— Когда речь о знакомой девчонке, все по-другому.
— Ссориться не дело, — ответил он.
И как всегда, что-то в его голосе рассеяло кровавое облако у меня перед глазами. В детском саду воспитательница беседовала с мамой из-за того, что всякий раз, ответив неправильно, я начинал рвать на себе волосы. Меня водили к детскому психологу, которая оказалась настоящим бедствием. К счастью, она брала за прием слишком дорого и надолго маминой страховки не хватило. Так что они оставили меня наедине с моим гневом.
Крис и Барли следили за мной. От царившего внутри напряжения домик, который и так был двадцать на двадцать футов, стал казаться еще меньше.
— Я спущусь, встречу девчонок, — пробормотал я.
— Я с тобой, — сказал Крис.
Барли кое-как поднялся на ноги.
— И оставите меня здесь? Ни за что.
— Жди здесь, — сказал я Крису. — Мне нужно побыть одному.
Крис выглядел разочарованным, но понял, что лучше не спорить. Иногда успокоиться помогает только время. Время и одиночество. По дороге за девчонками у меня будет и то и другое.
Спустившись по лесенке, я зашагал по вьющемуся грязному росчерку, который и тропинкой-то назвать нельзя. Просто тонкая линия, не шире фута, в высоких сорняках, петляющая так, что трудно было не оступиться и не угодить в заросли ядовитого плюща и крапивы. Мы специально не протаптывали ее как следует. Нам не хотелось, чтобы другие люди, особенно придурки вроде Брэда, Курта и Эрика, знали о домике на дереве. Это было наше место, единственное на планете, где можно было не волноваться о родителях, учителях или задирах.
Чем дольше я об этом думал, тем сильнее понимал, что девчонки никак не могли знать, где он. По крайней мере — точно. Они могли предполагать, в каком направлении он находится, но никогда бы не нашли его без проводника. Честно говоря, они могли и в лесу заблудиться.
Ощутив тревогу за Мию, я пошел быстрее.
И замер.
Тень мелькнула на тропинке передо мной.
Воспоминания о новостях наполнили голову.
Сначала были крики, потом мужчина начал кого-то умолять. А потом я услышал другие звуки и понял, что все взаправду.
Я был один в темном лесу; сплетение еловых ветвей, раскидистых, крепких и сумрачных, поглощало лунный свет, который пробивался сквозь облака.
Вы можете описать эти звуки?
Ох, боже... я не знаю... это было ужасно. Просто ужасно. Долгое рычание, удары. А потом...
Мое тело словно погрузили в ледяную воду.
«Кто-то жевал», — сказал мужчина из телевизора.
С внезапным ужасом я понял, что тоже что-то слышу. Звуки исходили от елок впереди. Ошибиться было нельзя. Смех, высокий, мелодичный и зловещий. Я попятился, задрожав. Это был Карл Паджетт. Лунный Убийца. Я сделал еще шаг назад, но знал, что это не поможет. Меня распотрошат и съедят.
Руки сомкнулись на моей груди.
Ахнув, я рванулся вперед, но тот, кто меня держал, последовал за мной, и я понял, что он смеется тем же высоким, почти девичьим смехом... казалось, это...
Я перестал бороться.
— Мия?
— Если отпущу, — прошептали мне в ухо, — обещаешь не драться?
Я выдохнул, мое тело обмякло. Чужие руки соскользнули с груди. Обернувшись, я посмотрел Мие в глаза.
Она прикусила нижнюю губу, изо всех сил стараясь не рассмеяться, но не смогла.
— Ты у меня получишь, — сказал я.
Она попятилась, хихикая. Серебряный лунный луч упал ей на лицо. Она сияла как никогда.
Я метнулся к ней и принялся ее щекотать. Смеясь, она отступила. Ее зубы блестели, а кожа казалась темно-коричневой. Наверное, весь день была на солнце, решил я, потому что она выглядела еще более загорелой, чем прошлой ночью. Я потянулся к ней, но она ловко увернулась. Я чувствовал, как ей это нравится, как она радуется, что смогла ко мне подкрасться. Я спешил за ней и тоже смеялся. На Мии были голубые джинсы, несмотря на жаркую ночь, и белый топик, достаточно облегающий, чтобы подстегнуть мое воображение.
— Вы всю ночь будете флиртовать? — спросил голос у меня за спиной. — Или мы увидим знаменитый домик на дереве?
Обернувшись, я увидел Ребекку Рэлстон, стоявшую в лужице лунного света. Я заметил у нее на шее подвеску с перидотом, которую ей, видимо, подарил Крис. С широкой улыбкой и светлыми волосами, она была почти такой же красивой, как Мия.
Почти.
Я попытался скрыть свое неудовольствие.
Может, Ребекка это почувствовала. Она сказала:
— Ну, если хотите, можете просто показать мне дорогу, а потом придете и сами.
Прежде чем я смог ответить, Мия сказала:
— Конечно.
Я удивленно повернулся к ней.
— Если ты не против, — сказала она мне с лукавой улыбкой.
«Конечно не против! Выходи за меня!» — едва не вскричал я.
— Ладно, — сказал я, изо всех сил пытаясь выглядеть спокойным, и ткнул пальцем в направлении домика. — Он в пятидесяти ярдах. Просто иди по тропинке.
