— Эй, люди, мы здесь! — закричала я, как ненормальная, а через несколько секунд из-за двери послышался знакомый голос.
— Давайте, открывайте, это я.
— Блин, Якушин, — взвыл дурным голосом Герасимов. — Спаси уже нас, нахрен, отсюда.
— Тогда открывайте.
— Мы не можем. У нас ключа нет.
— Отлично. Я что, по-вашему, могу выломать железную дверь?
— Ты всё можешь, — не сдержавшись, выпалила я.
— Да, блин, — одновременно со мной заорал Герасимов. — Там в гараже болгарка есть. Тупо петли срежь. Делов-то.
— Какие же вы придурки, — выругался Якушин и ушел.
Я побежала к тоннелю и закричала Амелину, что нас скоро спасут. Но он опять ничего не ответил, потому что после обвала, наверное, была очень плохая слышимость в этом тоннеле.
Никогда прежде я не была так рада видеть Якушина. Кажется, я обнимала его сильнее, чем даже могла вообразить в самых сокровенных мечтах. Прекрасные серо-зеленые глаза смотрели на меня столь приветливо и тепло, что голова закружилась в самом прямом смысле. А тот факт, что именно он пришел за нами, делал меня вдвойне счастливой.
Якушин сказал, что я выгляжу, как пугало, из-за всей этой многослойной одежды и крови, в которой перепачкалась вся.
Он собирался развести камин, но я объяснила, что нужно срочно вытаскивать Амелина и везти в больницу. Тогда Якушин сделал убийственное лицо и недовольно ответил, что, похоже, он уже работает на скорой помощи, но потом снова стал нормальным:
— Можешь описать, чего там у него?
При воспоминании об окровавленной кости меня передернуло.
— Если я ничего не путаю, это называется открытый перелом. Мы замотали тряпками, но кровь всё равно не останавливается. Сам лезть наверх он точно не сможет. Тоннель разбирать долго и сложно.
— Всё ясно. Нужно вызывать спасателей, — резюмировал Якушин. — Они вас и так третьи сутки по всему лесу ищут.
— Как ты их вызовешь, если связи нет? — спросил Герасимов. — Поедем в поселок, а оттуда вызовем.
— Но в колодце мороз. И очень много крови уже натекло, — отчаянно запротестовала я.
— Кажется, теперь она вся на тебе, — невесело пошутил Якушин. — Так, Герасимов, садись на снегоход и поезжай до большой дороги. Там ловит.
Якушин сунул ему в руки телефон.
— Как я поеду? Я от голода еле на ногах стою.
— Поедешь. Не в колодец же тебе лезть. Скажи, спасибо, что жив. А пожрать ещё успеешь.
Мы опять вытащили из гаража снегоход и посадили на него Герасимова. Затем, взяли фонарь, машинный трос, какие-то простыни, аптечку из Газели и побежали к колодцу, точнее Якушин побежал, а я потащилась, еле-еле переставляя ноги.
На улице недосягаемые звёзды по-прежнему мерцали в сумеречной вышине. Было приятно осознавать, что насчет Якушина Амелин так ошибся.
Я заглянула в колодец, но даже с фонариком что-либо внизу было сложно различить. Позвала, Амелин не откликнулся. Не иначе, как музыку опять свою слушал.
— Принеси крепкие прямые палки, — деловито велел Якушин, привязывая к верхней ступеньке трос. — Нужно будет сделать шину.
Вокруг не было ничего подходящего, только гибкие ветви рябин и кустарники. Я вышла за калитку, пробралась немного вглубь и сразу же нашла несколько толстых сухих сосновых веток, поломанных во время снегопада. После чернильной темноты подземелья, безоблачная зимняя ночь казалась светлой и дружелюбной.
Подобрав самую большую ветку, я попробовала разломить её, но сил не хватило. Взяла другую, и тут, ни с того ни с сего, мне вдруг почудилось с левой стороны какое-то движение, я оглянулась, но среди молчаливых стволов и пушистых еловых лап — ничего, кроме едва уловимого ветерка.
Однако ощущение чужого присутствия всё равно не отступило. Не хватало, что бы приступ паники случился именно сейчас. «Никакого призрака нет», — сказала я себе. «Это всё Петров. А темноте не так уж я и нужна, раз она не тронула меня в подвале. Бояться нечего». Но подсознание сигналило об обратном. Сердце тревожно заколотилось. «Это от потери сил, от голода и нервного потрясения. Бояться нечего». Взяв охапку ветвей, я потащила их к колодцу.
К моему возвращению, Якушин уже сделал из простыни куль и, положив в него аптечку, повесил через плечо. Выбрав самую прямую ветку, он наломал из неё коротких палок, сунул их за пояс и начал осторожно спускаться в колодец.
Моей задачей было светить фонариком на ступени, а когда Якушин будет уже на дне, спустить его, привязав к тросу.
Но как только Якушин скрылся из виду, я снова, краем глаза уловила какое-то движение сбоку, на этот раз совершенно отчетливо. Вздрогнула, быстро
обернулась и оторопела.
Это был не призрак, не кабан, и даже не монстр. Хищный серый зверь стоял по другую сторону колодца и смотрел прямо на меня.
— Эй! — послышался из колодца голос. — Уснула что ли? Я ничего не вижу!
— Боже, Саша!
— Что ещё?
— Волк.
