Я молчал, размышляя. Если он повернет налево на Т-образной развилке, я, наверное, смогу выпрыгнуть из машины. Ему придется почти остановиться, чтобы вписаться в поворот при таком ливне. Но если Паджетт повернет направо, заднее колесо, скорее всего, проедет по моей ноге, и все будет еще хуже, чем сейчас.
— Короче, — сказал Паджетт, — они посадили меня со здоровяком Генри Карлайлом, и в первую же ночь он явился по мою душу, как я и предполагал. Он не хотел дожидаться подходящего момента, как ты сейчас ждешь, когда сможешь выскочить из машины.
Я замер.
— За идиота меня держишь, парень? Конечно, ты попытаешься сбежать. Думаешь: этот тип, Паджетт, убьет меня в любом случае и оставит мою маму в той дыре. Почему бы не попытаться? — Он повернулся ко мне. — Я прав?
Мне словно врезали по ногам битой. Я положил руки на колени.
— Карлайл явился по мою душу. С ножом — приличным таким ножом. Таким бы сома потрошить. — Он горько улыбнулся. — В кино про тюрягу все время кто-то кого-то пыряет заточкой. Но зачем затачивать кусок металла, если охранники снабдят тебя филейным ножом?
Через десять минут после того, как свет выключили, Карлайл подошел ко мне. С огромным блестящим ножом. А у меня были только руки.
Паджетт замолчал. Ожидая, что я попрошу его продолжать. Я не хотел его воодушевлять. Я ненавидел этого сукина сына, но, должен признать, мне было любопытно. Так что, злясь на себя, я спросил:
— И что случилось?
Паджетт кивнул, явно наслаждаясь рассказом. Мы остановились у развилки, и Паджетт закончил историю.
— Они не говорят о том, насколько я сильный. То есть ты немного почувствовал, когда я надрал тебе задницу в подвале, но никогда не видел меня в действии. Ты знаешь, что я работал на стройке, но я не просто проектировал, Уилл, я сам строил. Мне нравилось марать руки, поднимать тяжести над головой и смотреть, как другие пачкают штаны, понимая, насколько я силен.
Паджетт свернул направо.
— Карлайл привык, что парни пресмыкаются перед ним, молят о пощаде. Подозреваю, он убил многих и думал, что я очередной труп. Он подошел ко мне со сверкающим ножом, и я едва успел откатиться в сторону. Лезвие вонзилось в матрас и застряло, так что у меня появилось немного времени. Карлайл, спасибо его татуированным мозгам, оставил нож и пошел на меня с голыми руками. Я врезал ему в переносицу, и он отшатнулся, тряся головой. Я схватился за нож и выдернул его из матраса. А потом уже сам занялся им. Гонял его по камере, делал выпады и загнал в угол между коек. Сделал вид, что хочу порезать ему лицо, и, когда он поднял руки — ведь никто, даже сумасшедший, не хочет быть изуродованным, верно? — когда его татуированные руки взлетели вверх, я всадил в него нож. Вот сюда. — Паджетт поднял правую руку и похлопал по подмышке. — Но я не убил его сразу: это бы не произвело нужного эффекта.
Он обернулся ко мне.
— Понимаешь, что я имею в виду?
Он посмотрел мне в лицо, и его веселье немного поблекло.
— Не, ты не поймешь. Это не для таких слабаков. Так что я скажу тебе прямо, малыш. То, что я сделал с Карлайлом, не было сведением счетов.
Я поднял бровь.
— Ты убил его. Как ты можешь говорить, что это не сведение счетов...
— Другие заключенные, — выпалил Паджетт. — Я сделал это для них. Понимал, что для того, чтобы сбежать, потребуется время.
Какая-то кошмарная мысль мелькнула на его лице.
— Больше десяти лет, как выяснилось. И поскольку мне предстояло сидеть в тюрьме, я понимал, что нужно сделать заявление. Генри Карлайл был их убийцей номер один, но я знал, что найдутся и другие. Мне не хотелось, чтобы шайка генри карлайлов пыталась убить меня всякий раз, как я завалюсь на боковую. Узнаешь эту дорогу, Уилл?
Я понял с тошнотворным ужасом, что мы снова свернули направо. Так мы приедем на запад Мирной Долины, хуже того, в хорошо знакомый район.
Там жили Уоллесы.
У них гостила Пич.
Но Паджетт ведь этого не знал. Или знал?
Мы ехали дальше, «крузер» набирал скорость на прямом отрезке дороги, по обочинам которой выстроились деревья. Начало леса Мирной Долины.
— Люди, которые никогда не убивали, знают о человеческом теле из кино или телешоу. Или из уроков биологии. Но есть кое-что, чего ты, готов поспорить, не знаешь. Кости очень твердые. Конечно, внутри они губчатые, но их нелегко сломать. Так что я сунул руку в рану у Генри Карлайла под мышкой и сильно потянул, чтобы сломать ему ребра. О, мне не нужно было ломать все, только два. Но все равно пришлось постараться.
Впереди — слева — я увидел первые дома. Большинство из них были двухэтажными, все занимали два или три акра. Тихий район и, как я всегда думал, безопасное место для Пич.
Краем глаза я изучал лицо Паджетта. Знал ли он? Или выбрал это место случайно, чтобы спрятать «крузер»? Я знал, что здесь множество прудов и болот — в Мирной Долине их было полно. Я даже вспомнил, что в конце дороги огромная топь. Прекрасное место, чтобы избавиться от машины. Возможно, Паджетт выбрал эту дорогу именно для этого.
