— Откуда такие мысли? Я в твоём возрасте ни о чем подобном и не думал.
— Только не обижайся, пожалуйста, но как вы можете нас воспитывать, если сами не знаете, как правильно? И от этого всё становится таким запутанным, что даже начинает казаться, что в какую сторону не шагни, всё бессмысленно. А мне бы хотелось, чтобы люди не чувствовали одиночества, ненужности и страха оттого, что им предстоит в этом жить.
— Боже, Тоня, ты стала идеалисткой? Никогда бы не подумал.
— Нет, папа, я реалистка. Я живу в этом и вижу, как вы убиваете нас нашими же руками. Навешиваете ярлыки, сваливаете всё в одну кучу и изо всех сил доказываете нам, какие мы уроды и дебилы.
— Ну-ну, — насмешливо ухмыльнулся папа. — А вы правда уроды и дебилы?
— В том-то и дело, что нет!
— Тогда докажите обратное, что вам мешает?
— То, что это ваш мир, и вы в нем устанавливаете свои правила.
— А по каким, интересно, правилам ты собираешься кого-то воспитывать?
— По другим. По хорошим.
— Знаешь, Тоня, когда мне было столько же, сколько и тебе, я тоже считал, что взрослым и, в первую очередь моим родителям, плевать на меня.
Я жил совсем в другое время, тебе даже сложно представить, в какое. Просто в другое. Когда я ходил в детский сад, у нас из девяти мальчиков трое носили совершенно одинаковые куртки — синие с красным, другие трое — просто темно-синие.
У пары ребят были очень похожие коричневые пальто и только один ходил в куртке совсем не похожей на остальные — в перешитой отцовской.
Но тогда это никого не беспокоило, это вообще было неважно, и какое-то время было неважно, только потом вдруг начались перемены. Союз распался, и вся страна стала перестраиваться на новый лад.
И уже когда я ходил в третий класс у пятерых пацанов были новые разноцветные куртки, а в шестом — у всех, кроме одного, который всё равно ходил в перешитой отцовской куртке. Я не знаю как сейчас, но тогда подобное было очень унизительно.
Неожиданно, в один прекрасный день, люди разделились на «богатых» и «бедных». Во всяком случае, у детей это было очень сильно заметно.
И моя эта ненавистная куртка сразу говорила всем о том, что мои родители «бедные» и неудачники. А я — нищий.
У всех мамы с папой, кто на рынках торговал, кто в Турцию ездил — вещи на продажу возил, кто-то кооперативы пооткрывал, даже те, кто работал на предприятиях, и то крутились как-то, а мой папа как был обычным рядовым художником на пищевом комбинате, так и остался.
И если раньше комбинат давал заказы, то в девяностых закрылся, и папа ушел в глубокую депрессию, но не на другую работу. Так что тянула нас только твоя бабушка Лиза, но и у неё в НИИ сложности были, а папа совсем не работал, только целыми днями стоял дома у окна, смотрел на березу, которая росла неподалёку, вздыхал о том, как жизнь быстро проходит, и говорил «Удивительно, какая кругом бездуховность. Что деньги сделали с людьми? Как жить с этим?».
Так что, когда мне было пятнадцать, я мог нормально питаться только у твоей мамы в гостях, потому что традиционный куриный суп и картошку мой высокодуховный папа обычно съедал ещё до того, как я успевал вернуться из школы.
И это тогда, когда люди уже заграницу отдыхать ездили и покупали иномарки. У всех ребят в школе давно были магнитофоны и плееры, но не у меня. Поэтому, из-за того, что я «нищий», со мной мало кто общался.
Знаешь, ведь это же очень неприятно, когда оценивают не твой ум, не личные качества, а есть ли у тебя пейджер или видак. И если нет, то ты — изгой. Дрянной и ущербный.
В итоге я сам тогда пошел и устроился в палатку — видеокассетами торговать. И ничего, как оказалось, страшного со мной не произошло, и никакой «Золотой телец», как говорил мой папа, меня не поработил, а просто я смог есть по-человечески и одеваться по-человечески, и не чувствовать себя хуже остальных.
А когда мы с твоей мамой поженились, я ей и себе клятву дал, что деньги у нас в семье будут всегда, понимаешь?
Что я буду таким родителем, который может обеспечить своего ребенка всем, что нужно, чтобы ему никогда не было стыдно перед другими, понимаешь? — папа задумчиво помолчал. — И очень желаю тебе, Тоня, попытаться стать безупречным родителем.
— Думаешь, у меня не получится?
— Нет. Потому что такого в жизни никогда не бывает. Часто благие побуждения могут иметь плохие последствия, а от чего-то дурного может вырасти нечто очень хорошее, потому что это нормально, так устроена жизнь и, как ты сама сказала, всё в ней взаимозависимо. Потому что самое главное то, что в тебе, какая ты сама, что у тебя в голове, и в сердце, а оправдывать свою ничтожность, сваливая на воспитание или окружение, — это для тех самых уродов и дебилов.
— Ладно, — примирительно сказала я. — Может, ты в чем-то и прав. Но я всё равно должна в этом сама разобраться.