Настоящих волков я видела только в зоопарке, и там они, сытые и безразличные, со свалявшейся шерстью и поджатыми хвостами, выглядели обычными дворовыми собаками.
Этот же был некрупный, худой, с болезненно повисшей задней лапой и темным пятном запёкшейся крови на бедре, но от него исходило такое угрожающее напряжение, что я на миг даже дышать перестала.
Волк замер, низко наклонив голову, и неотрывно следил за мной.
— Охренеть, — только и смог сказать Якушин.
Я резко подалась назад, а зверь прижал уши, глухо заворчал, и тяжело волоча раненую лапу, начал медленно обходить колодец.
— Лезь сюда, — крикнул Якушин, показываясь из колодца и протягивая руку. — От тебя кровью несет, как от мясника.
Я осторожно подползла к нему, но едва успела свесить ногу, как волк прыгнул, и мой пронзительный вопль разлетелся по всему лесу.
Не знаю, насчет «всей жизни», которая должна проноситься в такие мгновенья перед глазами, но у меня совершенно точно ничего не пронеслось, возможно, потому что её толком и не было.
Я видела только, как он вцепился в многослойную толщу моей одежки зубами и резко мотнул головой, выдрав клок куртки. Отбиваясь, я треснула его по голове и он, щёлкнув зубами, попытался вцепиться мне в руку, но вдруг неожиданно взвизгнул и отпрянул, в мгновение ока, развернувшись на сто восемьдесят градусов.
Это Якушин огрел его палкой. В первый момент после удара волк пригнулся к земле, словно решая, продолжать ли ему атаку, но потом шерсть на загривке встала дыбом, и он без предупреждения прыгнул. Повалил Якушина и стал остервенело наскакивать, неуклюже, из-за бездвижной лапы, перемещаясь пружинистыми скачками из стороны в сторону, чтобы увернуться от палки.
Торопливо стащив с себя куртку, я примерилась и набросила её волку на голову, точно мешок.
Потеряв ориентацию, он яростно выкручивался, и я держала куртку, сколько было сил. Но этого хватило, чтобы Якушин всё же успел выползти из-под зверя.
Когда же резким рывком волк освободился, то молниеносно схватил меня за рукав, а моя жалкая попытка пнуть его в живот закончилась тем, что я беспомощно завалилась навзничь.
Разгоряченная пасть мгновенно оказалась возле моего лица. Но в ту же секунду Якушин навалился на него сзади и просунул в пасть палку. Обеими руками он держался за её концы, а телом прижимал голову, сдерживая движения волка.
Тот захрипел и я тоже, потому что они оба боролись прямо на мне. Неистово скребя здоровой задней лапой, зверь изо всех сил старался выбраться.
— Давай простыню, — заорал Якушин.
Я кое-как вылезла и, как полоумная, схватила сорванный куль.
— Заматывай.
Обмотала морду волка вместе с зажатой палкой во рту. Он зафыркал и захрипел.
— Сильнее заматывай. Я сейчас отпущу.
С трудом затянув конец простыни, я отпрянула. Якушин выпустил палку.
Волк растеряно заметался и затряс головой.
— Быстро в колодец, — приказал Якушин.
Ноги не слушались, каждая частичка в моем теле нервно дрожала, я делала шаг и падала, в глазах потемнело, а время затормозилось. Стало тягучим, вязким, лениво уплывающим. Точно, хоть я и стараюсь, прикладываю кучу усилий, но при этом остаюсь на месте.
— Тоня! — Якушин сообразив, что я не могу сдвинуться с места, кинулся ко мне. Но тут, волк, содрав свой самодельный намордник, неожиданно высоко подскочил и, ударив передними лапами ему в спину, тут же сбил с ног. Якушин упал лицом в снег, я попыталась подняться, но уже не могла.
В глазах замелькали белые световые пятна, в ушах нарастал неясный гул, и сквозь туманную пелену я различила множество, стремительно приближающихся к нам, четвероногих теней. Лучше бы я упала в колодец и умерла с Амелиным от потери крови.
Якушин силился скинуть с себя волка, но тот уже разодрал ему куртку и вонзил зубы в шею. Страшный, сдавленный крик поднял меня на ноги и заставил схватить палку. С диким исступлением я принялась лупить волка по хребту. Но то ли удары получались совсем слабые, то ли волк совсем обезумел.
Серые остромордые твари окружили меня, Якушина, сидящего на нем волка, и неожиданно залились дружным, оглушительным лаем.
Волк, щерясь окровавленной пастью, метнулся в сторону, поджал хвост, и гигантскими скачками бросился вглубь сада.
Я обессилено рухнула на колени.
Послышались голоса. К нам бежали люди.
Какой-то мужик в сине-оранжевой спецовке грубо схватил меня за плечи и потряс:
— Как ты?
— Нормально, — прошептала я, оседая на снег.
Они кинулись к Якушину, перевернули, и перед тем, как я окончательно потеряла сознание, успела услышать только.
— Нихрена себе.
А дальше было только пустое пространство и я, как некая частица сознания, не ощущающая себя собой, а только некой абстрактной мыслью. Затем, откуда ни возьмись, появились звезды, множество разноцветных сияющих звезд, больших и не очень, ослепительно ярких и сдержанно приглушенных, вращающихся вокруг самих себя и тех, вокруг которых кружили тысячи других звезд, и я могла направиться к любой из них, но выбрала одну маленькую, красную точку и беспрепятственно двинулась к ней.