Вскоре несколько больших ящериц соскользнули вниз по склону котловины; за ними неспешно спустились два мохнатых зверя, которые своими заострёнными мордами и пышными хвостами напоминали лазающих по деревьям ленивцев, — мне доводилось видеть их в Эсткарпе, только они были гораздо крупнее.
Следом появилась моя фея. Она сбежала по склону легко и проворно, тёмные волосы струились по её плечам. Только вот были ли они в самом деле тёмными? Уже через мгновение те же волосы виднелись мне рыжеватыми, а ещё через минуту — соломенными. На ней была голубовато-зелёная облегающая тело туника, с широким, унизанным изумрудными камешками поясом; на тонких запястьях обнажённых рук поблескивали браслеты с такими же камешками, а на ремне, перекинутом через плечо, покачивался золотой лук и колчан со стрелами.
Мне удалось разглядеть одеяние, но как ни старался, я не мог уловить черты её лица, и это меня раздражало.
— Кто ты? — спросил я напрямик, едва она склонилась надо мной.
Она засмеялась в ответ и коснулась рукой моей щеки, лба… У меня словно бы прояснилось зрение: я, наконец, увидел её лицо или, возможно, одно из множества лиц, но увидел ясно — черты больше не ускользали, не изменялись.
Женщин древней расы трудно спутать с другими: их отличает правильный овал лица, несколько заострённый подбородок, маленький рот, большие глаза. Всеми этими чертами была наделена склонившаяся надо мной фея. Помимо того, в ней угадывалось нечто особенное, что-то отличающее её от других людей. Она могла пленить любого мужчину.
Гвардейцы могут судить о женщинах, ибо не чураются их в отличие от фальконеров. Я тоже никогда не сторонился прекрасного пола, но, откровенно говоря, женщины древней расы несколько холодны. Возможно, это у них в крови, а может быть, их колдовские способности стали своеобразным барьером между ними и мужчинами. Во всяком случае, я не увлёкся серьёзно ни одной женщиной Эсткарпа, довольствуясь мимолётными встречами с ними. Совсем иное чувство пробудилось во мне при взгляде на незнакомку, склонившуюся надо мной. Я испытал волнение, доселе мне неведомое.
Рассмеявшись, она снова стала серьёзной и пристально посмотрела на меня.
— Скорее, это я должна спросить тебя — кто ты? — Она не боялась показаться неучтивой.
— Я Кайлан из рода Трегартов, выходец из Эсткарпа, — ответил я безо всякой обиды, чувствуя её власть над собой.
— И в свою очередь, хотел бы узнать твое имя.
— У меня много имён, Кайлан из рода Трегартов, выходец из Эсткарпа, — передразнила она меня.
Я не смутился.
— Назови хотя бы парочку.
— Ты, я вижу, за словом в карман не полезешь, — сказала она с иронией. — Может, я и назову себя — но попозже.
— Так и я ведь не всякому называю своё имя, — сказал я.
Её пальцы дрогнули, она слегка отстранилась от меня, и я испугался, что из-за этого черты её лица опять утратят чёткость, но этого не произошло.
— Я — Дагона, — сказала она. — А ещё меня зовут Моркантой — Хозяйкой Зелёного…
— Зелёного Безмолвия, — перебил я её и тут же спросил себя: — «Может всё это — сказка?» — Отнюдь. Передо мной была живая женщина, и я чувствовал успокаивающую прохладу, которая исходила от её рук.
— Значит, ты меня знаешь, Кайлан из рода Трегартов? — спросила она.
— Скорее, я знаю кое-какие легенды, — ответил я.
— Легенды? — переспросила она. — Легенда — это сказка, в которой есть доля истины, а я не считаю себя порождением чьей-то фантазии. Но скажи мне, храбрый воин, уверенный в том, будто Дагона всего лишь легенда, — что такое Эсткарп и где он.
— Это страна за горами на западе, — ответил я.
Она резко, будто обжёгшись, отдёрнула руку, и её лицо вновь поплыло у меня перед глазами.
— Неужто я такое чудовище? — спросил я.
— Как знать… — Она снова коснулась меня, и я увидел её отчётливо. — Нет, конечно же, нет, хотя я и не пойму пока, кто ты. Существующее-Само-По-Себе попыталось увлечь тебя кеплианом, но ты оказался крепким орешком. Ты воспротивился пленению необычным образом, что позволило мне уловить в тебе силу добра, а не зла. Однако, горы и то, что находится за ними, источают только зло — так говорят об этом наши легенды. Зачем ты пришёл сюда, Кайлан из рода Трегартов, выходец из Эсткарпа?
Я почему-то доверился ей полностью и ничего не захотел скрывать.
— Зачем? — повторил я. — В надежде найти здесь убежище.
— Отчего же ты бежал? — спросила она. — Чем навлёк ты на себя чей-то гнев?
— Тем, что не захотел быть таким, как все, — ответил я.
— Того же не захотели твои сестра и брат. — Она улыбнулась.
— Ты знаешь о Каттее и Кимоке? — удивился я. — Что с ними?
— Они выбрали свой путь, Кайлан. Твоя сестра прибавила нам хлопот. Мы не нуждаемся в колдуньях, они приносят стране лишь беды. Была бы она чуть постарше да поопытней, она не стала бы без нужды мутить воду в омуте. Пока что ей всё сходит с рук, но так не может продолжаться долго — во всяком случае здесь, в Эскоре.
