Дети, чьи границы грубо нарушены, всегда сообщают об этом взрослым, но их сообщение игнорируется, отвергается или неверно понимается. Например, в моем детстве родители и учителя верили, что ребенка можно сделать «хорошим», объясняя ему, каким он был «плохим». Дети захотят хорошо себя вести, только если им внушить, что они вели себя плохо.
Но говорить детям, что они плохие, означает нарушать их личностную целостность, и они часто сообщают нам об этом без слов, но ясным и откровенным языком. Они плачут, на их лицах отражается страдание; их тела напрягаются, взгляд опускается вниз, голова падает на грудь. Все в них кричит: «Ты делаешь мне больно!»
Некоторые дети произносят это вслух, но слышат в ответ: «Молчи, когда я с тобой разговариваю!» Иногда взрослые неверно трактуют язык детского тела и требуют: «Смотри на меня, когда я обращаюсь к тебе!»
Эти замечания добиваются внешнего социального идеала за счет личностной целостности ребенка. Они означают: «Неважно, больно тебе от моих слов или нет. Пусть даже так, тем лучше ты запомнишь. Главное, чтобы ты научился вежливости и смотрел в глаза, когда с тобой говорят».
Если слова не действуют, взрослые порой берут ребенка за подбородок и заставляют его поднять лицо. Тут у него только один путь защищаться – опустить глаза. Но это так раздражает некоторых родителей, что они переходят к физическому наказанию или отправляют ребенка «подумать» в свою комнату.
Так делали в Дании тридцать или сорок лет назад и продолжают делать до сих пор во многих странах. Почему? На это есть две причины.
Во-первых, так поступали все родители, и это считалось правильным.
Во-вторых – и это главное, – дети положительно реагировали на такое обращение! Ребенок, которого побили или отправили в кровать без ужина, придет в себя через пару часов или на следующее утро. Он снова будет весел и ласков с родителями, будет играть в мяч с папой, шептаться с мамой и бегать по двору с друзьями. Возможно, он произнесет дежурное извинение или ему скажут: «Давай забудем о нашей ссоре, теперь все хорошо».
Ребенок не злится на родителей и не относится к ним хуже, чем раньше. Тем не менее он потерял частичку себя, стал немного меньше собой и чуть больше – таким, каким его хотят видеть взрослые.
Но, как и все дети, он любит своих родителей и готов любой ценой подарить им «правильного» сына или дочь. Убежденный, что они правы, а он нет, ребенок подавит боль и унижение – и через двадцать лет будет так же поступать со своими детьми.
Склонность детей идти навстречу пожеланиям родителей часто используют для доказательства, что тот или иной метод воспитания «работает» и не приносит страданий. Родители показывают на такого ребенка и говорят: «Я уверен, что мы правильно воспитываем Джонни. Смотрите, как мы отлично с ним ладим».
Пример
Молодая мать с трудом справляется с домашними обязанностями, которые ждут ее после работы. Она рассталась с отцом своих детей и самостоятельно растит трехлетнюю дочку и пятилетнего сына, а также убирает, готовит, стирает и содержит семью. Поэтому каждый день она оставляет детей на несколько часов в комнате, чтобы они смотрели телевизор, пока она хлопочет по хозяйству.
Воспитательница в детском саду заметила, что дети замкнутые и грустные. На ее вопрос мальчик ответил, что их заставляют долго сидеть одних. Учительница позвонила матери, которая не просто признала, что держит детей в комнате. Она оправдывалась тем, что ее мать поступала с ней в детстве точно так же и ничего плохого из этого не вышло. К тому же она слышит, как дети весело играют вдвоем. Разумеется, детям не было весело – они просто шли маме навстречу.
Я привел этот пример не для того, чтобы поспорить, хорошо или плохо сажать маленьких детей в комнату на несколько часов. Я хочу подчеркнуть, что дети подают нам ясные сигналы и мы должны принимать их всерьез, даже если это противоречит тому, как растили нас или как растят детей другие.
Физическое насилие разрушает личность любого человека – включая детей. Мы можем доказывать, что «нет другого выхода» или «он это заслужил», и защищать право родителей на телесные наказания. Эти отговорки только подтверждают, что мы делаем что-то не то и сами это знаем.
Тем не менее многие взрослые отстаивают наказания теми же аргументами, какими мать оправдывала сидение детей в комнате: «В детстве мне досталось несколько хороших взбучек – они были заслуженными и ничуть мне не навредили». А еще: «Это работает!» Мол, когда дети делают что-то плохое, крепкая оплеуха гарантирует, что этого больше не повторится.
