– Как уже было сказано, в верном и неотступном служении интересам Мескийской Империи.
– Патриот с огненным сердцем?
– И холодной головой.
– И вам действительно этого хочется, тан л’Мориа? Вы желаете себе такой жизни? Вы хотите служить стране, которой не нужны? Вдумайтесь! Ведь вы защищаете тех, кто с потрохами бы вас сожрал при первой же возможности!
– Это так…
– Они же ненавидят вас! Презирают! Все эти напыщенные тэнкрисы, которые считают себя вершиной мира! Вы им не ровня, говорят они! Вы сломанное, извращенное и оскверненное подобие тэнкриса, плод богомерзкого блуда! Это их слова! Их мысли! И покой этих тварей вы взялись защищать?!
– Я защищаю интересы моей страны. Прежде всего ее и только ее. Эти интересы я ставлю выше собственных. Вопросы моих личных чувств, а также морали и нравственности отходят в сторону. Лишь воля и благо Мескии имеют значение. Так я понимаю патриотизм.
– Но ведь они презирают вас!
Он резко поднялся, но я не увидел ничего, кроме складок темного плаща. Мой враг взял со столика маску и, надев ее, повернулся. Он неспешно сделал несколько шагов ко мне, остановился.
– Презрение это не то, что можно принять, Бриан. Ненависть можно принять, гнев можно принять, но не презрение! А они вас презирают!
– А я могу быть выше их презрения. Если бы только подобные мелочи меня отвлекали, немногого бы я добился в этой жизни.
Он вздохнул тяжело и печально:
– Послушай, мальчик, я пойду наперекор своим правилам и протяну тебе руку еще раз. Ты проделал огромный путь, ты смог найти меня и ты не побоялся прийти сюда, прихватив лишь горничную. Это достойно поощрения. Я протягиваю тебе руку еще раз и говорю, присоединись ко мне! Следующее утро станет первым утром нового века! И этот век будет принадлежать мне! На обломках старой Мескии я возведу дворцы новой империи, и, чем черт не шутит, ты воссядешь на ее троне!
– Вы предлагаете мне императорскую корону?
– Эта мелочь не имеет значения, мой мальчик. Я предлагаю тебе целый мир!
– Интересно.
– Ты достоин этого! Поверь, я знаю, во всей этой гнилой аристократии никогда не будет столько величия и достоинства, сколько есть в одном твоем пальце! Помоги мне сегодня, и завтра начнется путь твоего восхождения к вершине мира! Это не бред сумасшедшего и не сладкая ложь, это мое тебе обещание! Стань рядом и…
– Нет.
– Что?
– Я отказываюсь.
– Но почему?! Разве ты не тэнкрис? Разве ты не был рожден для того, чтобы властвовать и повелевать?
– Именно потому, что я тэнкрис, я не пойду на это. Л’Мориа говорят: «Костьми поляжем, долг исполнив лишь!» И я намерен следовать этому кредо.
– Снова эта смехотворная чепуха, которая не имеет к тебе никакого отношения! – хохотнул мой враг. – Пойми же, мой милый мальчик, что, не зная всего, ты не можешь принимать правильных решений! Ты как слабоумный ребенок, тянущий в рот фосфорную спичку, – не понимаешь, что приближаешь собственную смерть!
– Очень красочно…
– Кто они тебе, эти л’Мориа, принадлежностью к которым ты так отчаянно гордишься?! Думаешь, они твоя семья? Как бы не так! Они всего лишь лживая ширма, которая скрывала от тебя твое прошлое! Они все лгали тебе, Бриан! Лгали всю жизнь! Взять хотя бы эту мерзкую старую ведьму, твою двоюродную бабку! О, я наслышан о вашей взаимной любви! А между тем это она на… Кстати! Лютарна, дерни за ниточку!
