– Парламентер. – Я взмахнул платком.
Бунтари расступились, выпуская вперед троих высоких лысых бородачей в оранжево-красных одеждах. У каждого из них во лбу светится внутренней силой глаз Санкаришмы, а бороды и усы выкрашены в желтый цвет. Мудрецы высшей касты, объекты всеобщего поклонения и обожествления в Малдизе. Лидеры.
– Благословение ищущего бога на вас и ваших думах, мудрейшие.
Они мне не ответили, всем своим видом выражая безграничное презрение. Видом и эмоциями.
– Зачем мудрейшие делают это? – спросил я. – Зачем рушат десятилетиями выстраиваемые отношения? Зачем усугубляют и без того хрупкое положение своих людей?
Презрительное молчание.
– Зачем? Вы потеряете все, что получили за годы упорной борьбы с социальной несправедливостью. Бунт низвергнет малдизскую диаспору в пропасть отчаяния. Наказание за неповиновение будет жестоким. Очень, очень жестоким. Император такого не простит.
– Императору было плевать на нас долгие годы. Неужели нужно было взять в руки оружие, чтобы он обратил на нас внимание? Если так, то все будет оправданно.
– Что будет оправданно, мудрейшие?
– Жертвы. Ради нашего народа, ради наших прав на достойное существование, ради будущего наших чад.
– Прав, говорите? У всех нас есть лишь те права, которые нам дарует в великой своей милости наш Император. Требовать большего значит оспаривать его мудрость и его священную волю.
– Мы всего лишь поступаем так, как поступаете вы, наши негласные рабовладельцы. Берем оружием то, что считаем своим.
Я улыбнулся – низшее существо решило поиграть с законами тэнкрисов. Древнейший закон моего народа гласил, что каждый имеет столько прав, сколько может защитить. Тэнкрисы не верят, что что-то, кроме Голоса, даруется просто так. Хочешь жить – бери оружие. Хочешь богатств – бери оружие. Хочешь женщин – бери оружие. Иначе тебя прирежут, как жертвенную овцу, и это будет правильно! Ты не имеешь права дышать, если не способен защитить это право силой оружия. И эти убеждения мои предки насаждали по всему миру на протяжении тысячелетий, пока первый Император не собрал аристократов в своем кулаке и не назвал себя гарантом прав и свобод всех подданных новой империи. Особенно тех, которые не хотели брать оружие.
– Люди решили поиграть с древними законами моего народа? Ничем добрым это для вас не закончится.
– Мы позволим себе пропустить мимо ушей добрые советы мясника в алом мундире.
– Мясник в алом мундире не желает делать то, к чему его подталкивает ваша глупость. Истинный лидер должен трезво рассчитывать свои возможности и не гнать своих последователей на убой без шанса на победу.
– Нас десятки тысяч.
– Сорок две тысячи. Но сколько из них женщин? Сколько детей? Старики? Рабочие, в жизни не державшие оружия? А сколькие из вас могут одновременно сражаться? Вы растянулись в длину, шаг вправо – и вы разъярите оок, шаг влево – и вы упадете в холодную воду, кишащую голодными кластаносами, привлеченными огнем ваших факелов. Назад пути нет, малдизская диаспора кипит от гнева, который вы разожгли, а впереди отборные ветераны колониальных войн, которые умеют и даже любят убивать. Со времен прошлой войны у многих из них остались счеты к вашему роду. Вы все еще можете остановить народ. Они послушают вас, мудрейших и святых, они вернутся в Танда-Тлун, а я позабочусь, чтобы этот акт неповиновения был забыт, когда все закончится.
– Это неприемлемо!
Я опустил плечи и вздохнул, заглядывая в глаза то одному желтобородому, то другому. Не воины. Высшая каста малдизского общества, каста жрецов, религиозных и политических лидеров, философов. Но не воинов и не полководцев.
– В таком случае я должен вернуться к своим воинам и исполнить свой долг. И еще кое-что, видите мое лицо?
– Мы видим маску зла, которой подчеркнули вашу суть.
– Это сделал человек по имени Мирэж Зинкара. За это я его убил. Так что если вы ждете, что к вам на помощь придет гомункул или этот мертвый алхимик, вы ждете напрасно. Не повернувшие стоп своих вспять отправятся следом за Зинкара.
Я резким жестом бросил на грязную брусчатку белый платок, одновременно выбрасывая из рукава в ладонь кинжал. Метание клинка на столь коротком расстоянии дело простое, но и сложное. Промахнуться невозможно, а вот набрать скорость кинжал не успевает. Пришлось метнуть очень сильно, чтобы оружие пробило глазное яблоко и вонзилось желтобородому в мозг. Прежде чем он упал, я подался вперед, замахиваясь шлемом, и всадил пиковый наконечный в горло второму. Меня обдало жаром, и я ошпаренным котом отпрыгнул вправо – поток раскаленного света обжег левый бок, пахнуло горелой шерстью, из которой сделан мундир. Третий мудрец успел использовать свой начертанный глаз. С щелчком вынырнуло из левого рукава выкидное лезвие. Я схватил мудреца правой рукой за плечо, вонзил клинок в брюшину раз, второй, третий, четвертый. Два быстрых шага назад, чтобы не измараться в вываливающихся кишках.
