— Анита говорит, что по меньшей мере три раза на дню звонит малышка по имени Пич и хочет с тобой поговорить.
На глаза наворачиваются слезы. Становится трудно дышать.
— Это моя сестренка, Пьер. Я тебе о ней рассказывал.
Прежняя доброта проступает на его лице. Он мягко замечает:
— Я помню, Уилл. Ты только о ней и говоришь.
Я вытираю слезы, но по щекам бегут новые. Пич пыталась до меня дозвониться. А я-то верил, что она меня позабыла, что она слишком маленькая, чтобы помнить старшего брата.
Пьер кладет руку мне на плечо.
— Все хорошо, Уилл.
Но это не так. Внутри вспыхивает гнев. Я вытираю мокрый нос ладонью.
— Давно ты об этом знаешь?
Пьер смущается.
— Честно?
Я смеряю его своим лучшим а-ты-как-думаешь взглядом.
Он вздыхает.
— Я знал, что она пыталась с тобой связаться. Но не представлял, как отчаянно. Когда Анита рассказала, что приедут федералы, чтобы с тобой побеседовать, я расспросил ее о твоем деле. Видишь ли, хоть она мне и племянница, мы редко разговариваем. Несколько лет назад я помог ей с работой, но она вышла замуж за этого неудачника... он действительно неудачник... и она знает, что я так думаю, и...
— Почему ты не сказал мне раньше?
Снова вздох.
— Наверное, должен был. Просто волновался, как ты это перенесешь. Ты здесь и никак это не исправишь. Зачем переживать из-за того, что нельзя изменить? Я подумал, что это сведет тебя с ума.
— Я схожу с ума, думая, что все обо мне забыли.
Пьер виновато на меня смотрит.
— Прости, ладно? Думаю, я ошибся.
Я глубоко вдыхаю.
— Что я должен делать?
— Просто намекни федералам на тайны. Пусть думают.
Мы молча идем по двору. Я перевариваю слова Пьера. Наконец говорю:
— Значит, я здесь застрял. И ничего нельзя сделать.
— Конечно, кое-что ты сделать можешь, — отвечает он, осекается, раздраженно вытирает ладонью рот. — Слушай, Уилл, я скажу тебе еще кое-что, но если ты проболтаешься... хоть немного, хоть кому-нибудь... у меня будут серьезные неприятности.
— Тебя уволят?
— Уволят? — переспрашивает он, подняв брови. — Это еще ладно. Признаюсь, мне не хочется терять пенсию за десять лет до увольнения. И жене это не понравится.
— Я не проболтаюсь.
Он долго на меня смотрит. До центра двора остается ярдов пятьдесят. Вроде далеко, но, поверьте, когда это все, что у тебя есть, так не кажется. Во дворе я словно в клетке. Убил бы за часок на равнине, а еще лучше — на бейсбольном поле. За глоток свежего воздуха.
Образно говоря, конечно.
Мы останавливаемся, Пьер задирает голову и некоторое время смотрит в небо. Я тоже. В вышине плывут большие кучевые облака, пышные и белые. Я почти не чувствую ветерка, но они мчатся по небу.
— Пьер? — говорю я.
Все еще глядя вверх, он спрашивает:
— Ты рассказал мне правду о них?
Сглатываю, прекрасно понимая, о ком он.
— А что?
— Ты говорил, они высокие и бледные. Очень худые.
— И сильные, — добавляю я. — Такая тварь может разорвать тебя пополам.
Он кивает.
— А крылья у них есть?
Я хмурюсь.
— Пьер, я не понимаю, о чем ты?
Он фыркает, словно смутившись. Качает головой.
— После той... как ты назвал случай в заповеднике... резни?.. кровавой бани?..
Я киваю.
— Было множество сообщений о тварях в том районе. В Шэйдленде. Мы на другой стороне округа, но слухи сюда добираются. — Пьер пожимает плечами. — Пара медсестер даже ездит на работу из Шэйдленда.