Из темного угла, куда не проникал тусклый свет настольной лампы, выскользнула тень в мешковатом плаще. Она прошла к левой стене и потянула за цепь, на которую полагалось вешать старинные свечные люстры. Буквально в следующее мгновение в моей голове взорвался фонтан чужой тягучей боли, невероятных мучений! Откуда-то из-под потолка вниз рухнуло тело, рухнуло и повисло, раскачиваясь, так и не коснувшись пола. Оно висело на большом мясницком крюке, всаженном под ребра, и я потратил целые секунды, чтобы узнать обезображенное, залитое кровью лицо…
– Алфина л’Мориа, – протянул мой враг, расхаживая вокруг тела. – Великая и могучая Алфина. Великая магесса! Этого было не отнять! Настолько великая, что никто и никогда особо не интересовался ее Голосом! А между тем именно Голос был самой примечательной ее частью! Она тщательно скрывала его природу, но не смогла уберечь ее от меня. Я слишком искусен в пыточном деле. Как и в магическом, ведь иначе не смог бы захватить саму Алфину. Или старую кобру, как ты любил ее называть. Она не поведала мне ничего нового, но подтвердила все мои догадки. – Он посмотрел мне в лицо. – Эта тварь мучила тебя всю жизнь, мечтая изжить со свету. Не хочешь ее добить? Кажется, она еще дышит.
– Алфина…
– Хочешь, я заставлю ее снова все повторить? Я резал это дряблое и бледное тело часами, но ничто не доставило ей такой боли, как те шесть предложений в конце. Правда ранит, мой друг. И дарует освобождение! Ты хочешь освободиться?
– Сейчас я хочу снять ее с крючка.
– Скучно. К тому же твой товарищ развеял мои чары, и теперь толпа бесполезных мешков с мясом рвется сюда. Ох уж этот л’Калипса, ох уж этот л’Файенфас… Надо было добить его, когда был шанс.
– И что же тебе помешало? – спросил я, не сводя глаз с качающегося тела старой кобры.
– Малышка Ким.
Я вздрогнул, и он рассмеялся.
– Стыдно, мальчик. При таком незаурядном уме ты позволил женщине дурачить себя, пока не стало слишком поздно! Стыдно!
– Я знаю… покойный Зинкара сказал мне, что она тоже…
– Конечно, тоже! Ты, тот, кто знает чужие чувства, разве не видел, что она чувствовала, думая о своей семье, разбросанной по каторгам и сырым темницам всей страны? Она ненавидела императорскую династию и мечтала о падении Мескии! Почти так же сильно, как и я! Она давала нам приют и помощь, ее шлюхи помогали координировать действия на первых порах, работая курьерами, и ее Голос помогал мне следить за тобой. Все было очень хорошо, пока Зинкара все не испортил! Малышка Ким взбеленилась!
– Когда смертник усадил меня в инвалидное кресло?
– В точку! Продажная девка как с цепи сорвалась, и ей было наплевать, что я разделял ее чувства. Она взялась угрожать мне, представляешь? Это было бы комично, если бы ты не крутился рядом и угрозы разоблачения не были такими опасными. Внезапное исчезновение могло направить тебя по моему следу, а тогда было слишком рано! Когда твой дружок, покрытый ожогами, появился в «Розовом бутоне», я пришел, чтобы быстро завершить дело гомункула, раз уж на то пошло, и избавиться от тела. Но она не позволила.
– Это твою спину я видел тогда.
– Догадался?
– Еще когда висел вниз головой в подвале Зинкара. И это ты снабжал его огненными жезлами, не так ли? Гомункул не владел магией.
– Я всего лишь перезаряжал один и тот же артефакт.
– А когда Кименрия поняла, что слишком зарвалась, ты…
– Нет. Она действительно сбежала. Смышленая плутовка! У нее всегда были запасные варианты. Кажется, она уехала на поезде вместе с графиней де Амальфо, на запад. Мои люди отстали от поезда на вокзале КГМ. Ты знал, что Кименрия была любовницей графини последние полтора года?
