ескивал огонь, булькал котелок с грибной похлебкой на завтра. Малышня посапывала на плетеных лежанках. Соти постукивала деревянной ложкой в глиняном кувшинчике – готовила какое-то снадобье. Было спокойно и уютно. И все-таки очень грустно.
Юлька сидел на полу у края очага и прижимался щекой к закопченному камню. От огня у него золотились ресницы…
Осторожно подошли Винтик и Уголек. Винтик присел в ногах у Галя, и тот ласково запустил в его растрепанные волосы пятерню. Так же, как недавно это делал Дуг. Уголек притерся боком ко мне.
И все молчали, молчали. Огонь догорал, искорки на Юлькиных ресницах погасли. Галь сказал наконец Винтику и Угольку:
– Шли бы спать. А то завтра не встанете и не увидите туман…
Они поднялись и, непривычно послушные, тихие, пошли к лежанкам. А остальные сидели, хотя тоже собирались проснуться на заре, чтобы посмотреть на появление синего тумана.
Говорили, что это очень красиво. Когда над кромкой скал появляется солнце, среди росистой травы и у расщелин камней как бы вспыхивают язычки синего пламени и появляются голубые дымки. Они крутятся, колеблются, делаются похожими на разных зверей и человечков. А когда солнце встает повыше, таинственный этот туман растекается в воздухе и тает…
Да, наверное, это красиво. Пока… А потом? Что будут делать ребята через несколько лет, когда воздух Синей долины станет для них смертельным?
Я не выдержал и шепотом спросил об этом Галя.
Он будто ждал вопроса, не удивился.
– Мы не будем ждать, когда вырастем, – жестко сказал он. – Мы только подрастем. Пускай малыши наберутся сил…
– А потом?
– На острове не одна крепость. В других тоже сохранились пушки. Есть, наверно, и порох.
Юлька нервно шевельнулся, посмотрел на Галя, потом на меня.
– А если не найдем порох, все равно… – добавил Галь. – Вы научили нас делать луки…
– Стрелы против пуль? – еле слышно спросил Юлька.
– Ничего, – сказал Галь.
А Шип с усмешкой заметил:
– Смотря какие стрелы. Соти придумает, чем помазать наконечники.
Утром никто не увидел тумана. Среди ночи пришел в долину ровный плотный ветер. Гнул верхушки деревьев, прижимал траву и слизывал туман, едва он выступал из-под земли.
А небо оставалось ясным, и над Синей долиной занимался чистый рассвет.
Потоки воздуха разлохматили нам волосы, когда мы вышли на прогнившее крыльцо.
Галь печально сказал:
– Ну вот, начался он, юго-западный ветер. Пора вам, Женька, домой.
“Домой!” У меня будто все нервы рванулись в дальнюю даль, к горизонту. Неужели пришло время для такого счастья?
И сразу же стало не по себе: а как же ребята?
Юлька стоял рядом и смотрел в землю. У него было очень странное лицо – бледное с красными пятнами. Он царапал доски крыльца рваным своим башмаком. Так царапал, что отлетали гнилые щепочки…
– А как же вы… – пробормотал я, не решаясь взглянуть на Галя.
Он сказал:
– Ну, что – мы… Это наш остров. А у вас есть своя земля.
Юлька резко вскинул голову, а мне обожгло щеки.
– Ты что… – проговорил я. – Ты думаешь, что если мы… если не отсюда, то нам все равно? Мы же столько вместе…
Галь стоял передо мной прямой, строгий, тонкий, и ветер трепал у него над плечами остатки синей куртки. Я решил, что сейчас он скажет: “Конечно, мы были вместе, но лучше бы вас не было…” Но он покраснел, как-то обмяк и виновато заговорил:
– Ты разве не понимаешь? Вам же в сто раз опаснее, чем нам. Если мы попадемся, нас запихают в приют, вот и все. А вас главный суд острова приговорил к смерти.
– Как же мы попадемся? Сам говорил, что слуги Ящера сюда не сунутся.
– Кто их знает… Вдруг придумают маски от газа?
Ничего себе, успокоил! Я спросил с тревогой:
– А почему ты думаешь, что вам ничего не сделают, если поймают?
– Не посмеют. Закон не позволяет убивать детей, которые родились на острове.
– Дуга убили…
– Он был уже большой.
– В Точку стреляли.
– Ну… это, наверно, случайно…
Я вздохнул и отвернулся.
Галь не успокоил меня. Да, по-моему, и сам он не верил тому, что сказал.
– Надо лететь, Жень… – опять проговорил Галь. – Вас дома ждут.
И снова я весь как бы рванулся к дому. И опять остановила тоска: неужели расстанемся навсегда?
Хотя, если по правде говорить, кому мы здесь нужны? Зачем?
– Ладно, – горько сказал я. – Полетим. Здесь от нас какой прок? Одни несчастья…
Галь укоризненно мотнул головой:
– Зачем ты так? Вы рассказали нам про порох… Без вас мы бы всю жизнь просидели на той скале.
– А Дуг…
Галь сжал губы, помолчал и сказал очень тихо:
– Ну что ж… Раз это война…
Прощались мы недолго. Когда Птица опустилась на перекладину покосившихся ворот, мы встали тесным кружком и замолчали.