Мы катались на коньках часа два, а после зависли возле тира, и папа не успокоился, пока не настрелял мне несчастного плюшевого зайца, который в магазине стоит гораздо меньше, чем он потратил на этот тир.
А я ему сказала, что если бы он целился не в игрушки, а в работницу тира, то мы бы получили этого зайца гораздо раньше. И он очень смеялся и сказал «узнаю маму».
После этого мы поехали в кафе, и я отправилась за кофе, а папа занял столик.
Когда же я вернулась, то оказалось, что к нему уже подсели две какие-то тупые курицы, чуть старше меня, в омерзительно-розовых шапках с пушистыми помпонами и черных обтягивающих блестящих штанах. И ведь видели зайца, а всё равно подвалили, понятно же, что он не себе его купил.
Я тихо остановилась в сторонке, было интересно, как папа себя поведет. Вид, конечно, у него был очень довольный, а они хихикали и глупо хлопали огроменными намалёванными ресницами.
Но в итоге папа что-то сказал им, и они, надув губы, сами укатились к чертовой бабушке, так что мне даже не пришлось выливать на их тошнотворные шапки горячий кофе.
— Блин, вот папа ты даешь. Ни на минуту тебя одного не оставишь.
— Да ладно, нормальные современные девушки. Веселые.
— Чего же ты их прогнал?
— А что нужно было взять их с собой? Маме привезти? — папа с шутливым укором посмотрел на меня и забрал свой кофе. — За кого ты меня принимаешь?
— Слушай, а ты вообще никогда не жалел, что так рано женился?
— Если бы я не женился, ты бы не родилась.
— Уверена, по тебе и в школе куча девчонок убивалась.
— Забыла, что я «нищий»? Так что куча не убивалась. А вот маму это не смущало.
— Но зачем тебе понадобилось сразу жениться?
— Боялся, что её уведут, пока раздумывать буду.
— Я не шучу.
— Я тоже. Мама же очень красивая, яркая и умная.
— Но кругом полно красивых и умных женщин.
— С этим не поспоришь.
— И тебя это не смущает?
— Конечно, смущает. Зачем их так много развелось?
— Папа, я же серьёзно спрашиваю. Мне просто выяснить нужно кое-что.
Раз у тебя такой огромный выбор, то почему ты сам до сих пор за мамой бегаешь? Ведь ты бы мог влюбиться в кого-то другого.
— Мог бы. Но не получается.
— Почему же?
Папа сделал вид, что задумался, но я поняла, что он давно уже знает ответ на этот вопрос.
— Потому что мама — мой лучший друг.
И мы больше про это не разговаривали, но на обратном пути решили принести маме торт, а пока я выбирала, папа сбегал и ещё купил цветы.
Я сказала, что цветы без повода выглядят очень подозрительно. Но он ответил, что ничего подозрительного в этом нет, так как я напомнила, что мама ему не только лучший друг.
А поднявшись в квартиру, мы обнаружили, что у нас гости.
Мамины и папины коллеги. Приехали отмечать успешный договор, и торт оказался очень к месту. Так что меня усадили за стол вместе с ними.
Но перед этим мама отозвала меня на кухню и сказала, что если я сейчас сбегу по своим делам или вдруг включу комп, или полезу в телефон, то она жутко обидится.
Я попробовала объяснить, что мне нужно ехать в больницу, но слушать она ничего не хотела, и мы бы обязательно поругались, если бы не пришел папа и не поговорил со мной по-нормальному.
И тогда я подумала, что Амелин наверняка поймет, когда я объясню, почему не смогла приехать.
Вот только связаться с ним по-прежнему было невозможно, потому что его бабушка хоть и забрала пару дней назад телефон из полиции, но по каким-то неведомым причинам каждый раз забывала его привезти. И мне казалось это диким. Как можно забыть про телефон?
С гостями пришлось маяться аж до девяти и послушно отвечать, что я покрасила волосы в красный, потому что это цвет революции.
А как только дверь за ними захлопнулась, я едва дотащилась до кровати, упала и моментально заснула. И так крепко спала в ту ночь, что даже утром, как будильник орал, не слышала его.
Когда же мама растолкала меня и поинтересовалась, иду ли я в школу, вскочила и, как полоумная, вылетела из дома, не позавтракав, не накрасившись и не вспомнив про оставленный в папиной машине телефон.
========== Глава 52 ==========
После седьмого урока я надеялась управиться за полчаса. Забежать домой, кинуть вещи, перекусить и поскорее ехать в больницу.
Но как назло, стоило только выскочить на крыльцо, ещё даже не застегнувшись, как я тут же натолкнулась на Якушина.
Пока он был на больничном, то иногда так делал. Приходил в школу, чтобы погулять с нами.
Поэтому, бросив на ходу, что Герасимов сейчас выйдет, а я очень тороплюсь, побежала в свою сторону, но Якушин окликнул и припустил следом.
— Погоди, Тоня, мне нужно с тобой поговорить.
— Мне некогда, — у меня в руках был большой бумажный икосаэдр, который в стиле оригами сделала Настя по моей просьбе, и который завтра нужно было сдать математичке. — Говори по-быстрому.