Я же, в свою очередь, рассказала им про Кристину и вторую часть ролика, про её истинные мотивы и настоящий повод. Лишь о том, что Амелин имел доступ к той записи, промолчала. Они всё равно узнают, но пусть им сообщит об этом кто-то другой.
Зато Петрова и Настю я жестоко сдала без зазрения совести, с потрохами, специально, чтобы посмотреть, как два главных вершителя правосудия — Марков и Якушин заслужено распнут Петрова.
И ожидания оправдались, потому что Петров узнал о себе столько всего нового, что спешно ретировался.
А Якушин пошел провожать меня до дома.
Когда же я вечером открыла ВК, то с удивлением обнаружила, что
Амелин мне ничего не ответил.
Неужели обиделся на «гада»? Или на «предателя»?
Но я ему всё равно написала про Маркова и сказала «спасибо».
И про то, как они завалились к нам в школу, и как Якушин отчитал Петрова, и про то, что из-за этого нашего приключения всё очень изменилось вокруг, и что я скачала себе все его песни, но у меня старые наушники, и в них почти ничего не слышно.
И что хотя только февраль, но у меня такое ощущение, будто вот-вот начнется весна, наверное, оттого, что все неприятности позади.
И что прошло всего четыре дня, как я уехала из больницы, а кажется — вечность. И как отчего-то не помог белый рыцарь. И про hollow point тоже. Что значит, в песне имелась в виду улыбка, имеющая силу разрывного снаряда, способная пробить даже «bulletproof heart».
И что дядька Герасимова обещал подарить им с мамой Капищено, поэтому, если он всё ещё хочет посмотреть, как там летом, то можно будет напроситься.
И что Кристине нужна помощь, потому что она совсем запуталась. Но чтобы он больше не смел, разговаривать с ней на темы жизни и смерти.
И ещё, что меня беспокоит что-что очень непонятное и странное, в котором я сама никак разобраться не могу, поэтому жду его возвращения.
Но и на следующий день он ничего не ответил. Даже не прочел. Тогда я подумала, что может быть, он не понял, что я прощаю его и написала об этом. И что он не «гад» и не «предатель» тоже написала.
Однако по-прежнему тишина. Ещё один день и следующий. Очень странно и вообще на него не похоже. Так что пришлось признаться себе, что это ужасно злит и расстраивает меня. Потому что нельзя с людьми поступать — сначала говорить, что они тебе очень важны, а потом вот так исчезать.
Я написала ему ещё сообщений десять ругачих и добрых, грустных и шутливых, и даже о том, что я продолжаю каждую ночь искать его под кроватью. Ну, хоть на это-то мог отреагировать. Но в ответ всё равно полный игнор. Позвонила на телефон, симка по-прежнему заблокирована.
А на другой день в школе произошел фурор.
Началось с того, что девчонки из моего класса очень громко и возбужденно кого-то обсуждали после уроков в раздевалке, что-то вроде «крутая тачка» и «кому-то повезло». Но вникать я не стала, однако когда мы вместе с Петровым, Марковым и Герасимовым вышли на улицу, ждать Настю пока она отпрашивается с физкультуры, то заметили за школьным забором подозрительное оживление.
Из любопытства пошли посмотреть и остолбенели.
Прямо возле входа на территорию школы, перегораживая проход, стоял большущий джип. А возле него светлый парень с длинным девчачьим хвостом, в дурацком пиджаке и букетом.
Парень явно чувствовал себя не в своей тарелке, мялся, маялся и ходил из стороны в сторону, точно намереваясь вот-вот улизнуть.
В чувства нас привел оклик знакомого голоса из окна джипа:
— Не вздумай даже. Будь до конца мужиком! И цветы, балбес, держи ровно.
— Валера, — шепотом сказал Петров. — Ё-моё. Глазам не верю.
Оставив Настю объясняться с Валерой, мы вчетвером пошли просто гулять. И едва только отошли от школы, Герасимов очень недовольно сказал:
— Фигли он приперся к нашей Сёминой?
— Я вот тоже не понял, — поддержал его Петров.
— Ну, она же объяснит, что ловить ему тут нечего? — со смешной надеждой в голосе спросил меня Герасимов.
— Откуда я знаю. Мне Настя ничего про это не говорила.
— То есть она может его не отшить? — забеспокоился Петров.
— Может и не отшить, — шутливо откликнулась я. — А что? Он вроде не урод, с цветами приехал, и папа у него крутой.
После последних моих слов Марков как-то очень невесело хмыкнул.
— Да, ладно, — в голосе Герасимов послышалось недоверие. — Настя же не такая.
— Не какая?
— Ну, она скромная и правильная, её какими-то там цветочками не купишь.
— Ты чего дурак? — я укоризненно посмотрела на Герасимова. — Цветы же это просто знак внимания.
— Глупости, — фыркнул Марков. — Цветы — это вчерашний день. Это такой ретро вариант. А ты Герасимов, если хочешь Сёминой понравиться, то придется научиться смотреть японские мультики и отличать в них мальчиков от девочек.
