— И куда же ты пойдешь? — подал голос папа.
— Тут недалеко, пару кварталов. За кинотеатром.
— Ну, ладно, — вздохнул он. — Я тебя отвезу.
Мы доехали до дома Амелина минут за семь, и папа поднялся со мной.
Открыла нам Мила в таком коротком китайском халатике, что мне даже перед папой стало неудобно.
— Здравствуйте, — поздоровалась я, как можно вежливее.
Мила смерила меня колючим оценивающим взглядом с ног до головы, совсем другим, нежели тогда у подъезда.
— Извините, что поздно, но позовите, пожалуйста, Костю. Это очень важно. Очень-очень.
— Кости нет, — неприязненно ответила она и с интересом переключилась на разглядывание папы, — он уехал.
— А когда он вернется?
— Никогда.
— То есть как?
— А вот так. Он уехал с бабушкой в деревню и в Москву больше не вернется. Из-за тебя, — она хотела добавить какую-то гадость, но вовремя осеклась и вместо этого произнесла, — Тоня. Ты же Тоня?
— А когда они уехали?
— В половине десятого был поезд. Еле собраться успели. Устроила ты нам дурдом.
— А вы не могли бы дать мне его адрес? — оправдываться перед Милой было ниже моего достоинства.
— Не могла бы, — передразнила меня она.
— А что если мы это как-то проведем это в форме сделки? — подключился папа и тут же полез за кошельком. — В какую сумму вы могли бы оценить стоимость данного адреса?
— Он не продается, — зло процедила сквозь зубы Мила.
Удержаться я просто не могла.
— С каких это пор?
Тогда её зеленые глаза вмиг покраснели, рот перекосило, и она из хорошенькой женщины вмиг превратилась в жуткую бешеную фурию.
— Оставь его в покое, маленькая тварь. Чтоб ты сдохла!
Секунда, и дверь перед нашим носом с яростным грохотом захлопнулась.
Пока мы ехали обратно, папа усиленно заговаривал мне зубы про всякое отвлеченное, а как только пришли домой, закрылся с мамой на кухне.
После чего мама зашла ко мне в комнату и с негодованием спросила:
— Тоня, с кем ты связалась?
— Мама, пожалуйста, — я нырнула под подушку. — Я не буду ничего обсуждать. Не могу говорить. Ничего больше не могу. Меня больше нет. Ничего больше нет. Всё. Погаси, пожалуйста, свет и открой окно, я хочу умереть в темноте и холоде.
Мама погасила свет, но не ушла, подсела на край кровати, осторожно приподняла подушку и сказала:
— Я могла бы достать тебе этот адрес через знакомых по работе, если бы знала кто хозяин дома, который ты ищешь.
— Я не знаю, — прошептала я. — Даже имени. Даже ближайшего города — ничего.
— Ну, тогда это «на деревню дедушке».
— Но зато, — я вылезла из-под подушки. — Я знаю, что эта квартира, в которой мы только что были, и тот дом принадлежат одному человеку. Папа же может узнать, кто собственник той квартиры? Через знакомых по работе.
— Скорей всего может, — мама тяжело вздохнула. — Но это, Тоня, не совсем законно, ты же понимаешь?
— Понимаю, но я вас очень-очень прошу. Ты же знаешь, что я никогда ничего не просила ни игрушки, ни деньги, ни шмотки. Может быть, мне в первый раз в жизни что-то нужно по-настоящему. И если вы мне сейчас не поможете, я либо умру, либо сделаю, что-то ещё более незаконное.
— Что ты имеешь в виду?
— Например, захват заложника с целью получения информации.
— Я рада, что ты уже шутишь, — мама погладила меня по голове. — Значит, отпускает.
— Ничего не шучу, — я села на кровати. — Я реально ту стерву убить готова.
— Хорошо, — мама встала. — Спи. Утро вечера мудренее.
— Только нужно очень срочно, — спешно заговорила я, пока она не ушла. — Очень-очень срочно. Потому что это как бомба с часовым механизмом.
— Так, Тоня, ты должна успокоиться и набраться терпения. Быстро связаться с человеком без телефона и Интернета у тебя всё равно не получится. А почта у нас довольно медленно работает, тем более, если это деревня, которая вообще может находиться на другом конце света.
— Это не страшно. И на другой конец света можно доехать.
— А вот на это даже не рассчитывай, нам с папой и поездки в Псков хватило.
— Я и не рассчитываю. У меня друзья есть.
— Только не смей втягивать других детей в свои авантюры.
— Они сами втянутся.
— Боже, Тоня, — мама устало покачала головой, — ты и мертвого из-под земли достанешь.
— Мертвого? — я осторожно прислушалась к себе.
Все невидимые ниточки моей паутины были на месте, ни одна не надорвалась. И с чего я вдруг решила, что Амелин собирается что-то такое сделать? В письме об этом ни слова не было. Просто, как говорила Сёмина, когда кого-то любишь, то очень сильно волнуешься.
— Ну, уж нет. Теперь он так легко от меня не отделается.