Потом Юлька прошептал:
– Ребята, вы простите меня…
– Не надо про это, Малыш, – сказал Галь. – Ты наш друг…
…Пока мы видели ребят с высоты, они все махали, махали нам. Но скоро их скрыли деревья. В горле у меня словно сидел занозистый кубик, я старался его проглотить. А потом опять подумал: “Домой летим!” И стало легче. Я посмотрел на Юльку. Он виновато улыбнулся мне. На губах у него еще не совсем зажили порезы…
До дома еще далеко…
Я думал, что Птица сразу полетит на северо-восток и мы скоро окажемся над морем. Но Птица повернула к западу и вдруг начала опускаться.
Внизу был темно-зеленый лес и яркие проплешины лужаек. Мы приземлились на краю большой поляны, где росли кусты с желтыми цветами.
– Ты что, Птица? – начал я. – Нам надо домой! Понимаешь, Птица? До-мой…
И вдруг я узнал место! Это была та поляна, где я впервые встретил Птицу. Вот и дерево с темной грудой гнезда. И голова птенца торчит над хворостом. Он подрос, птичий малыш, голова стала крупнее и клюв крепче.
– Юлька, не бойся, – заговорил я. – Это дом нашей Птицы. Она залетела, чтобы покормить птенца. Ведь она улетает надолго, а он один остается…
Птица затрещала клювом и закивала, словно хотела сказать: “Правильно. Вы не волнуйтесь, я долго не задержусь…”
Я отвязал от птичьих ног сиденье. Птица тут же поднялась и улетела. Юлька посмотрел ей вслед с большой тревогой. Он, видимо, боялся: вдруг она не захочет унести нас домой? Но я был уверен в Птице и ни капельки не волновался.
– Давай полежим, – сказал я Юльке. Мы легли в траву и стали смотреть на редкие желтые облака. Они быстро бежали под юго-западным ветром.
– Кто-то идет, – неожиданно проговорил Юлька. Нервы у него все время были как струнки.
Я прислушался. В самом деле, кто-то неторопливо шел среди деревьев.
Юлька затравленно глянул на меня. Я кивнул ему: “Давай за мной”, и мы, не поднимаясь из травы, уползли за деревья. Залегли.
Шаги опять приблизились. Тогда мы, пригибаясь, побежали в глубину леса. Я боялся не только за себя и Юльку. Не хотелось мне, чтобы кто-нибудь увидел гнездо Птицы.
Высокая трава, заросли и лианы мешали нам, а тот человек шагал, будто по ровной дороге, и все приближался. И наконец мы услышали голос:
– Не убегайте и не бойтесь. Я никому не причиняю зла.
Я узнал этот голос. И остановился. Выпрямился. Взял в ладонь рукоять кинжала.
– Юлька, это Отшельник.
Отшельник подошел – спокойный, неторопливый, в своем сером балахоне, подпоясанном травяной веревкой.
– Мир вам в этом лесу…
– В лесу, конечно, мир… – насмешливо сказал я.
Он узнал меня, но не удивился. И ничего не изменилось в его бледно-голубых глазах.
– Ты жив, – проговорил он. – Это хорошо. У тебя счастливая судьба.
– Жив, – откликнулся я. – А как вы живете, Отшельник? Нашли Главную и Вечную Истину?
Он качнул головой:
– Не нашел. И наверно, не найду: жизнь коротка. Я теперь думаю иногда о других вещах…
– О каких? О совести? Вы знаете, что такое совесть, Отшельник? – проговорил я, сдерживая злость.
Он вопросительно смотрел на меня и, кажется, немного забеспокоился.
– Совесть – это такое чувство, – объяснил я. – Ну, например, если ты приютил в своем доме человека, а потом выдал его врагам, от этого делается плохо. Не спится. Мысли разные… Не было с вами такого?
Он посмотрел себе под ноги, глянул на Юльку, потеребил травяной жгут на поясе. После этого опять поднял на меня водянистые глаза.
– Ты напрасно осуждаешь меня. Совесть неспокойна у тех, кто творит зло. А я не делаю ни зла, ни добра. Пусть люди живут как хотят, я им не мешаю.
– Не мешаешь?! – взорвался я. – А зачем показал не ту дорогу?!
Он вздохнул:
– Как же не ту? Другой дороги просто не было.
– Была! Назад, в обход города, к бастионам!
– Но зачем идти назад, если шел вперед? Нельзя убегать от судьбы. Это нарушит законный ход событий. А когда нарушаешь этот ход, найти Истину еще труднее…
– Врешь ты все, – сказал я. – Ты просто боялся, что придут слуги Ящера и возьмут за шиворот: “Почему не выдал беглеца?”
Он кивнул:
– Да, ты прав. Это помешало бы мне искать Истину. А Главная и Вечная Истина гораздо важнее жизни одного человека.
“Вот скотина”, – подумал я и сказал:
– Уходи. Ты предатель.
– Ну и что? – возразил Отшельник. – Еще неизвестно, плохо это или хорошо. Рядом с тобой стоит твой друг, он тоже предатель, но ты не гонишь его…
Я плечом ощутил, как Юлька покачнулся. Будто в него камнем попали. И я заорал на Отшельника:
– Сравнил! Ты!.. Тебя бы в такое дело пихнуть! Молчи лучше! Уходи! И попробуй еще раз выдать нас!
Отшельник слегка отпрянул, но лицо его не изменилось.
– Я не собираюсь вас выдавать. Зачем? Да вы и не спрашиваете дороги, сами идете… Прощайте…
Он обошел нас и стал уходить, не оглядываясь. Трава и заросли будто сами расступались перед ним.
Меня опять взяли злость и обида.
– Не найдешь ты Истину, Отшельник! – громко сказал я ему в спину.
Он не оглянулся. Тогда я крикнул:
– А хочешь, я тебе ее скажу?! Хочешь?