И все же я задержал дыхание, когда на горизонте возник аккуратный кирпичный коттедж Уоллесов — в шести домах от нас. Я вдавил пальцы в сиденье, чтобы они не дрожали.
Голос Паджетта был благодушным, словно мы обсуждали погоду:
— Я залез в рану Генри и убедился, что он на меня смотрит — своими большими глазами. — Паджетт хмыкнул. — Когда я сломал ему ребра, добраться до внутренностей стало несложно. Я вцепился ему в легкое, зная, что больше он не издаст ни звука, и скоро нашел, что искал.
Дом Уоллесов был в трех участках от нас. Лило как из ведра. Я молился, чтобы Пич и ее подружка Джулиет сидели дома.
Два участка — ни следа девочек.
— Ищешь что-то? — спросил Паджетт.
В ужасе я уставился перед собой, пытаясь стереть с лица виноватое выражение.
«Пожалуйста, просто проезжай, — молил я. — Только не останавливайся».
Дом Уоллесов остался позади.
Я уставился в ветровое стекло, проклиная себя за неосторожность. Какая была бы ирония, выдай я сам местонахождение Пич.
Я ведь был ее защитником.
Паджетт заговорил снова:
— ...и когда я это отыскал, отошел и оставил это снаружи камеры. А потом принялся за старину Генри. — Он взглянул на меня. — Ты знаешь о моей визитной карточке?
— Конечно, — пробормотал я, мой желудок сжался. — Ты пишешь послание кровью жертвы, чтобы поддразнить полицию. Копируешь Джека Потрошителя.
— Неплохо, малыш. Но Джек Потрошитель убил только пятерых, а я только начал.
«Боже», — подумал я. Паджетт действительно хвастался своими преступлениями. Это не должно было меня шокировать, не после того, что я видел, и все же к горлу подступила тошнота.
Мы были в паре домов от Уоллесов, а Паджетт и не думал останавливаться.
У меня появился вопрос.
— Почему ты убил Кайли Энн?
— А ты как думаешь? — спросил он, ухмыляясь.
У меня пересохло во рту. Он опустил окна, и в машину тут же хлынул дождь.
Последний дом в районе промелькнул и остался позади. Дорогу обступили деревья, еще через двадцать ярдов асфальт сменился гравийкой. Вскоре из-за леса впереди показалось покрытое ряской болото. Паджетт съехал с упиравшейся в опушку дороги, провел машину между деревьев и остановился в пятнадцати ярдах от черной воды.
— Идем, малыш, — сказал он, выбираясь наружу. — Если, конечно, не хочешь утонуть вместе с машиной.
Я вылез и оглядел окружающий лес.
— А если попытаешься бежать, — добавил Паджетт, — я утоплю твою мамочку не моргнув глазом.
Я вздохнул.
— Я не стану.
Он крался по лесу, хмуро глядя в землю. Напомнил мне о звере. И оторванной голове офицера Хаббарда. Водились ли здесь эти чудовища? На кого они набросятся первыми: на Паджетта или на меня?
Паджетт еще несколько секунд изучал землю, затем увидел что-то, подошел поближе и наклонился. Когда он выпрямился, я заметил, что это был большой камень. Чуть меньше волейбольного мяча. Держа его у бедра, Паджетт приблизился к открытой дверце машины и бросил его в салон. Раздался глухой стук, через секунду включился двигатель, педаль газа ушла в пол, но «крузер» не сдвинулся с места.
— Отойди, сынок, если не хочешь, чтобы тебя размазало по капоту.
Не ожидая ответа, он подтолкнул машину. «Крузер» рванул вперед, развернулся ко мне багажником. Затем въехал в топь. Капот нырнул вниз, но машина продолжала ехать. Грязная вода быстро поглощала «крузер». Накатывалась на белый капот, скрыла крышу, вскоре даже задний борт исчез в черной утробе болота.
Я едва мог смотреть в довольное лицо Паджетта.
— Что теперь? — спросил я. — Мы здесь застряли.
Он уклончиво хмыкнул и пошел назад к дороге.
— Думаю, нам нужна новая машина.
Кислота подступила к горлу. Вдоль дороги стояло домов двадцать. Шансы на то, что Паджетт выберет жилище Уоллесов, были невелики. Но все во мне кричало от ужаса.
«Успокойся, черт побери! — скомандовал голос у меня в голове. — Он не узнает, если ты ему не расскажешь. Так что, ради всего святого, остынь!»
«Ладно, — подумал я. — Ладно».
Я заговорил:
— Ты так и не сказал, что написал на стенах.
Паджетт хмыкнул.
— Ах да.
— И?
Он ухмыльнулся мне.
— Я написал: ГЕНРИ ПЛАКАЛ, КАК РЕБЕНОК.
Я чувствовал его взгляд, но не стал поднимать глаза, чтобы он не понял, насколько мне страшно.
Он наблюдал за мной.
— Что, парень, разве не спросишь меня?
— Спрошу о чем? — пробормотал я.
— О том, что я оставил в коридоре.
— Дай угадаю, — сказал я. — Его еще бьющееся сердце?
Паджетт молчал, пока я не посмотрел на него. Его взгляд был таким холодным, что пробрал меня до костей.
— Тогда оно уже остановилось, — сказал он.
Быстро подсчитав, я понял, что до Уоллесов осталось еще четыре дома. Дверь их гаража была закрыта, а сам дом не выглядел приветливее других.