– Жаль.
– Тебя это расстроило?
– Жаль, что ты не убил ее. Теперь придется мне.
– Вот как?
– Она предала Мескию. Она предала семью л’Мориа, нашу протекцию, наше слово, которым мы поручились за нее! Клянусь Голосом, она заплатит за это!
– Л’Мориа тебе не семья! Я устал это повторять! Сейчас ты сам узнаешь! Проснись, тварь! Время блаженного забвения вышло!
С пальцев моего врага сорвалась крохотная красная искра и уколола Алфину в лицо. Она дернулась, словно в судорожном припадке, и пронзительно закричала.
– Оставь ее в покое! – взревел я, нажимая на спусковой крючок.
Фигура в плаще, дотоле неподвижно стоявшая у стены, молниеносно переместилась на траекторию полета пули и отбила ее. Я этого не увидел, но лишь смог догадываться о произошедшем! Слишком быстро! Слишком!
– Шкодливый ребенок, за тобой глаз да глаз нужен! Бельмере, держи его на прицеле!
Из густого мрака вышла вторая фигура в плаще. Она подняла длинный композитный лук без тетивы и… натянула его. Тетива появилась, тонкая и почти незримая, как одинокая паутинка, а вместо обычной стрелы вспыхнул длинный острый клин из гудящего пламени нескольких совершенно невообразимых ярких цветов, пурпурного, ядовито-зеленого, темно-голубого. Похоже, я лично встретился с теми самыми магами, которые крушили силы роялистов на поверхности несколько часов назад. Как неудачно, что они оба оказались здесь!
– А вот и кавалерия!
Двери за моей спиной слетели с петель, и по ним загрохотали подкованные подошвы солдатских сапог. Волна решимости, исходящая от вояк, подхлестнула меня и помогла выпрямить ноющую спину.
– Огонь! – рявкнул я, дав начало чему-то умопомрачительному!
Грохот единого залпа больно ударил по барабанным перепонкам, колдун отмахнулся от свинцового дождя и ответил россыпью кровавых молний. На защиту пехоты встал Инчиваль, и под звук вражеского хохота они воспарили ввысь, к потолку, чтобы сцепиться в дуэли. В это время тот или та, которую назвали Лютарной, ринулась вперед. Она буквально разрубила солдата вертикальным ударом ребра ладони и разрывным снарядом врезалась в ряды моего маленького отряда. Сила, с которой орудовало это нечто, вводила в оцепенение!
– Себастина!
Моя горничная врезалась в противника, и они начали обмениваться молниеносными ударами, каждый из которых поднимал нешуточный ветряной шквал. Бельмере открыл огонь, и его пламенные стрелы пронзали солдат насквозь, испепеляя их в считаные секунды. К чести этих храбрецов, они не дрогнули. Моя горничная была отброшена в сторону страшным ударом в лицо, мне показалось, будто мне в голову попала брошенная наковальня! Себастина смела своим телом кресло вместе со столиком и едва не вылетела в окно. Керосиновая лампа разбилась, и разлитое по полу топливо начало гореть. Прежде чем ее противница вернулась к истреблению рядовых солдат, в дело вмешался Даргул. С самого начала схватки он прорастал в мраморный пол залы и, завершив процесс, создал себе каменное тело. Оок обрушился на сверхсильного противника, ударил по нему громадной каменной глыбой раз, еще раз! Лютарна замолотила кулаками в ответ, кроша камни, разрывая молодые побеги! Над головой послышался отчаянный крик, и я увидел, как падает тело Инчиваля. Ни о чем не думая, я ринулся вперед и в прыжке столкнулся с ним, меняя траекторию полета, скорость, силу инерции. Вместо того чтобы разбиться насмерть, он врезался в стену, и я рухнул рядом с ним. Если бы не пикельхельм, то я бы раскроил себе череп как пить дать!