Ратибор поневоле нахмурился. Темное чувство открывающейся под ногами бездны качнулось в нем.
– Он сказал, что я дрался? Когда?
– Когда сказал? Почти час назад, перед твоим приходом. – Девушка оглянулась. – Что, он ошибся?
– Нет, но… я думал, что ему сообщили о схватке по треку, однако он знал об этом еще до события… хомозавр!
Анастасия вздрогнула, побледнела.
– Ты… ты говоришь это… с ненавистью! После того что он сделал для тебя, для всех… Неужели вы так не терпите его? За что? За то, что он отличается от вас? За его силу, волю, риск, благородство, наконец? – Голос ее превратился в шепот, погас. – Ты хочешь, чтобы…
Ратибор покачал головой, снял мысленный контроль и на мгновение обрушил на голову девушки весь свой внутренний мир, все свои вопросы, мысли и чувства, запертые в душе, мучившие его и ждущие ответа. Настя снова вздрогнула, прислушалась, полузакрыв глаза, легкая краска вернулась на ее щеки.
– Извини, я была не права, – скороговоркой проговорила она, вскакивая и целуя Берестова в подбородок. – К тебе мои слова не относятся, хотя было время, когда и ты относился к нему…
– Было, – согласился Ратибор. – Но я – иное дело, вряд ли кто-нибудь еще знает его с других сторон, отсюда нелюбовь, неприязнь и даже страх. Забава призналась, что она его боится, «яко татя в нощи». Да и у меня иногда, честно признаться, появляется холодок жути. Ты знаешь, что он якшается с чужанами? Не говоря уже о серых призраках!
Настя не отвела взгляда.
– Знаю. Ну и что?
Ратибор пожал плечами.
– Его не зря прозвали хомозавром. И не делай страшные глаза, я не отношусь к лагерю тех, кто уже сейчас начинает шептать обвинения в его адрес, будто он во всем виноват наравне с Юнусовым и Железовским.
– Потому что он всегда участник, а не сторонний наблюдатель, он всегда в центре, а не с краю. – Настя забралась к Ратибору на колени, выключила стены, и в комнату ворвался солнечный день. – Таких любят не все, они всегда кому-нибудь мешают. Даже тебе.
Ратибор поцеловал ее в затылок, прижал к себе и спрятал лицо в ее волосах.
– Мне – нет. Кстати, я тоже не понимаю, почему он не вмешается в судьбу Конструктора на доступном ему уровне? Я не имею в виду Совет безопасности или ВКС, речь идет о серых призраках… и еще о ком-то, он недавно намекал.
– Он уже говорил вам… тебе тоже: Габриэль знает, чем все закончится, и знает, что делать. И будь уверен – делает.
Да уж, подумал Ратибор, вспоминая встречу с чужанином в доме проконсула и таинственную дверь в мир иной, намекавшую на прямую связь с родиной роидов.
– Но если он знает, что делать, почему не скажет об этом прямо? Всем!
– Значит, считает, что еще рано.
– Рано?! – Берестов так резко вздернул голову, что Анастасия вздрогнула. – Конструктор подходит к Юпитеру, остался один шаг до запретной зоны, один шаг до объявления войны, а ему рано?!
Настя успокаивающе погладила безопасника по щеке, передав мысленный образ рычащего тигра и укротителя рядом с блюдечком молока.
– Не сердись, но Габриэль действительно никогда не опаздывает, ты это знаешь не хуже меня. Если хочешь, поговори с ним, он пошел домой.
– И поговорю. – Ратибор не хотел успокаиваться, подогреваемый воображением и тем, что Настя продолжала защищать своего друга. – Пусть попробует промолчать!
– Какие мы грозные! А то что будет? – Настя не выдержала и засмеялась. – Ты перестанешь с ним общаться?
Улыбнулся и Ратибор, но тут же посерьезнел. Мягко пересадил Настю на диван рядом, вытянул вперед руки, и между ладонями засветился воздух. Облачко света сформировалось в седловидную поверхность и пролилось дождем искр на пол. У Насти заложило уши, как от резкого падения давления. Она покачала головой, вздохнула.
– Хиути, обычная разминка интрасенса. Ты котенок перед Габриэлем, Ратибор, и нет силы… – Она не договорила.
Над головой Ратибора проявилась корона розового сияния, и тотчас же воздух комнаты поплыл маревом, словно нагретый до высокой температуры, фигура безопасника заколебалась, волна искривления бесшумно обежала стены, пол, потолок, исказила очертания предметов в палате, что-то лопнуло со стеклянным звоном. В облаке света между ладонями Ратибора протаяла черная клякса, ударила тонкой струей в стену напротив, пронзила насквозь. Снова качнулись стены, и все исчезло. Ратибор опустил руки, слабо улыбнулся – Настя смотрела на него во все глаза, прошептала:
– Что это?
– Не знаю, – глухо ответил Ратибор. – Я обнаружил это случайно, задумавшись над связью с Конструктором. Прошло ощущение бездны и боли, а потом словно в голове лопнул сосудик, и я увидел Конструктора… на мгновение… Было такое ощущение, что он хочет что-то сказать.
Настя сжала горло рукой, глаза ее сделались большими и бездонными. Ратибор снова улыбнулся.
– Интересно, правда? Грехов сказал, что я, как и он, крестник Конструктора, а значит, тоже хомозавр. Это я к своему заявлению о котенке. Не расстраивайся. – Он бережно обнял девушку за плечи. – Последствия путешествия по внутреннему миру Конструктора будут сказываться еще долго, как сказал врач. Ну, мне пора. Выздоравливай поскорей.