— Я вижу, ты одна из Мудрейших, — проговорил я с такой уверенностью, как если бы обнаружил у неё на груди Колдовской Камень. Однако я понимал, что она по сути своей не имеет ничего общего с владычицами Эсткарпа.
— Мудрость бывает разной, как известно, — в голосе Дагоны прозвучала ирония. — Когда-то, очень давно, Путь Мудрости, которого придерживался древний народ Эскора, разветвился, и теперь в этой стране существуют разные представления о ней. Они сильно отличаются одно от другого исходными моментами, а значит, и тем, что привносят в жизнь. Но за долгие годы Зелёный народ сумел установить равновесие между добром и злом и научился его поддерживать. Всякое же чуждое колдовство, творимое даже с благой целью, способно только нарушить это равновесие и тем самым пробудить неведомые силы, всем на погибель. Твоя сестра этого не понимает. Она похожа на ребенка, который крутит прутиком в омуте, пуская рябь по воде, и не ведает о том, что дразнит этим дремлющее на дне чудовище. Однако… — Она замялась, выражение её лица изменилось, и я увидел в ней совсем юную девушку, вроде Каттеи. — Однако мы не можем запретить ей творить колдовство; мы только хотели бы, чтобы она занималась этим не здесь. — На её лице снова показалась улыбка.
— А теперь, Кайлан из рода Трегартов, давай освободимся от панциря.
Её рука легла на глиняную корку у меня над грудью. Ногтём большого пальца Дахаун прочертила на спёкшейся глине линию вдоль моего туловища. Такие же линии она прочертила на руках и ногах.
Сопровождавшие её звери тут же принялись соскребать глину вдоль этих линий и отламывать её по кусочкам. Они трудились проворно, и по их движениям было видно, что им не впервой заниматься таким делом. Дагона встала и направилась к покалеченному барсу. Она присела возле него и, разглядывая, как засохла на нём глина, поглаживала его по голове.
Несмотря на проворство её помощников, им понадобилось достаточно много времени, чтобы высвободить меня из саркофага. Наконец, я поднялся из углубления, которое в точности повторяло форму моего тела. Оно было цело, но сохранило на себе следы только что заживших ран.
— Смерть безвластна здесь, главное — попасть сюда, — сказала Дахаун.
— И как же я оказался здесь, моя госпожа? — спросил я.
— При содействии многих сил, храбрый воин, у которых ты теперь в долгу, — ответила Дагона.
— Я готов заплатить свой долг, — сказал я рассеяно, смущённый своей наготой.
— А я вынуждена его увеличить, — засмеялась она. — То, в чём ты сейчас нуждаешься, найдёшь там…
Она продолжала сидеть на корточках возле большой кошки, и только показала рукой в сторону откоса. Я метнулся вверх по склону, сопровождаемый парой ящериц.
Наверху росла трава — почти по колено, мягкая и сочная. Между двух валунов лежал узел, стянутый ремнём. Я развязал его и начал знакомиться со своим новым одеянием. Всё было завёрнуто в плащ зелёного цвета — одежда казалась сшитой из хорошо выделанной, мягкой кожи; на самом деле это был какой-то неизвестный мне материал. Сапоги с мягкой подошвой были пристёгнуты к штанинам, а на безрукавой куртке я не нашёл пуговиц — их заменяла большая металлическая бляшка на уровне живота, отделанная голубовато-зелёным камнем, вроде тех, что были на украшениях Дагоны. На пояс, как я понял, мне следовало повесить не меч, а металлическую трубку длиной в локоть и толщиной с палец — какое-то неведомое мне оружие.
Одеяние подошло мне так, будто было сшито специально для меня. Я чувствовал себя в нём очень свободно, как ни в одном из тех, в которые мне приходилось облачаться раньше. Вот только руки у меня то и дело тянулись к поясу, в безуспешной попытке нащупать старый добрый меч и самострел — оружие, к которому я привык.
Перекинув плащ через плечо, я пошёл обратно, на край котлована, который оказался гораздо шире, чем я предполагал. По всему его дну беспорядочно были разбросаны лужи с булькающей грязью, и в некоторых из них смирёхонько лежал какой-нибудь зверь, а то и птица.
Дагона всё ещё сидела возле барса, гладя его по голове. Но вот она обернулась и помахала мне рукой. Затем она поднялась наверх и, остановись шагах в пяти, окинула меня взглядом.
— Ну вот, Кайлан из рода Трегартов, теперь ты — зелёный, — сказала она.
— Зелёный? — переспросил я. Наконец я мог как следует разглядеть её, но так и не понял, какого цвета её волосы и глаза.
— Ну да, один из Зелёных Людей. — Она показала рукой на мой плащ. — Хотя сходство у тебя с ними только в наряде. Но и этого пока достаточно. — Она поднесла руку ко рту тыльной стороной, как делала Каттея, когда погружалась в волшебство, и вдруг издала громкий, чистый звук, подобный звучанию горна на высокой ноте.
Топот копыт заставил меня резко обернуться. Хотя разум и говорил мне, что можно не опасаться появления злосчастного жеребца, но всё же по спине пробежали мурашки.
Пара похожих на лошадей животных выскочила из рощи и устремилась к нам. Они легко бежали, держась вровень, и по мере их приближения я всё больше убеждался, что это не лошади. Они скорее напоминали антилоп, правда, были гораздо крупнее. Ни длинного, как у лошади, хвоста, ни гривы я не заметил, зато на голове у них красовался большой, плавно изогнутый вдо