Я жду, в животе вьется червь страха.
— Некоторые сообщения, — говорит Пьер, — перекликаются с твоим рассказом. Высокие белые твари с зелеными глазами.
Хочется сглотнуть, но во рту сухо.
— Дети, — говорю я.
— Неважно. На мой взгляд, ужасное название для таких чудовищ.
— Не я его придумал.
Он оглядывается.
— Есть и другие сообщения. В них говорится о монстрах, не похожих на твоих. У них... — Осекшись, Пьер качает головой. — Это безумие. Не могу такой бред рассказывать...
— А ты попробуй, — отвечаю я.
Он смотрит в землю, потом говорит:
— Помнишь мою племянницу?
— Аниту? — уточняю я. — С мужем-придурком?
Он улыбается, немного расслабившись.
— Да. Она живет между Лафайетом и Шэйдлендом, ближе к Шэйдленду. Каждый день тратит сорок минут на дорогу: двадцать туда и двадцать обратно. Обычно она работает в дневную смену, но после того, что произошло... в Мирной Долине... у нескольких работников в Шэйдленде родственники, и ей пришлось работать сверхурочно, пока остальные утешали родных... или оплакивали их.
Я жду, гадая, к чему он клонит.
Пьер продолжает:
— Пару ночей назад у нее была вечерняя смена. Та, что заканчивается в полночь. Она ехала домой — у ее мужа есть ферма, они выращивают лам и альпак...
— Альпак?
— ...здоровых волосатых тварей. С длинными шеями, милых, когда смотришь со стороны. В общем, возвращается она в альпакалэнд и не особо следит за дорогой, потому что уже поздно, а она хочет доехать прежде, чем уснет. — Он медлит, трет лоб. — Тут начинается самое странное. Я ей не верю, она ведь хотела спать... наверное, ей привиделось...
Я пытаюсь скрыть нетерпение.
— Что случилось, Пьер?
— Она говорит, это чудище вылетело из леса. Но оно совсем не походило на тех монстров, о которых ты рассказывал. Оно... было черным, крылатым... как какая-то мифическая тварь. Анита сказала, у него были алые глаза. Они светились. Чудище перелетело дорогу наискосок, чиркнуло по крыше машины длинным хвостом и мощными лапами.
Я думаю о грубых рисунках в пещере Паджетта. О чернокрылых тварях с красными глазами. Совпадение слишком очевидное, чтобы его игнорировать.
— Но ты в это не веришь, — медленно говорю я.
Он безрадостно смеется.
— Не верил. Пока она не показала мне крышу машины.
Сердце сжимается у меня в груди.
— Что ты увидел?
— Царапины, — отвечает он. — Две борозды через крышу. Глубокие, в некоторых местах осталась металлическая стружка.
Пьер смеется снова, но в смехе нет ничего приятного.
— Ее муж слишком бесится, чтобы ее выслушать. Думает только о том, сколько альпак придется продать, чтобы накопить на новую крышу. Но Анита напугана. Думает, что, возможно, рассказы друзей из Шэйдленда — правда. — Пьер смотрит мне в глаза. — Думает, что, возможно, ты не сумасшедший.
— А ты как думаешь? — тихо спрашиваю я.
Он глядит на меня.
— Я никогда не говорил, что ты спятил, Уилл. Но, сам понимаешь, в твою историю трудно поверить.
Я вздыхаю, тру глаза.
— Зачем ты мне это рассказываешь? Ты говорил, что я могу кое-что сделать.
— Как это зачем? — спрашивает он. — Рассказываю, потому что в сообщениях тоже упоминали крылатых тварей. Если ты упомянешь их, без деталей, просто намекнешь — сможешь торговаться с властями.
— И выйти отсюда?
— Я об этом не думал, но кто знает?
Я молчу.
Пьер наблюдает за мной.
— Эй, Уилл.
Я поднимаю глаза.