Настя зажмурилась, поднимая лицо, и Ратибор поцеловал ее в раскрытые губы…
В холле клиники кто-то мысленно окликнул Ратибора, он оглянулся – Забава Боянова, издали похожая на девочку с длинной русой косой. Подошел, вежливо поклонился, ответил так же мысленно:
– Добрый день.
– Привет, Берестов, рада тебя видеть. Ты от Насти? Все некогда навестить, постоянно куда-то не успеваю. Как она там?
– В норме, сегодня выходит.
Разговор продолжался в пси-диапазоне, в темпе пулеметной очереди, весь вмещаясь в десяток секунд.
– Ну и слава богу! А у тебя что нового? «Свободная охота» закончилась? Куда теперь? К Аристарху или есть дела на Земле?
– Есть дела. – Ратибор вдруг неожиданно для себя признался, что ищет Грехова.
Лицо Бояновой застыло, губы затвердели, взгляд стал острым, пронизывающим.
– Зачем он тебе?
– Хочу задать несколько вопросов.
– Что ж, может быть, пора их задавать. Могу посоветовать, каких тем ты не должен касаться, ибо это может отразиться на твоем здоровье.
– Я кое-что умею тоже.
– Ты котенок перед ним, охотник, несмотря на рост и мускулатуру. Он шутит, что он хомозавр, но это так и есть. Этот экзосенс опасен, как… – Боянова поискала сравнение. – Как ураган, спрятанный в маковом зерне. Учти.
– Учту, – вежливо пообещал Ратибор. – Каких именно тем я не должен касаться в разговоре с ним?
– Первая – Настя. Он любит ее, оттого еще более одинок, ты не можешь этого не видеть. Вторая: как он относится к Конструктору. Грехов не сын его, а пасынок, и это ты учти тоже. И последняя тема: почему он иногда все-таки помогает нам, людям? Зачем это ему, если он и так знает, чем все закончится? Это страшный вопрос, Берестов, поразмысли сам – почему.
– Вы преувеличиваете.
Забава улыбнулась, выразив в улыбке сразу весь свой возраст и опыт.
– Хотела бы преувеличить. Мне пора, до связи, охотник, желаю тебе выжить.
Она повернулась и скользящим упругим шагом пересекла холл, скрылась за матово-прозрачными дверями «ракушки» лифта. Ратибор молча смотрел ей вслед, не трогаясь с места, чувствуя, как неприятно свело мышцы живота.
Пройдя парковую зону, соединяющую здание УАСС и клинику, он, не заходя в отдел, выслушал очередную сводку по Системе и нырнул в метро, вспоминая код кабины в доме Грехова.
Хозяин и в самом деле был дома. Он вышел из лаборатории в коридор, голый по пояс, весь перевитый мышцами, как только сработала автоматика метро, узнал гостя и без удивления кивнул на гостиную:
– Проходи, я сейчас.
Ратибор, чувствуя неловкость и странное колющее неудобство, будто в горле застряла рыбья кость, прошел в гостиную, отметил, что в ней ничего не прибавилось, и сел в кресло. Габриэль заявился через минуту, уже одетый в любимый летний костюм цвета маренго. Он не изменял привычкам, как и Ратибор, предпочитавший строго элегантные или спортивные костюмы. Атмосфера в комнате ощутимо сгустилась, напомнив облако, готовое пролиться дождем. На грани слышимости родился необычный звук, словно где-то далеко-далеко зазвенела готовая лопнуть струна. Наблюдавший за Ратибором Грехов с едва заметной иронией шевельнул уголком рта, продолжая молчать.
Ратибор с трудом преодолел приступ робости, вернее, внутреннего сопротивления собственной жажде истины, тем обвинениям, которые хотел предъявить проконсулу.
– Почему вы…
Грехов поднял руку, призывая его остановиться. Ратибор замолчал – рация принесла голос дежурного по отделу:
– Объявляется «джоггер» по системе Юпитера! Конструктор подходит к зоне прямого влияния. Все транспортные трассы Системы с этого момента закрыты. Полеты внутри зоны разрешены только погранфлоту с кодовым опознаванием. Повторяю…
– Не возражаешь, если мы посмотрим этот спектакль? – Грехов щелкнул пальцами, и стена гостиной с нишами, в которых стояли сувениры, превратилась в виом.
Ратибора покоробило слово «спектакль», но он сдержался, проговорив:
– Если вы не торопитесь…
Свет в комнате погас – окна перестали быть прозрачными, и в глубине виома проступило изображение системы гигантской планеты со всеми ее спутниками.
Сначала Ратибор подумал, что это цветная схема, потом пригляделся и с недоумением поднял бровь. Ракурс видеопередачи был, конечно, необычен, но главное – каждая планета, даже из числа самых маленьких спутников, была видна исключительно отчетливо, будто находилась рядом, на расстоянии прямого визуального наблюдения. И в то же время было понятно, что передача ведется с одной камеры, а не от сотни видеокамер, направленных каждая на свой объект; изображение не было синтезированным, хотя для того, чтобы так показать всю систему Юпитера, необходима была обработка изображения с введением логарифмического масштаба.
Ратибор невольно посмотрел на Грехова, волосы которого слегка светились в темноте, и тот, не поворачивая головы, сухо бросил: