашим глазам предстала ужасающая картина.
Марков сидел на корточках у стены, обхватив голову руками, а над ним с ремнем возвышался тщедушный Кузя и нещадно охаживал его.
На матрасе, жалобно рыдала Настя, даже Валера, приподнявшись на локте, с любопытством наблюдал за происходящим.
— Ну, наконец-то, — всплеснул руками Макс, завидев нас. — Мы уж думали, что вы ноги сделали и нужно идти вас ловить. Всякие же люди попадаются, не всем доверять можно.
— Что происходит? — отчаянно закричала я, захлебываясь негодованием. — Зачем вы это устраиваете? Мы вас пустили, по-хорошему отнеслись, а вы беспредельничаете. Вы же взрослые люди! Как вы можете?
— О! — хмыкнул Старый. — Килька умеет разговаривать?
Охотники переглянулись, и стали громогласно хохотать, точно он сказал что-то смешное.
— Иди в угол и сиди там, пока не позвали, а вы двое бегом сюда.
— Никуда я не пойду. Я, конечно, понимаю, что вы взрослые, и хотите уважения, но мы тоже люди. Так что давайте всё-таки по-человечески общаться. Мы вам ничего плохого не сделали.
— Иди в угол, — сквозь зубы процедил Старый.
— Вы пользуетесь тем, что вы сильнее, и сами уже не знаете к чему придраться.
Старый, угрожающе глядя на меня исподлобья, развернулся на стуле, собираясь встать, и тут вдруг Амелин как заорет мне в ухо:
— Иди в угол, идиотка.
И как пихнет в плечо так, что я отлетела на несколько шагов назад.
Дальше всё происходило словно во сне.
Они им налили по полному стакану водки и заставили пить. Петров и несчастный Марков взяли и стали цедить маленькими глотками, а Амелин попытался объяснить, что у него на алкоголь аллергия, и что от водки он может даже умереть. Но Мак