— Есть еще кое-что, — говорит он. — Я оставил это под твоим матрасом пару минут назад. Пока ты ел ланч.
— Что?
Его лицо бесстрастно.
— Увидишь. Просто сделай так, чтобы никто об этом не узнал, ладно? Если кто-то это найдет, не выдавай меня. Понял?
Я киваю.
Мы возвращаемся. Мне требуется вся сила воли, чтобы не броситься бежать, когда мы оказываемся в моем коридоре. Но вот я в комнате, и дверь за мной заперта. Еще раз взглянув в окошко двери, я бегу к матрасу и поднимаю его.
Вижу конверт. Простой. Белый.
Хватаю его с пружин и рывком открываю.
Внутри письмо. Написано от руки, но разборчиво.
Дорогой Уилл, начинается оно,
Это письмо для меня пишет Дарси. Ты учил меня, но я пишу слишком медленно, и Дарси это бесит. Она моя сводная сестра. Ей пятнадцать, и она моя самая любимая. Всего нас у Уэстфоллов шесть (это фамилия семьи, с которой я живу), но разговариваю я только с Дарси. Бенни тоже милый, но он со мной одного возраста, и мы часто деремся. Они хорошие, но я не люблю их, как тебя.
Я скучаю по тебе, Уилл. Там, где ты сейчас, мне не разрешают с тобой говорить, а мистер и миссис Уэстфолл запретили мне звонить, хотя звонок местный. Я хочу, чтобы Дарси отвезла меня к тебе в больницу, но у нее нет прав, и она говорит, что Уэстфоллы ее убьют, если она возьмет их «мерседес» (ПРИВЕТ, УИЛЛ. ЭТО ДАРСИ. ПИЧ ГОВОРИТ ПРАВДУ. УЭСТФОЛЛЫ НЕ ПЛОХИЕ, НЕ КИНОШНЫЕ ЗЛОДЕИ, НО ОНИ К НАМ ВЕЖЛИВЫ, И ВСЕ. В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ ПРИЯТНО ПОЗНАКОМИТЬСЯ, ВОЗВРАЩАЮ ТЕБЯ СЕСТРЕ). Я сказала Дарси не писать ничего лишнего, но она ответила, что ты не будешь против. Как будто знала тебя.
Только Дарси зовет меня Пич. Остальные — София, и меня это бесит. Иногда я скучаю по маме, но не так сильно, как по тебе. По тебе я скучаю каждый день. С тех пор как меня не пускают к телефону, Дарси дает мне звонить со своего, но у нее телефон с минутами (ТРЭКФОН), и она говорит, что я все потрачу на звонки в больницу. И все равно разрешает. Я радуюсь просто оттого, что ты жив. А ты думаешь обо мне? Надеюсь, потому что я все время плачу и хочу, чтобы ты был со мной.
Мия посылает мне имейлы через Дарси, Барли тоже пишет. Кажется, он запал на Дарси (ПИЧ ВЫДУМЫВАЕТ. МЫ С НИМ ДАЖЕ НЕ ВСТРЕЧАЛИСЬ В РЕАЛЕ). Мия и Барли очень скучают по тебе и надеются, что вам разрешат увидеться. Я тоже хочу тебя видеть. Мне должны разрешить. Я твоя сестра! Это нечестно, Уилл. Они вообще тебя выпустят?
Дарси говорит, пора заканчивать (ИЗВИНИ). Мия и Барли хотят, чтобы ты знал: они в порядке, только им страшно. Пару недель назад в Шэйдленде случилось что-то очень плохое, и они думают, что скоро будет еще хуже. Я волнуюсь за них. А еще больше — за тебя. Хочу тебя крепко обнять, посмотреть с тобой кино, и чтобы ты покачал меня на бу-бух (ЧТО ЗА БУ-БУХ? ПИЧ СПРАШИВАЕТ О НЕМ УЭСТФОЛЛОВ, НО НИКТО НЕ ПОНИМАЕТ, ЧТО ЭТО).