— Да я ей и так нравлюсь, — так нагло заявил Герасимов, что Петров встрепенувшись, чуть было не перелетел через маленький ограждающий дорожку заборчик.
— С чего это ты взял?
— Ну, она же сама просила жениться на ней. На коленях умоляла, не помнишь что ли? Но я тогда ответил, что мне самому жить негде, а теперь, когда мать сказала отцу про развод, и тот, после суточного скандала, всё же свалил, то я готов рассмотреть её предложение. Если очень попросит, конечно.
И мы стали смеяться над Герасимовым.
А потом Петров рассказывал, что он установил дома по всем комнатам следящие камеры, чтобы записывать, как его «мойры» ругаются на него и друг с другом.
Только он не тайно это сделал, а предупредил, что если они не перестанут, то он эти записи начнет в Ютуб выкладывать, а поскольку после ролика Дети Шини у него куча подписчиков на канале, то про них весь Интернет узнает. А, может, и по телевизору даже покажут.
И его женщины сначала жутко разозлились и попытались снять эти камеры, но Петров пригрозил, что если они снимут, то в следующий раз он поставит камеры так, что они и знать не будут. В общем, уже целую неделю в их доме стояла удивительная тишина и покой.
Одним словом, когда я поняла, что мы идем по узкой парковой дорожке, огражденной бордюрным заборчиком, а нам навстречу неумолимо приближаются Подольский, Шишов и Солдатов, то мыслями всё ещё была дома у Петрова.
Сворачивать было некуда. Поэтому и мы, и они просто напряженно двигались вперед, а я всё сильнее ощущала, что в момент нашего соприкосновения может произойти взрыв. Остальные тоже заметили их и притихли.
Но когда мы поравнялись, то никакого взрыва не случилось. Солдатов с Шишовым сделали такие лица, как если бы им прямо под нос сунули дохлого голубя или крысу, и делано так посторонились, будто бы боясь даже рукавами соприкоснуться с кем-то из нас.
Петров с Марковым легко миновали этот проход, а Герасимов прошел и нарочно, в своей дуболомной манере задел локтем Солдатова. Тот попытался его остановить, но Шишов одернул: «Не трогай, а то сам заразишься этой пакостью».
Одновременно с этим Подольский сам сказал мне: «привет» и ждал, что я заговорю с ним, но я тоже только поздоровалась и прошла мимо, вслед за Герасимовым.
Однако не успела сделать и пары шагов, как он окликнул. Я обернулась, и он сам подошел.
— Рад, что ты нашлась, — сказал он, не вынимая рук из карманов.
— Можно подумать, тебя это волновало.
— Волновало немного. Мы же с тобой хорошо дружили до того, как у тебя крышу снесло.
— Тебя самого снесло.
Он не ответил, а я всегда была готова к этому разговору, потому что знала, что он рано или поздно произойдет, хоть и не хотела.
— Это ты променял…
— Слушай, Осеева, ничего я не менял. Просто так очень некрасиво делать.
— Как делать?
— Кидать настоящих друзей ради кого-то левого. С кем у тебя всё равно бы ничего не вышло.
— Кидать? Это я тебя кидала? Павлик, ты о чем? У меня были проблемы, а ты не поддержал.
— А как я должен был поддержать? Я тебе даже телефон его достал, хотя это было не в моих интересах.
— Почему это не в твоих интересах?
— Ну, как бы это не очень нормально помогать девушке, которая тебе нравится, добиваться кого-то ещё.
— Павлик, ты чего? Это кто это тебе нравился?
— Кто-кто. Ясно кто. Но ты была так занята собой, что не видела ничего кроме своих страданий.
— Как такое может быть? — Подольский убил меня наповал. — Извини, у меня никогда даже в мыслях не было.
— Вот, именно, что в мыслях не было. Да, ладно. Теперь-то что.
— Нет, правда, поверить не могу. Мы же с детского сада дружили.
— И что?
— Мне казалось, так не бывает.
— Бывает.
— Просто как-то это всё в голове не укладывается.
— Короче, я вот о чем. Ты же нормальная, Тоня. Чего ты с этими чмошниками общаешься? Один другого круче. Дети — монстры. Один — стрёмный ботан, другой — клоун, третий — баран. Пойдем с нами. Ребята не против.
Солдатов и Шишов стояли чуть поодаль и подозрительно косились. Я немного помолчала, соображая, как лучше ответить, а потом сказала прямо, то, что думала.
— Нет, Павлик, спасибо. Жалко, конечно, что мы с тобой поругались, но за это время много чего произошло. А ты сам сказал, что настоящих друзей кидать ради кого-то левого некрасиво.
На этом мы попрощались, а когда Подольский отошел подальше, парни тут же начали выспрашивать меня «чего он хотел», и я ответила, что предлагал помириться и дружить как раньше.
— А ты что? — выпытывал Марков.
— А я сказала, что у меня теперь другие друзья есть.
— Но ты всё равно из-за этого расстроилась, — утвердительно сказал Герасимов.
— Да, — подтвердил Петров. — На тебе лица нет, Осеева. Слушай, ну ты ведь можешь дружить с кем захочешь. Можешь идти с ними, мы не обидимся.