Ребекка включила фонарик, который я не заметил.
— Ясно, — сказала она и подавила зевок.
— Что-то не так? — спросил я. — Я настолько скучный?
Она хмыкнула.
— Долгий день. «Пурпурная черепашка» была адом.
Я подумал, не спросить ли Ребекку, ходит ли она к психологу. Не мог представить, каково это — волонтерить в детском саду. Плач, песни, какашки. Я бы с ума сошел через час.
Она двинулась мимо нас и остановилась.
— Твоя мама дома с Пич?
— Конечно. Где ей еще быть?
Она наградила меня долгим взглядом, словно хотела что-то сказать, потом покачала головой.
— Неважно, — бросила она и ушла. Мы с Мией остались одни.
Мия сказала:
— Ребекка немного параноик.
— Я понял.
— И я бы тревожилась на ее месте.
Я молчал, думая, что я — тоже. Мне захотелось вернуться домой и проверить, как там Пич. Иногда она меня раздражала, но, если бы с ней что-то случилось, я бы не смог жить.
Может, я зависел от нее так же, как она от меня.
— Думаю, ты получил мою записку, — сказала Мия.
— Ага, — ответил я и, понимая, что нужно сказать больше, добавил: — Спасибо.
«Высший пилотаж, — пробормотал мой внутренний критик. — Просто улет».
— Утром я вспоминала твое стихотворение, — сказала она.
— Мое стихотворение, — тупо повторил я.
— Ага, — сказала она, улыбнувшись. — То, что ты читал в классе миссис Герберт.
— Ты его помнишь? — Я не мог в это поверить. Черт, я и сам его не помнил. Я ужасно боялся читать свои стихи перед классом, но миссис Герберт была упрямой, как вол, и если ты не выступал, то получал кол. Я был к нему готов, но Крис уговорил меня попробовать.
Мия закрыла глаза.
Заперто сердце в склепе черном,
В комнате только иней и мрак,
Я вслепую шагаю впотьмах
И остаюсь одиноким ребенком.
У меня челюсть упала.
Мия открыла один глаз и застенчиво на меня посмотрела.
— Верно?
Я кивнул.
— Как ты...
— Оно мне так понравилось, что я его записала. Мы с Ребеккой до сих пор его вспоминаем. Оно было лучшим в классе.
— Я получил три, потому что не использовал ямбический пентаметр.
— Скорее потому, что миссис Герберт не узнает хорошей поэзии, даже если та клюнет ее в задницу.
Мы рассмеялись.
— Разрушенная церковь, — сказала Мия, вспоминая название моего стихотворения. — Почему?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Мне казалось, название подходящее.
Было невероятно странно говорить о моем стихе. Я считал, что он отстойный, и так и сказал. Мия покачала головой.
— Ты слишком строг к себе. Говорю тебе прямо. Даже в детстве злился на себя из-за пустяков.
Наверное, я нахмурился.
— Ты говоришь так, словно хорошо меня знаешь... но мы же почти не разговаривали.
— Это потому, что я была глупой. — Она пнула землю, поддев грязь носком белой туфли. — Может, потому, что Брэд — старший брат Ребекки. Это нелепо, но я от него фанатела.
Она закатила глаза и усмехнулась.
— Типа... он такой сильный, красивый, взрослый парень.
Она с надеждой посмотрела на меня, но я чувствовал только раздражение. Это слово фанатела вошло мне в мозг, точно заноза под ноготь. Брэд не заслуживал фанаток. Только пару ударов молотком.
— Я не виню тебя, если ты злишься, — продолжила она. — Все в порядке. То есть нам не суждено было быть вместе, но я не могла избавиться от тебя.
— Ты говоришь так, будто я — какая-то болячка.
Она криво улыбнулась.
— Хочешь отплатить жестокостью за жестокость?
— Может быть.
Она легонько ткнула меня в плечо.
— Дурак.
— Не могут же все быть такими жеребцами, как Брэд.
Не веря своим ушам, она рассмеялась.
— Перестань!
— Ладно, — сказал я, отступая. — Мне жаль.
— Нет, тебе не жаль.
— Ты права. Мне совершенно не жаль.
Ее глаза вспыхнули, и она снова стукнула меня в плечо, на сей раз сильнее.
— Эй, у меня синяк будет.
— Ты заслужил.
Я потер плечо, скривившись для вида.
— Разрушенная церковь — это твой дом? — спросила Мия.
Я замер.
— Что?
— Это стихотворение об утрате доверия, — объяснила она. — Я знаю, что вы с мамой не ладите, а отца у тебя нет. Ты заботишься о младшей сестре. Наверное, это трудно.
Я напрягся.
— Может, не будем впутывать в это Пич?
— Как скажешь.
Я не ответил. В животе было кисло.
— Как ее зовут на самом деле? — спросила Мия.
— София, — пробормотал я.
— Почему ты не зовешь ее так?
Вздохнув, я посмотрел на черную полоску неба, видневшуюся среди еловых ветвей.
— Не знаю, может, потому, что ее мама так назвала.
— Много ругаетесь? — спросила Мия. — Вы с мамой?
— Это личное.
— Не доверяешь мне?
Я думал соврать, но решил сказать правду:
— Не знаю. Пока нет.
Она кивнула.
— Я понимаю. На твоем месте я бы тоже не сразу верила людям.