Они не стреляют. Я мог лишь надеяться, что так получится, но не мог быть в этом уверен. Малдизцы с молоком матери впитывают благоговение перед духовными лидерами, они преклоняются перед ними, как перед живыми святыми. Поэтому меня не начали шпиговать свинцом сразу после этого тройного убийства, они просто впали в шоковое состояние. Огромный хашшамирец, опытный и закаленный солдат, выпучил глаза, глядя на затихающих мудрецов, полностью забыв обо мне. Солидный крупный мужчина под пятьдесят выронил винтовку, бухнулся на колени и, выдирая из лица бороду, завизжал: «Демон убил чалтанов! Он убил! Убил чалтанов!»
Подхватив шлем, я ринулся назад как испуганный заяц. Сколько шагов я сделал? Двадцать? Двадцать пять, прежде чем в спину полетели пули? Двигаясь зигзагами, я слышал визг пуль, бьющих мне под ноги и пролетающих у меня над головой. Луна, благослови идиота, давшего оружие в дрожащие руки! С оглушительным шипением мимо меня пролетела ветвистая белая молния. Я ослеп на несколько мгновений, едва не упал, но удержался и даже почти смог видеть, куда ставлю ноги, вбегая на баррикаду. Инчиваль поднял свою чудесную пушку и выстрелил еще и еще раз. Молнии вгрызлись в вопящую толпу, расшвыривая дергающихся и горящих людей.
– Я же говорил, что оно будет работать!
– Я в тебе не сомневался! Саблю! Револьвер! Быстрее! Они сейчас ринутся!
Вооружившись и сбросив продырявленный дымящийся плащ, я выстрелил в воздух и заорал:
– Zoldore! Tasse shlatta eeh ist gekoren! Hiell Imrerador![21]
– Zeh hiell!
– Alle hiell Imperium![22]
– Zeh hiell! Zeh hiell! Zeh hiell!
– Foyar![23]
С паровым шипением загавкали «Маскиллы», один с баррикады, два со стороны доков. Солдаты открыли огонь из винтовок, но суммарная сила их стрельбы уступала по эффективности трем парометам. Выталкиваемые силой пара и расширения газов пули рвали человеческую плоть, как теплый студень, углубляясь на шесть рядов внутрь мятущейся человеческой толпы.
– На поражение! Каждая пуля стоит сребреник! А каждая жизнь его не стоит! Растратчиков перевешаю!
Сколько патронов помещается на одной стандартной ленте к «Маскилле»? Четыреста двадцать. Без осечек лента расходуется за минуту и восемь секунд. Пулеметные расчеты вели огонь три минуты двадцать пять секунд. Три ленты с учетом быстрой и умелой перезарядки. Тысяча двести шестьдесят пуль, толкаемые ударной дозой бездымного оружейного пороха и паровым ускорением, насквозь пробивающие солдата в полной панцирной броне. Кровавый туман. Мельчайшие капли крови, парящие в воздухе над жалкими и жуткими останками своих прежних пристанищ.
– Винтовку перезарядить! – взревел я, размахивая саблей над головой. – Штыки примкнуть! Пленных не брать! В штыковую атаку! За мной!
Я первым сошел с баррикады, за мной неотступно следовала моя верная Себастина, рядом Инчиваль со своей невиданной пушкой, метающей молнии. Офицеры и унтер-офицеры повели солдат в атаку. Штыковое наступление казалось медленным, никто никуда не бежал, как на штурме вражеских позиций. Быстрый шаг, впечатывающийся в камень, строгий ровный строй, винтовки, направленные на врага.
– Пли!
Последний залп и рывок, единый мощный удар штыками. Некоторые не дошли, некоторые погибли от шальных малдизских пуль, но остальные переступили через их тела, закрыли бреши в строю, выстрелили, выкосив еще десятка два ближайших противников, врезались мощным натиском в их толпу, и вот тогда началась резня. После первого сплоченного удара солдаты сражались каждый самостоятельно, по мере сил прикрывая спины братьев по оружию, но в первую очередь стремясь атаковать. Я рубился слева, сабля мелькала над самой рекой, револьвер выцеливал головы и сердца, порубленные тела валились к моим ногам. Инчиваль смог выжать из своей игрушки еще пять разрушительных молний, после чего швырнул драгоценное оружие в воду, воспарил и начал сыпать гроздьями огненных шаров. То и дело мелькал на границе зрения уже не столь белый мундир безупречного тана. Я не знаю, где и когда он достал двуручную саблю, но этим устаревшим и довольно-таки несуразным оружием л’Калипса орудовал до дрожи умело, скупо и жестоко. Он разрубал несчастных глупцов, попадавшихся у него на пути, не щадя никого, ни мужчин, ни женщин, ни подростков. Истинный солдат империи.
Хашшамирцы сражались отчаянно, не показывая спин, цепляясь за каждый шаг. Они пытались донести до мятущейся толпы приказы, организовать и остановить беспощадный натиск моих солдат. Они старались заставить свои «Маскиллы» стрелять, но их было мало, а их подчиненные, не воевавшие ни дня, в большинстве своем рожденные в Мескии, были испуганы до поросячьего визга и деморализованы. План переносить раскаленные паровые котлы на больших носилках полностью провалился – котлы один за другим падали, давя и обжигая людей. Один взорвался, к счастью, достаточно далеко от нас, сварив в крутом кипятке сотни две визжащих жертв.