Аргумент «это работает» распространен не только среди родителей, но и у профессионалов, работающих в сфере образования и душевного здоровья. И знаете – они правы. Чем настойчивее одна сторона требует от другой отступиться от личных границ, тем лучше работают эти методы. Вот почему шестилетняя жертва инцеста напоминает кокетливую тринадцатилетнюю Лолиту и почему японские школьники совершают столько самоубийств. Вот почему новые религиозные секты, каждая со своим трюком, пользуются такой популярностью. Вот почему десятки тысяч людей рыдали после смерти Сталина и Тито. И вот почему авторитарные отцы и властные бабушки сохраняют иллюзию, что семья для них превыше всего, хотя на самом деле они стоят над семьей.
Защищать телесные наказания, апеллируя к их эффективности, неправильно по двум причинам. Во-первых, мы убедились, что дети охотно идут навстречу взрослым, которых они любят, которым доверяют и от которых зависят, – как бы те себя ни вели. Во-вторых, теперь, когда мы так много знаем о долговременных эмоциональных, когнитивных и духовных последствиях насилия, недопустимо оправдывать его кратковременным эффектом.
Иными словами, недостаточно говорить, что что-то «работает». Мы должны изучить, как и почему это работает. Для начала надо осознать человеческую и социальную цену, которую мы сами, наши дети, родители, пациенты и сограждане заплатим за то, что внешне кажется успешным проявлением взаимодействия. Если эта цена – целостность чьей-то личности, то она слишком высока. Это простой и цивилизованный этический принцип.
В прошлом, когда мы верили, что дети рождаются непонимающими недочеловеками, было еще возможно защищать насилие над их личностью. Взрослые, по их убеждению, знали, что нужно детям, чтобы те выросли и стали полноценными людьми.
«Ты поймешь, как это важно, когда вырастешь!»
«Это для твоей же пользы!»
«Когда-нибудь ты мне скажешь спасибо за это».
«Мне это еще больнее, чем тебе!»
Вот лишь несколько классических фраз, которые используют взрослые, подавляя личность ребенка. Эти оправдания показывают, насколько родителям трудно поступать так, как требует от них общество.
Теперь мы знаем больше. Мы знаем не только что дети мудры, но также что они:
• рождаются социальными существами;
• могут устанавливать свои личные границы;
• сознательно взаимодействуют с любым типом поведения взрослых, независимо от вреда или пользы, которое оно им несет;
• сознательно отражают, вербально или невербально, эмоциональные переживания своих родителей.
Иными словами, дети особенно ценны для родителей именно в те моменты, когда кажутся источником проблем.
Далее я постараюсь проиллюстрировать и обосновать это, на первый взгляд провокационное, утверждение, которое должно стать краеугольным камнем для построения нового типа отношений между родителями и детьми.
Рассмотрим три примера.
Пример 1
Когда Николасу было 11 месяцев, его родители переживали серьезный кризис в отношениях. По ночам они часто ссорились.
Каждый раз, когда это случалось, Николас просыпался и плакал. Родители брали его на руки, чтобы успокоить, но, несмотря на все их старания, он был безутешен. Чем больше они пытались понять, чего он хочет, тем более требовательно и раздраженно он вел себя, пока, утомленный, не засыпал. Но на следующую ночь все повторялось.
Родители не думали, что Николас «требует внимания» или старается доставить им неприятности. Вскоре они сообразили, что эти эпизоды напоминают им другую ситуацию. Николас обычно просыпался, когда они занимались любовью, но при этом был весел и его нетрудно было снова уложить спать. Тогда они наконец поняли деструктивную природу своих ночных ссор. Не только тон их разговоров был упрекающим и неприятным, но и сами аргументы ни к чему не приводили. В итоге они чувствовали себя усталыми, обиженными и разочарованными.
Через несколько недель супруги нашли более конструктивный способ обсуждать свои разногласия. Николас по-прежнему просыпался, немного растерянный и недовольный, но через 5—10 минут успокаивался на руках у родителей и просился обратно в кроватку.
Принимая всерьез реакцию своего сына, родители получили урок, который в другой ситуации им пришлось бы усваивать годами. Он поняли, что капризы ребенка означают: «Дорогие мама и папа, мне не нравится, как вы решаете свои проблемы. Это меня пугает и расстраивает. Вы не могли бы делать это по-другому?»
Когда они перешли на другой тон обсуждений, Николас изменил свое сообщение: «Я по-прежнему немного пугаюсь и огорчаюсь, когда вы спорите, но меня уже не тревожит то, как вы это делаете».
Пример 2
Луиза, капризная девятилетняя девочка, начала вести себя в тревожной, саморазрушающей манере: она режет себе пальцы ножницами, прокалывает ножом кожу на животе и засовывает иголки в нос, чтобы вызвать кровотечение. У нее есть старший брат, с которым она часто себя сравнивает. Уже несколько лет она постоянно спрашивает родителей: «Почему вы любите Томаса больше, чем меня?» Попытки вызвать кровь из носа начались вскоре после того, как Томас прошел лечение из-за частых кровотечений.
Родители Луизы – ответственные люди, которые очень любят дочь и делают все возможное, чтобы наладить с ней отношения. Они отзывчивы, рассудительны и ст